Михаил Голденков - Империя. Собирание земель русских Страница 7

Аналогичный мере процесс произошел с летописными мещерой и муромой. Сейчас все спорят, какая Русь была изначальной: Киевская, Новгородская, а может та, что началась еще в Старой Ладоге с легендарного Рюрика. Да, Русь Рюрика была первой на территории современной России (Полабская Русь, откуда приплыл Рюрик Людбрандссон, была еще раньше). Но если уж на то пошло, изначальной для именно современных россиян является Мерянская Русь, но правильней просто Мерянская страна. Ведь первые столичные города Московского Улуса (позже княжества) Золотой Орды: Сар, Сужбал (будущий Суздаль), Ростов Великий и Владимир — располагались на мерянских землях и зарождались на мерянском этническом субстрате.

Мордвины — русские богатыри

В 1655 г. войска царя Алексея Михайловича захватили почти всю Беларусь (Литву) и 3 июля вторглись в город Минск. После кровопролитных боев город был оставлен беларускими войсками. Московитяне стали пытаться восстановить разрушенный ими же город, но… не хватало сил. А те ратные люди, что находились в самом городе, по словам минского попа Ивана, «все татары да мордва, русского не знают»…

Мордовия ХVII в. в отличие от современной, сократившейся более, чем на половину, доходила до Тулы, о чем и говорят национальные костюмы Тулы — чисто мордовские. Мордвины отличались ростом, силой, отменным здоровьем. На это, конечно же, сразу обратили внимание московские цари, особенно Екатерина Великая, предпочитавшая набирать в гренадеры, гвардию и пехоту рослых голубоглазых парней с косой саженью в плечах.

Вот что писал о мордвинах в 1611 г. французский наемник Жак Маржерет, проведший десять лет в Московии (1600 - 1610 гг.):

«Они не знают, что такое врач, разве только их император и некоторые главные вельможи. Они даже считают нечистым многое из того, что используется в медицине, среди прочего неохотно принимают пилюли; что касается промывательных средств, то они их ненавидят, как и мускус, цибет и тому подобное. Но если простолюдины заболевают, они берут обычно водки на хороший глоток и засыпают туда заряд аркебузного пороха или же головку толченого чеснока, размешивают это, выпивают и тотчас идут в парильню, столь жаркую, что почти невозможно вытерпеть, и остаются там, пока не попотеют час или два, и так поступают при всякой болезни».

Адам Олеарий, немецкий ученый, побывавший в Московии в 1634 г. также отмечал отменное здоровье местного населения (понятно, что финского):

«В Московии вообще народ здоровый и долговечный. Недомогает он редко, и если приходится кому слечь в постель, то среди простого народа лучшими лекарствами, даже в случае лихорадки с жаром, являются водка и чеснок».

 Современные российские исследователи финского племени мещера отмечают, что подобное отношение к медицине, конечно же, было и в мещерском крае (современная Московская область), методы лечения тоже были похожими.

При отсутствии какого бы то ни было намека на медиков, полнейшую антисанитарию и множество эпидемий большинство детей мордвы умирало в самом раннем возрасте, но закон естественного отбора приводил к тому, что выживали самые здоровые, которые тоже давали здоровое поколение.

Адам Олеарий:

 «Я с удивлением наблюдал, как русские и финские мальчишки лет 8, 9 или 10 в тонких простых холщовых кафтанах, босоногие, точно гуси, с полчаса ходили и стояли на снегу, как будто не замечая нестерпимого мороза»…

Естественно, что за русских Олеарий принимал все тех же финских мальчишек, но православных, либо говоривших на русском языке.

Это же подтверждает еще одно наблюдение Ж. Маржерета, касающееся здоровья мордвин:

 «Среди них много людей пожилых, восьмидесяти-, сто- либо стодвадцатилетних. Только в этом возрасте они подвержены болезням».

Известный казанский антрополог Н. М. Малиев (1878 г.) констатировал, что мордва известна своим физическим дородством и отличается от других племен крепостью телосложения:

«Мордовские волости представляют рекрут, принимаемых без браковки, и при смешанном населении мордвины идут взамен русских и в особенности чуваш. Многие из мордовских новобранцев по своему росту и крепости телосложения зачисляются в гвардию. Между мордвою встречаются 100-летние старики, еще полностью бодрые, что в состоянии работать легкую работу. «Еще двое лаптей в день сплетет», — с гордостью говорят о них односельчане»».

Исследователь быта мордвы В. Н. Майнов (1883 г.) тоже приводит немало свидетельств о мокшанских (моксельских) и эрзянских долгожителях:

«В 16 различных пунктах мы отмечали 22 старика и старуху по 80 с лишком лет, 11 лиц обоего пола, достигших 90 лет, и 4 лица, заведомо имевших более 100 лет от роду, причем одному старику было 122 года».

О хорошем физическом здоровье мордвы писал и П. И. Мельников-Печерский:

«По большей части народ крупный, здоровый, с открытым и чистым лицом, смелым взглядом, со свободными и непринужденными движениями»…

В сексуальном плане мордва была более раскрепощена, чем русские, и не боялась доставить себе «райское наслаждение». Чувственность и гусарские похождения «налево» не считались смертным грехом. Даже в браке далеко не всегда соблюдалась супружеская верность.

«Грешат и мужики, которые уходят на промыслы, грешат и бабы, остающиеся на долгое время одни. И никто из них особенно не обижается, когда узнает об изменах, как говорится, «на то и поле, чтобы его пахали».

Обычно жена пожурит завертевшегося мужа, и все снова войдет в обычную колею. А мужик на такой факт, как загул благоверной, вообще не обращал никакого внимания, если она не приносила в дом ребенка со стороны. При этом оба они не подвергались общественному презрению, если дело, конечно, не шло о бесстыдном разврате. Но такие случаи никогда не выходили за стены дома, так как мордва трепетно относилась к своей личной жизни. О своей сексуальной свободе мордовский народ пел на посиделках:

Я пошел по мокшанской дороге,Нашел мокшанскую девушку:Рубашка ее разорвана,Сиськи наружу.За сиськи я ее поймал,Под берег я ее повел…

Когда любовное дело заканчивалось свадьбой, родители жениха доставали свои денежные запасы, отложенные на черный день, и закатывали пир горой. В зависимости от платежеспособности семьи торжества длились от недели до месяца, и селение еще долго не успокаивалось после справленной в нем свадьбы. Зачастую такие мероприятия служили причиной резкого всплеска рождаемости. Главными действующими лицами на свадьбе кроме брачующихся и родителей, были сваха и дружок жениха, на которых лежала обязанность соблюсти все необходимые традиции.

Женщина в мордовской семье имела больше прав, чем в русской. Она пользовалась большим влиянием на мужа, и обычно тот всегда советовался с ней по важным вопросам. По всей видимости это являлось отголосками матриархата, который древний финский народ сохранил, как сохранили вепсы и чудь имена древних богов Валаама и Лады. Русских поговорок, уничижительных для женщин, типа «курица не птица, баба не человек», «баба с возу — мужику легче» и прочих — у мордвы не было. Напротив, в ее быту ходили пословицы: «Муж говорит, жена думает» или «Не верь мужу, спроси у жены».

Бить хозяйку дома тоже было не принято. Мало того, такие мужья презирались за то, что не смогли ужиться с супругой. «Обходись с соседом рублем, а с женой лаской», — поучали своих сыновей мокша. Даже в случае измены благоверной кулачная расправа допускалась лишь на месте преступления: «Поздно телку бить, если дал быку залезть». А когда жена не слушается мужа, виноват он сам, так как не сумел заставить ее уважать свое слово и желание. «И собаку приманишь, и кошку, а вот бабу — труднее всего», — считали эрзя, но, по их мнению, эта трудная задача выполнима, если окружить женщину любовью и лаской.

Иные народные старинные мордовские традиции и песни раскрывают нам суть московитской религии XVI-XVII вв., когда под влиянием религии Орды ― ислама, так называемое греческое православие Москвы мало чем отличалось от того же ислама. Мордовия, занимая центральные и южные земли Московии, как зеркало отражала ту культуру в которой пребывала Московия тех лет. В эпоху Золотой Орды мордва и родственная ей эрзя, как и все московиты, переняли у татар магометанство и соответственно традицию заводить столько жен, сколько позволял достаток мужа. Свидетельства о полигамии сохранились в мордовском фольклоре. Так, в одной из песен говорится об очень богатом эрзянине, имевшем «семь взятых жен» и «семеро детей-мальчиков». По нескольку жен имели обычно люди состоятельные, представители господствующего класса — князья, мурзы. В одной мордовской древней песне поется: