Howck Black - История жизни Черного Ястреба, рассказанная им самим Страница 7

Затем мне представили нового военного вождя Ке-о-кука (Ке-о-кук (1780-1848), Тот-Кто-Побывал-Всюду - вождь сауков, поднявшийся к власти благодаря личным достоинствам. Постоянно выступал соперником Черного Ястреба, будучи главой "мирной фракции" в племени. Ке-о-кук последовательно стоял за сотрудничество с американцами.). Я спросил, как он стал вождем. Мне рассказали, что незадолго до нашего прихода разведчики донесли, что к Пеории движется большое войско. Возникли опасения, что солдаты нападут на нашу деревню. На совете, собранном по этому случаю, было решено оставить деревню и перебраться на западный берег Миссисипи. Во время заседания совета Ке-о-кук стоял у входа в вигвам - ему не разрешалось присутствовать на советах, так как он не убил еще ни одного врага. Когда из вигвама вышел Ва-ко-ме, Ке-о-кук сказал ему, что он слышал все, что было решено на совете, и просит разрешения войти и говорить. Ва-ко-ме возвратился в вигвам и передал совету просьбу Ке-о-кука. Совет позволил ему войти и Ке-о-кук обратился к вождям с такой речью: "С горечью я узнал, что вы решили оставить деревню и перейти на другой берег Миссисипи только из-за того, что сюда движутся американцы. Неужели вы оставите врагу могилы своих предков, даже не попытавшись защитить их? Дайте мне под начало ваших воинов. Я сумею защитить нашу деревню и вы сможете спать спокойно".

Совет порешил, что Ке-о-кук будет военным вождем. Выслав вперед разведчиков, он вышел из деревни во главе отряда и отправился по тропе, ведущей в Пеорию. Вскоре они вернулись, так и не увидев врага. Американцы не пришли в нашу деревню. Все были очень довольны назначением Ке-о-кука. Он вел себя весьма осмотрительно, опасаясь вызвать недовольство в народе. Вот как случилось, что Ке-о-кук стал вождем.

Удовлетворившись услышанным, я отправился к жене и детям. Все у них было в порядке, мальчики мои подрастали. У индейцев не принято много говорить о женщинах. Они обычно с готовностью исполняют все свои обязанности и никогда не вмешиваются в дела мужчин. Это моя первая и последняя жена и никогда не будет у меня другой! Она хорошая женщина и растит из моих мальчиков настоящих воинов. Казалось бы, настало время обрести покой и утешение под родным кровом, но нет, я ведь поклялся отомстить за смерть своего приемного сына.

Без проволочек собрал я отряд в тридцать воинов и объяснил им цель нашего похода: отомстить за смерть моего приемного сына, зверски убитого белыми. Я рассказал им о клятве, данной мной его отцу, заметив, что это были последние слова, которые он слышал в своей жизни. Воины выразили готовность идти со мной и мы отплыли на каноэ вниз по Миссисипи. Добравшись до форта Мэдисон, мы увидели, что он сожжен и покинут белыми: на его месте торчали одни трубы. Мы были рады, что бледнолицые покинули наши места. Спустившись еще ниже по реке, я высадился на берег с одним из моих воинов неподалеку от Кап-о-Гри. Остальные направились к устью реки Квивер. Я поспешил по тропе, которая вела от устья Квивера к форту, и вскоре услышал перестрелку. Мы с моим воином укрылись в стороне от тропы. Прошло совсем немного времени и на дороге показалась лошадь с двумя всадниками, во весь опор мчавшимися от места перестрелки. Когда они приблизились. мы выстрелили. Лошадь взвилась на дыбы и оба всадника упали. Мы бросились к ним, но один вскочил и побежал прочь. Я стал преследовать его и вскоре почти нагнал, когда он перебирался через кучу недавно обтесанных кольев. Тогда он схватил кол и бросил в меня. При этом он обернулся и я тотчас узнал его! Он приходил в деревню Кваш-ква-ме, чтобы научить наших людей пахать землю. Мы считали его хорошим человеком. Поэтому я решил не убивать и не преследовать его больше. Вернувшись назад, я увидел своего воина со скальпом в руках. Он сказал мне, что убил второго всадника. Однако не успели мы отойти, как увидали человека, которого считали убитым, - он шел по дороге, шатаясь, как пьяный, и обливаясь кровью. Это было ужасное зрелище. Я велел своему товарищу убить его и тем самым избавить от мучений. Жутко было смотреть на него. Пройдя вперед, я вдруг услышал шум в кустах и увидел двух притаившихся там мальчиков. Вспомнив о своих собственных детях, я прошел мимо, как бы не замечая их. Здесь меня догнал мой товарищ и скоро мы повстречали свой отряд. Я предупредил людей, что вот-вот за нами начнется погоня, и приказал следовать за мной. Мы пересекли ручей и укрылись в лесу.

Прошло совсем немного времени и мы увидели конный отряд, несущийся на нас во весь опор. Я взял на прицел того, кто его возглавлял. Раздался выстрел, и всадник замертво упал с лошади. Мои люди открыли огонь, но без видимого успеха. Противник стремительно приближался, не давая нам возможности перезарядить ружья. Солдаты окружили нас и вынудили отступить на дно глубокого оврага, поросшего кустарником. Зарядив ружья, мы ждали приближения врага. Солдаты показались на краю оврага и обстреляли нас, убив одного из моих воинов. Мы ответили им ружейным залпом и один из нападавших был настигнут пулей. Мы вновь зарядили ружья и стали копать укрытия на склоне оврага, не спуская глаз с наших врагов и ожидая, когда они обрушат на нас все свои силы. Некоторые из моих воинов затянули песню смерти. Я услышал, как белые переговариваются между собой, и призвал их вступить в схватку. Положение наше было не из лучших и мне хотелось, чтобы дело поскорее шло к развязке. Скоро послышались удары и треск срубаемых кустов. Я никак не мог взять в толк, что они собираются делать. Однако вскоре на краю оврага появилась пушка и пальнула вниз, не причинив нам никакого вреда. Я еще раз прокричал солдатам, что, если они не трусы, то должны спуститься в овраг и сразиться с нами. Но к вечеру они сняли осаду и вернулись в форт. Со мной в этой ловушке оказалось восемнадцать воинов. Когда мы выбрались оттуда, то на краю оврага обнаружили убитого солдата. Бледнолицые не забрали его, опасаясь нашего огня. Мы сняли с него скальп и положили на него нашего убитого воина. Нельзя было устроить для воина лучшего погребения, чем на теле убитого врага!

Мы выполнили свою миссию и могли отправляться домой. Обратно мы шли пешком - возвращаться в каноэ было небезопасно. Свою жену и детей с большей частью племени я нашел в устье Айовы. Теперь я был намерен оставаться с семьей, занимаясь охотой и воздавая хвалу Великому Духу за то, что он сохранил мне жизнь.

Свою охотничью стоянку я разбил на реке Инглиш (приток Айовы). Зимой к нам с Иллинойса пришел отряд поттоватоми и среди них Уош-е-оун, старик, некогда живший в нашей деревне. Он рассказал нам, что осенью американцы построили форт в Пеории и не разрешили поттоватоми охотиться на Сонгомо, чем те были весьма обескуражены. Гомо вернулся от англичан и принес весть об их поражении у Молдена. Он решил больше не воевать и отправился к американскому военачальнику с флагом, заявив, что хочет мира для своего народа. Американский военачальник дал ему бумагу к командиру форта в Пеории и Уош-е-оун ходил туда вместе с Гомо. Было решено, что поттоватоми больше не будут воевать с американцами, и два их вождя в сопровождении восьми воинов и пяти американцев отправились в Сент-Луис, чтобы утвердить это мирное соглашение. По словам Уош-е-оуна, это было известие, радостное для всех, - ведь теперь они свободно могли отправляться в места охоты.

"Вот я, - заявил он, - никогда и не хотел этой войны. Прежде американцы никогда не убивали наших людей и не вторгались в наши охотничьи угодья. Я решил, что никогда более не причиню им вреда!"

Я ничего не ответил на эти речи - мой собеседник был очень стар и рассуждал, как ребенок.

В честь поттоватоми мы устроили праздник. Я подарил Уош-е-оуну хорошего коня, мои воины сделали то же самое для каждого из отряда поттоватоми и на прощание те пожелали, чтобы и мы заключили мир с американцами. Этого мы им не обещали, но дали слово, что не будем нападать на мирные поселения.

Спустя короткое время после отъезда поттоватоми, к нам из Мирного лагеря на Миссури пожаловало тридцать воинов, принадлежащих к нашему племени. Они показали пять скальпов, снятых ими на Миссури, и исполнили на них пляску, к которой мы охотно присоединились. С интересом выслушали мы обстоятельства, при которых они сняли эти скальпы, а затем показали им те два, которые мы добыли на Квивере, и рассказали, чего нам стоило их заполучить, и что побудило нас к этому.

Потом они дали нам подробный отчет обо всем, что происходило у них, и сообщили сколько убитых на счету у их отряда. Это далеко превосходило число убитых нашими воинами, когда они сражались на стороне англичан. Отряд этот собирался примкнуть к англичанам. Я посоветовал соплеменникам вернуться к мирным занятиям и передал то, что мы узнали от поттоватоми. Они вернулись на Миссури и с ними отправились те наши воины, чьи семьи находились в мирном лагере.

Весной, когда закончилась варка сахара (варка сахара - добывание и переработка кленового сахара выли важными сезонными занятиями многих алгонкинских племен.), я посетил деревню фоксов неподалеку от свинцовых копей. Они не участвовали в войне и не оплакивали убитых. Я провел там несколько дней, принимая участие в их празднествах и плясках. Затем отправился в деревню поттоватоми на реке Иллинойс и там узнал, что Са-на-ту-ва и Та-та-пак-ки находятся сейчас в Сент-Луисе. Гомо сказал мне, что поттоватоми заключили мир с американцами и семь воинов его отряда остались у американского военачальника, чтобы мир был прочнее. Он также сообщил мне, что Уош-е-оун был убит. Старик отправился в форт, чтобы обменять немного дичи на табак, трубки и провизию. Получив табак и муку, он на закате вышел из форта, но не успел пройти и нескольких шагов, как был застрелен офицером, притаившимся у дороги. Труп его был утоплен в озере, где впоследствии Гомо и нашел его. Чтобы не нарушать заключенного мира, ему пришлось отдать родственникам старика свое ружье и двух лошадей. Только тогда они согласились не мстить за его смерть.