Екатерина Останина - Фантасмагория смерти Страница 7

Когда с невероятной помпой была принята Декларация прав человека и гражданина, Людовик XVI не хотел долгое время ее подписывать, а газетные листки, ставшие еще более разнузданными, клеймили его на всю страну. К слову говоря, воспитанный в старых традициях, Гильотен, как и его предки-дворяне, короля просто боготворил. Иначе и не могло быть для настоящего дворянина. Его ум раздвоился: Гильотен отказывался объединить в одно целое положение о несправедливости королевской власти (ведь именно так утверждали люди, кому он доверял безоглядно – и Вольтер, и Руссо, и д’Аламбер), но ведь, с другой стороны, существовали и король, и королева Франции, реальные личности, которых он глубоко чтил и за которых, не раздумывая, отдал бы жизнь.

В это время старшего Гильотена что-то начало смущать в действиях отпрыска, и он часто бывал в Париже, где с тревогой наблюдал за активной деятельностью сына. Он умолял его оставить политику, но не мог привести никаких разумных аргументов: просто чувствовал, как над всем его древним родом сгущается нечто недоброе.

Сын не мог ответить отцу резко. Он сразу втягивал голову в плечи и молча слушал горячие увещевания старика. Гильотен-младший ничего не отвечал в свое оправдание. Он чувствовал, что его все больше затягивает в кошмарный водоворот, откуда пути назад просто нет. Он уже вступил на тропу войны с лозунгами о благих намерениях, которыми во все времена была выстлана вся долгая дорога в ад.

Гильотен работал практически непрерывно. Он все время что-то писал и засыпал прямо над чертежами. Часто в таком положении, с головой, опущенной на стол, его и заставал наутро слуга. Депутату Гильотену некогда было даже переодеться, и он исписывал одну стопку бумаги за другой своим мелким, почти бисерным почерком. Доктор понял: его звезда восходит. Наконец-то он сделал ни с чем не сравнимое открытие, которое осчастливит все человечество! Он не знал, что звезды могут быть настоящими черными дырами.

То знаменательное заседание Учредительного собрания состоялось 10 октября 1789 года. Оно затянулось надолго. Депутаты долго шумели и никак не желали расходиться, а причиной тому явился доклад доктора Гильотена. Он зачитал закон, который на данный момент представлялся для Франции важнейшим, – закон о смертной казни.

«Смертная казнь, – заявил Гильотен, – в новом государстве тоже должна быть демократичной». Как известно, в течение долгих столетий в государстве способ умерщвления преступников зависел от их положения на социальной лестнице. Так, уголовники низкого происхождения могли быть повешены, четвертованы или сожжены. Казни посредством отсечения головы удостаивались только лица дворянского происхождения. Гильотен назвал подобную ситуацию безобразной и давно уже требующей коренного изменения.

«Моим консультантом по вопросу о смертной казни является господин Шарль Сансон», – сказал Гильотен, и в зале сразу же воцарилось зловещее молчание, как будто тень этого потомственного палача нависла над всеми присутствующими. Всем было известно, что семья Сансонов занимается подобным, не вызывающим уважения делом с 1688 года по настоящее время. У них было принято передавать профессию в качестве наследства от отца к сыну. Если даже у Сансонов рождалась девочка, то палачом должен был стать ее муж, конечно же, в том случае, если бы таковой вообще нашелся.

Консультант Гильотена Шарль Анри Сансон не жаловался на жизнь: ему всегда платили щедро, ибо он владел всеми профессиональными тонкостями своего грязного ремесла. Его начали обучать искусству палача, как и всех прочих отпрысков Сансонов, с 14 лет. Единственное, чем он был серьезно обделен, – это человеческое общение. Никому не хотелось побеседовать с палачом, пусть даже недолго. Однако новый друг Сансона, господин Гильотен, оказался не таким, как все остальные. Он часто навещал палача и разделял его музыкальные пристрастия. Нередко они составляли замечательный дуэт: Сансон играл на скрипке, а Гильотен подыгрывал ему на клавесине.

После трогательного музицирования следовали долгие разговоры по душам. Шарль Сансон оказался человеком словоохотливым. Он был рад поговорить и рассказать о тяготах своей профессии. К тому же вряд ли когда-либо хоть сколько-нибудь приличный человек проявлял к палачу подобный неподдельный интерес.

Доктор Гильотен узнал много нового для себя. Например, Сансон рассказал, каким образом ему удается во время казни облегчать мучения своих жертв. Если преступника сжигали, то он держал наготове против сердца осужденного остроконечный багор, предназначенный для перемешивания соломы. «Палач не должен допустить, – говорил Сансон, – чтобы огонь добрался до жертвы и стал ее убивать медленно и мучительно; нужно успеть до этого нанести точный удар в сердце». А что касается такого страшного способа умерщвления, как колесование, то палач держит наготове крошечную пилюльку с сильнодействующим ядом, чтобы незаметно положить ее в рот приговоренного в перерывах между пытками.

Итак, Гильотен предложил сделать способ казни единым для всех, без различия сословий. Все, по его мнению, могли быть удостоены казни посредством отсечения головы. Однако тут-то и возникло большое «но». Сансон объяснил Гильотену, что при казни мечом осечки так же часты, как и при прочих способах. Данный способ может оказаться наиболее сложным для исполнения, ибо требует полнейшей исправности инструмента казни, профессионализма палача и полного спокойствия со стороны казнимого.

Гильотен даже процитировал Сансона: «Меч нужно выправлять и точить после каждого удара, иначе быстрое достижение цели при публичной казни становится проблемой. Например, в истории известны случаи, когда отсечь голову удавалось только с десятой попытки. Если же казнить сразу нескольких, то времени на заточку инструмента не остается, поэтому постоянно требуются запасы рабочего инвентаря. Однако чем дальше, тем сложнее работать палачу, поскольку осужденные порой достаточно долгое время вынуждены наблюдать за гибелью своих товарищей по несчастью. Они теряют присутствие духа, а подходя к месту казни, постоянно поскальзываются в лужах крови. Тогда наступает момент, когда палач и его помощники перестают быть профессионалами своего дела и работают, просто как мясники на бойне».

Тем временем, по мере того как доктор сообщал все более ужасные подробности, касавшиеся казней, глухой ропот в зале перешел в выкрики. «Прекратите! – кричали депутаты. – Мы больше не желаем об этом слушать!» Раздался свист и шум. Гильотен закричал, стараясь снова завладеть вниманием слушателей: «Вы не поняли: я придумал кардинальное решение этой наболевшей проблемы!».

Когда шум немного стих, Гильотен полностью овладел собой и спокойным голосом, как будто перед ним сидели студенты медицинского университета, начал излагать основные положения, касавшиеся его изобретения, которое должно потрясти мир. Он показал чертежи механизма и объяснил действие машины, благодаря которой можно будет безболезненно отделять голову осужденного от тела.

Он торжествовал. Депутаты казались загипнотизированными. Они приняли решение тщательно рассмотреть данный проект и исследовать действие механизма. Помимо самого Гильотена, в комиссию по разработке новейшего орудия казни вошли королевский медик Антуан Луи, инженер из Германии Тобиас Шмидт и, конечно же, самый авторитетный человек во Франции в том, что касалось профессионального умерщвления людей, – палач Шарль Анри Сансон.

За основу нового орудия казни доктор Гильотен взял средневековое приспособление, использовавшееся в странах Европы, и особенно в Англии. Это был топор на веревке, однако изобретение Гильотена стало куда более совершенным, да к тому же, создавая его, депутат был уверен, что над его детищем невидимыми огненными буквами сияют три волшебных слова: свобода, равенство, братство. Машина была опробована на животных и трупах, после чего признана совершенной.

Вес изобретения составлял 579 кг при массе топора 39,9 кг. Голова отделялась от туловища буквально за считаные доли секунды. Последним обстоятельством Гильотен гордился особенно: ведь, коли дело обстояло таким образом, значит, жертвы теоретически не должны были испытывать страданий. Сансон, однако, не разделял энтузиазма восторженного доктора. Однажды, беседуя наедине с Гильотеном, он заявил, что совершенно точно знает: после отсечения головы в течение нескольких минут человек остается в полном сознании, и эти минуты поистине ужасны; жертва испытывает адские боли в отсеченной части шеи, которые невозможно передать никакими словами. Гильотен не поверил палачу ни на минуту. «Такого просто быть не может! – воскликнул он. – После отделения головы от тела жизнь прекращается, а значит, какие могут быть боли? Наука просто никогда не согласится с подобным утверждением». Но Сансон в ответ только мрачно усмехнулся. Он знал гораздо больше, чем мог предположить этот ученый доктор. Недаром же его предки в течение нескольких десятилетий занимались тем, что лишали людей жизни. Кого им только не пришлось повидать: и колдунов, и ведьм, и чернокнижников. Эти люди рассказывали палачам перед казнью многое, от чего порой даже у заплечных дел мастеров волосы вставали дыбом. Своим предкам Сансон доверял гораздо больше, чем какой-то там науке, которая еще к тому же претендует на гуманность. Он просто не верил в безболезненную казнь.