Фрэнсис Гарт - Кресси Страница 7

Учитель продолжал путь, не очень довольный собой. Он не раскаивался, что занял место Кресси в качестве поставщика смертоносного оружия воюющим сторонам, хотя и понимал, что тем самым он оказался замешанным в чужую ссору, и совершенно напрасно. Ведь дети Харрисонов действительно ходят в школу, и этот поступок, продиктованный простой вежливостью, теперь, когда страсти противников так разыгрались, мог быть истолкован самым неприятным образом. Но ему гораздо досаднее было, что разговор с миссис Маккинстри оказался совершенно бесплодным. Странные взаимоотношения между матерью и дочерью могли, очевидно, многое объяснить в характере девушки, но не сулили никакой надежды на его исправление. Окажется ли отец, человек, который "сейчас болеет за скотину", человек, привыкший разрубать гордиев узел охотничьим ножом, более доступен здравому смыслу? Может ли статься, что с отцом дочь ближе, чем с матерью? Но она сказала, что они с Маккинстри встретятся на вырубке. И в самом деле - вон он скачет галопом.

ГЛАВА III

В десяти шагах от учителя, почти не осаживая мустанга, Маккинстри спрыгнул на землю и, хлестнув коня по крупу своей риатой, пустил во весь опор одного к видневшемуся под горой ранчо. А сам, глубоко засунув руки в карманы широкой полотняной куртки, медленно зашагал, позвякивая шпорами, навстречу молодому человеку. Это был коренастый, невысокого роста мужчина, густо обросший рыжей бородой, со светло-голубыми, в тяжелых веках глазами, которые один раз устало, с дремотной болью взглянули на учителя, а затем все время смотрели куда-то в сторону.

- Ваша жена хотела послать вам навстречу Кресси с ружьем, - сказал учитель, - но я вызвался передать его сам, так как считаю такое поручение едва ли подходящим для молодой девицы. Вот, пожалуйста. Надеюсь, у вас не было в нем нужды и теперь не будет, - добавил он ровным голосом.

Мистер Маккинстри взял дробовик одной рукой, недоуменно вздернув брови, и вскинул на плечо, затем той же рукой, не вынимая второй руки из кармана, снял с головы фетровую шляпу и показал учителю дыру от пули, лениво проговорив:

- Опоздало на полчаса, да только эти Харрисоны не подозревали, что я без дробовика, и со страху не могли прицелиться толком.

Обстоятельства явно не благоприятствовали разговору, но учитель решил не отступаться. Он замялся, не зная, с чего начать, и в это время его флегматичный собеседник, по-своему тоже слегка смущенный, в рассеянности вытащил из кармана правую руку, кое-как обмотанную окровавленной повязкой, и машинально попробовал поскрести в затылке онемевшими пальцами.

- Вы... вы ранены, - потрясенный, сказал учитель, - а я вас тут задерживаю...

- Я как раз руку поднял, вот так, - медлительно пояснил Маккинстри, и пуля оторвала мне мизинец, как прошла через шляпу. Но я не для этого вас остановил. Я, правда, не совсем еще успокоился, - извинился он совершенно спокойно, - себя не помню, - пояснил он с полным самообладанием. - Я думал спросить вас, - он дружески положил окровавленную руку на плечо учителю, Кресси-то была нынче в школе?

- Была, - ответил учитель. - Но, может быть, мне проводить вас до дому? Мы могли бы поговорить, когда вашу рану промоют и забинтуют.

- И как - правда, красавица? - продолжал мистер Маккинстри, не двигаясь с места.

- Безусловно.

- И верно, хороши эти ее новые платья?

- Да, - сказал учитель. - Возможно, даже слишком хороши для школы, знаете ли, - прибавил он нерешительно, - и...

- Для кого-нибудь, может, и слишком, но не для нее, - перебил Маккинстри. - У нее их будет сколько угодно! Уж вы не сомневайтесь, у Хайрама Маккинстри она будет ходить во всем что ни на есть самом лучшем.

Мистер Форд безнадежно поглядел на уродливое ранчо под горой, на небо над головой, на тропу под ногами; потом его взгляд упал на забинтованную руку, все еще лежавшую у него на плече, и он сделал последнее усилие:

- Как-нибудь в другой раз я хотел бы обстоятельно побеседовать с вами о вашей дочери, мистер Маккинстри.

- Говорите сейчас, - сказал Маккинстри, беря его под руку раненой рукой. - Мне вас слушать - одно удовольствие. Вы человек спокойный, и мне от вас вроде бы передается спокой.

Тем не менее учитель ощутил, что рука его собеседника гораздо тверже его собственной. Впрочем, отступать было уже поздно, и он как можно тактичнее изложил Маккинстри то, ради чего пришел. Обращаясь вбок к окровавленной повязке, он говорил о прежнем поведении Кресси в школе, о том, что это может повториться, о необходимости придать ее положению в школе полную ясность и, может быть, даже определить ее в другую школу, для более взрослых учениц, под опеку более опытного педагога-женщины.

- Все это я хотел объяснить сегодня миссис Маккинстри, - заключил он, - но она адресовала меня к вам.

- Верно, верно, - кивнул Маккинстри. - Она женщина хорошая, в хозяйстве там, и на ранчо, и во всяком таком деле, - он неопределенно махнул раненой рукой, - лучше ее не найдешь, хоть, может, и не пристало собственную жену хвалить. Она дочь старого Блэра Ролинса: она да ее брат Клэй только и остались в живых, как они там двадцать лет провоевали с Макентисами в Кентукки. Но вот в девочках она не разбирается, как, скажем, мы с вами. Я, конечно, и сам не бог весть что, спокою мне не хватает в характере. Но старуха это все точно сказала: помолвка Кресси не ее рук дело. Это точно. Да уж если на то пошло, и не мое это дело, и не Сета Дэвиса, и не Кресси. - Он помолчал и, во второй раз подняв на учителя свои припухшие глаза, задумчиво сказал: - Вы уж не сочтите за обиду, но скажу вам как мужчина мужчине, знаете ли, что единственно, из-за кого эта помолвка затеялась, а потом расстроилась, это из-за вас.

- Из-за меня? - отпрянув, в полной растерянности переспросил учитель.

- Из-за вас, - мирно повторил Маккинстри, снова беря его под руку. Конечно, вы и сами того не ведали. Но вы. Хотите меня послушать и прогуляться еще немного, я вам объясню, что и как. Я не против пройти чуть-чуть в вашу сторону, потому что если мы станем спускаться к ранчо, собаки меня учуют и подымут лай, старуха тут же и выскочит, и тогда прощай разговор по душам и с глазу на глаз. Да и спокойней мне здесь.

Он медленно пошел по тропе, все еще доверительно держа Форда под руку, так что казалось, будто своей раненой рукой он не опирается, а ведет и поддерживает учителя.

- Когда вы приехали в Индейцев Ключ, - начал он, - Сет и Кресси просто ходили в школу - и все. Знали друг друга с колыбели; Дэвисы жили возле нас в Кентукки, и сюда мы вместе приехали из Сент-Джо. Мог бы он со временем ей приглянуться, а она - ему, могли бы и пожениться, если бы охота пришла, между нашими семьями ничего не стоит, что бы им помешало. Но ни о чем таком и речи пока не было, никакой помолвки, никакого сговора.

- Но мой предшественник, мистер Мартин, - поспешил перебить его учитель, - определенно говорил мне, что они жених и невеста, и притом с вашего согласия!

- Это все получилось просто потому, что вы обратили на них внимание в первый день, как пришли с Мартином осматривать школу. Кресси мне тогда говорит. "Па, - говорит она, - этот новый учитель, знаешь, какой умный, все замечает, и на меня с Сетом так глядит, что ты уж лучше объяви, что мы помолвлены". "А разве ты с ним помолвилась?" - говорю. А она мне: "Все равно этим кончится. И раз этот учитель приехал к нам с Севера со своими понятиями, как и что полагается в обществе, надо ему показать, что и у нас в Индейцевом Ключе не медведи живут". Ну, я и согласился, вот Мартин и сказал вам, что все в порядке, они помолвлены и вам не о чем беспокоиться. А вы тут вдруг возьми и на дыбы, что, мол, не можете такого позволить, что ухаживать в школе нельзя, даже если объявлена помолвка.

Учитель с опаской посмотрел в лицо отцу Кресси. Оно было сосредоточенно, но бесстрастно.

- Теперь дело прошлое, можно вам рассказать. Моя беда, мистер Форд, что я человек неспокойный; вы вот человек спокойный, тут я против вас ничего не могу. Я тогда как узнал, что вы сказали, сразу вскочил на мустанга - и галопом в школу. Решил: дам пять минут на сборы - и чтоб духу вашего не было в Индейцевом Ключе. Вы вот не знаю, помните ли тот день. Я рассчитал встретить вас, как вы из школы будете выходить, да рановато подъехал. Покрутился поблизости, потом привязал коня, подошел и в окно этак осторожно заглянул, рассмотреть вас хотел хорошенько. А там тихо так, спокойно. По крыше белки скачут, шмели да пчелы гудят, и все такое сонное вокруг, а наверху сойки стрекочут, будто меня и нет рядом. А вы ходите среди этих девчушек и мальчуганов, с одним поговорите, другому что покажете, и все так тихо, мирно, будто вы и сами такой, как они. И им тоже так хорошо, покойно. Один раз - вы-то, может, и не помните - вы к окну подошли, руки за спиной и глядите так спокойно и вроде бы далеко куда-то, будто все, кроме школы, бог весть в какой дали от вас. Тут мне и подумалось: вот бы старухе моей на вас посмотреть. Подумалось мне, мистер Форд, что мне у вас там совсем не место, и еще подумалось - и вроде бы обидно так стало, - что и для Кресси моей нету места в вашей школе. Ну, и ускакал я оттуда, никого не потревожил, ни вас, ни белок с птицами. А вечером рассказываю Кресси, а она говорит, что у вас этак в школе каждый день и что с ней вы как со всеми, по-хорошему. Мы и уговорились, что она поедет в Сакраменто, накупит, что там положено к свадьбе, и поженятся они с Сетом через месяц, а вас и школу вашу больше уже не побеспокоят. Нет, вы погодите мистер Форд, покуда я не кончу, - добавил он, когда учитель сделал протестующий жест. - Ну вот, дал я согласие. Но она пожила в Сакраменто, накупила всего, а потом пишет письмо, что, мол, обдумала еще раз это дело и рассудила, что они с Сетом пока молоды жениться, так что лучше помолвку расторгнуть. Вот я ее и расторг.