Александр Шубин - Свобода в СССР Страница 7

Самостоятельные студенческие кружки по изучению классиков марксизма считались хоть и отрицательным, но ненаказуемым явлением – недоработкой структур, которые должны были руководить политической учебой[36]. А ведь такое самообразование вело прямиком к оппозиционным выводам – слишком велико было различие советской реальности и коммунистических идеалов.

Центром этой активности стала Москва и прежде всего – университет. В это время в МГУ возникло сразу несколько неформальных политических кружков – на журфаке, истфаке и философском факультете. Направление их идейного поиска не отличалось оригинальностью и в целом соответствовало проблемам, которые поднимались в анонимных вопросах и смелыми коммунистами на партсобраниях. Достаточно было приступить к поиску социальных причин «культа личности», и вставал вопрос о существовании в СССР бюрократической диктатуры. Раз в стране есть классовая диктатура, необходимо искать средства борьбы с ней. Нужно найти причины бюрократического перерождения революции и коммунистического движения, найти средства предотвращения этого перерождения, выработать программу демократического социализма. Направление идейного поиска предопределялось работами Маркса и Ленина, стремлением распространить демократию как можно шире, в том числе на производство. Отсюда – внимание к идеям самоуправления и к югославскому опыту. Не сговариваясь, этим путем шли «ревизионисты» и в СССР, и в Восточной Европе.

Так, «кружок Краснопевцева» разработалпрограмму, в которой ставил задачу борьбы против «сталинского социализма», «за создание на предприятиях рабочих советов с правом смены администрации». Типичная идея для левых социалистов, частично взятая на вооружение и реформаторами КПСС в 1987 г. Но за тридцать лет до этого – опасная югославская ересь. Весной 1957 г. кружок установил связь с представителями польской оппозиции»[37].

Методы борьбы также не могли быть оригинальными. Во–первых, они определялись мифологизированным опытом революционного подполья Российской империи, которое воспринималось молодыми революционерами 50–80–х гг. как пример для подражания. Выработать теорию, устанавливать связи и распространять листовки с целью сделать движение более массовым.

Участники кружка Краснопевцева, как «установил суд», «собирались, делали доклады, обсуждали историю и экономику СССР, историю революционного движения. В июле 1957 г. распространили листовки стребованием отмены 58–й статьи УК, суда над сообщниками Сталина, усиления роли советов, права рабочих на забастовку и т.д.» [38].

Во–вторых, советские революционеры считали возможным пользоваться легальными каналами для укрепления своего влияния и распространения своих идей. Прежде всего речь идет о структурах ВЛКСМ. В МГУ они оказались под сильным влиянием радикальных кружков журфака (лидер И. Дедков) и истфака (лидер Л. Краснопевцев).

Осенью 1956 г. период неопределенности закончился. КГБ получил «добро» на пресечение неконтролируемой пропаганды как раз в тот момент, когда молодые радикалы за несколько месяцев идейных дискуссий пришли к оппозиционным выводам и стали распространять соответствующие материалы. Главным бестселлером зарождающегося самиздата по–прежнему был доклад Хрущева на ХХ съезде, но в дело пошли и политические тексты собственного сочинения.

В зависимости от масштаба пропагандисткой активности реакция органов на кружки была разной. Студенты–философы практически не пострадали, так как ограничивались беседами. В этот круг входили такие известные в будущем эксперты и мыслители, как Н. Биккенин, Б. Грушин, А. Зиновьев, Э. Ильенков, Л. Карпинский, Ю. Карякин, Ю. Левада, М. Мамардашвили, И. Фролов, П. Щедровицкий. Дружеский кружок затем перерос в систему личных связей группы экспертов–прогрессистов, часть которой составила ядро редакции журнала «Проблемы мира и социализма», который в первой половине 60–х гг. возглавлял прогрессист А. Румянцев (Е. Амбарцумов, Б. Грушин, Ю. Карякин, О. Лацис, В. Лукин, М. Мамардашвили, И. Фролов, А. Черняев, Г. Шахназаров)[39]. Затем эта группа и круг «оттепельных» выпускников филфака занял сильные позиции в московских либеральных изданиях, в экспертной структуре ЦК. Они стали ядром статусного «шестидесятничества» и сыграли затем важную роль в разработке политики Перестройки.

С кружком на журфаке партком и КГБ провел профилактическую работу, заставив отойти от общественной деятельности часть его лидеров, в том числе и И. Дедкова. Кружок, в котором велись оппозиционные обсуждения, сохранился до окончания МГУ курсом, поступившим в 1955 г. Члены кружка пытались установить связи с рабочими (через легальное движение «коллективноопытничества»), но после новых «профилактических» бесед в КГБ свернули нелегальную активность[40].

9 участников кружка Краснопевцева, в том числе молодые ученые и преподаватели, были осуждены 12 февраля 1958 г. на различные сроки заключения. Они пошли дальше других, перешли к «антисоветской агитации» с помощью листовок.

В марте 1957 г. был разоблачен подпольный кружок, образованный Р. Пименовым, Б. Вайлем и И. Вербловской в конце 1956 г. Они организовали несколько встреч студентов Ленинградского библиотечного института, на которых читали статьи и стихи Пименова, обсуждали важнейшие события жизни страны: доклад Хрущева на XX съезде КПСС, события в Венгрии, а также распространяли самиздат об этом. Вероятно, именно с нелегального распространения текста доклада Хрущева можно вести историю политического самиздата.

КГБ «пропалывал» эту почву – слишком радикальных, переходивших к распространению революционных материалов арестовывали, с более осторожными вели профилактические беседы. Это давление быстро покончило с открытой молодежной политической фрондой. Но многие участники полуподпольных радикальных групп сохранили верность прежним взглядам, пусть и в модифицированной форме. Часть этих групп ушли в глубокое подполье. При попытках начать действовать более активно радикалы попадали за решетку (см. Главу VIII). Но большинство пережило путь идейных исканий, который приводил к более безопасным формам общественной жизни.

Большинство молодых революционеров, закончив вузы и избежав ареста, продолжили давить на режим на новых местах работы – уже освоив искусство эзопова языка. Они включились в работу по формированию идейного спектра СССР, сложной ткани общественных движений и течений.

Новый подъем политического неформального движения был невозможен вплоть до самой Перестройки. И в середине 80–х гг. политические неформалы занимались тем же, чем прежде – их предшественники тридцать лет назад. Сначала – подпольное обсуждение темы сталинизма, его причин, альтернатив, способов преодоления. Ответы в 1956 и 1986 гг. были очень похожи – наложение советской реальности на общедоступный марксистко–ленинский инструментарий давало ответ, как дважды два – четыре. Сталинизм – проявление господства бюрократического класса. Необходимо бороться с этим классовым господством, отношениями отчуждения. Значит, нужна демократия и политическая, и производственная – самоуправление, возрождение власти советов. Это – типичная идеология молодого оппозиционера, формирующего взгляды самостоятельно – без помощи старших товарищей, самиздата и тамиздата. Но попав в более широкую информационную среду, революционеры эволюционировали в самых разнообразных направлениях.

В 80–е гг. неформалы воспроизвели и типичные методы борьбы молодых радикалов 50–х гг.: продвижение своих людей в комсомольские органы, публичные дискуссии на разрешенные темы, но с понятным всем оппозиционным подтекстом, попытки установить связи с рабочими и журналистами, создать ячейки на заводах и продвинуть статьи о своих инициативах в малотиражную и даже большую прессу[41]. Но во второй половине 80–х гг. власти хоть и оказывали сопротивление, но не отправляли неформалов в тюрьму. В итоге неформалы раскрутили кампанию массовых митингов, подорвавшую устойчивость коммунистического режима. Значит, эта угроза существовала и в 1956 г. Ее серьезность подтвердило и восстание в Венгрии, тем более, что оно встретило сочувствие части молодых радикалов.

Руководство партии подвело итоги подъема общественного движения 1956 г. и борьбы с ним в письме ЦК КПСС «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов» 19 декабря 1956 г.

Главная угроза – «ревизионисты» получают молчаливую поддержку части партии: «есть немало примеров, когда коммунисты и партийные руководители решительно не пресекают антисоветскую пропаганду, не дают отпора вражеским вылазкам, плетутся в хвосте событий. Более того, есть и такие «коммунисты», которые, прикрываясь партийностью, под флагом борьбы с последствиями культа личности, скатываются сами на антипартийные позиции, допускают демагогические выпады против партии, подвергают сомнению правильность ее линии. Следует подчеркнуть, что опасны не только сами по себе эти враждебные вылазки и антипартийные выступления, опасно и недопустимо, когда партийные организации ведут себя пассивно, нередко проходят мимо этих фактов, не проявляют ленинской принципиальности и партийности в их оценке, не дают организованного отпора антипартийным и демагогическим выступлениям и не принимают решительных мер к пресечению деятельности антисоветских, враждебных элементов»[42].