Духовные учителя сокровенной Руси - Кирилл Яковлевич Кожурин Страница 7

Так что не высохла река русской святости, не иссякла, но ушла в сокровенные глубины народные, продолжая во многом влиять на русскую жизнь. Недаром к середине XIX в. в защиту самобытности русской культуры выступили уже представители дворянского сословия – славянофилы. Недаром тогда же начался настоящий всплеск интереса среди «высших слоев» общества к национальному стилю в искусстве, интереса к национальной истории и культуре. Время разбрасывать камни прошло – наступило время собирать камни.

Епископ Павел Коломенский и начало никоновской инквизиции

«Задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хочет быти; сердце озябло и ноги задрожали».

«Житие протопопа Аввакума»

Все началось с того, что в 1653 году, в начале Великого поста, патриарх Никон разослал по храмам указ – «память», в которой всем православным с этого дня предписывалось: «не подобает в церкви метания (т.е. поклоны – К. К.) творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны, еще же и трема персты бы крестились». Эта пресловутая «память», изданная патриархом единолично, без предварительного соборного обсуждения, была как гром среди ясного неба. Но особенно тяжелое впечатление произвела она на ревнителей церковного благочестия – боголюбцев. Протопоп Иоанн Неронов на неделю затворился в келье московского Чудова монастыря, непрестанно молясь. И был ему глас от иконы Спасителя: «Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати!» Протопопы Аввакум и Даниил Костромской, собрав выписки из богослужебных книг о сложении перстов и о поклонах, подали их царю, который отдал челобитную протопопов непосредственно патриарху… С августа 1653 г. начался разгром боголюбцев. Было отправлено в ссылки более 10 протопопов – лидеров этого движения. С Иоанна Неронова Никон снял скуфью и заточил в Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере; Логина Муромского он лишил священнического сана и сослал в муромские пределы; Даниила Костромского лично мучил в Чудовом монастыре, а после сослал в Астрахань, где его уморили в земляной тюрьме; Аввакума сослали в Сибирь, и лишь заступничество царя спасло его от извержения из священного сана… По стране было сослано множество священников и мирян, сторонников боголюбцев, а некоторые из сосланных даже были казнены.

Устранив наиболее активных своих противников, Никон решил собрать собор для узаконения своих беззаконий. Собор состоялся в Москве в следующем, 1654 году. Председательствовали на соборе царь и патриарх. Среди участников было пять митрополитов, четыре архиепископа, один епископ, 11 архимандритов и игуменов, 13 протопопов, несколько приближенных царя. Кандидатуры участников собора были самым тщательным образом подобраны патриархом и царем, что дало повод отцу Иоанну Неронову назвать собор «соньмищем иудейским». Постановления собора были предрешены уже самим способом принятия решения: первым голос подавал царь Алексей Михайлович…

Однако, несмотря на тщательный подбор «кадров», проводившийся царем и патриархом перед началом собора, все же нашлись недовольные, а один из епископов открыто выступил в защиту старых книг. Это был епископ Павел Коломенский, который и стал первой жертвой гордого и властолюбивого патриарха. «Мы новой веры не примем», – прямо заявил Никону епископ Павел. (Суть этой «новой веры» впоследствии очень точно выразит новообрядческий патриарх Иоаким: «Я не знаю ни старой, ни новой веры, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем». )

Пытаясь «вразумить» непокорного епископа и обосновать необходимость книжной «справы», Никон заявил, что речь-де идет совсем не о новой вере, а лишь о некоторых «исправлениях» и что «ко исправлению требуется грамматическое художество», на что епископ Павел резонно отвечал: «Не по правилам грамматики новшества вносятся; какая грамматика повелевает вам трисоставный крест с просфор отметати? Но не по правилам грамматики седмицу просфор на службе отмещете, символ приложеньми и отложеньми умножаете». Перечислил епископ и прочие новшества, вводимые отнюдь не по грамматическим правилам: и троение «аллилуйи», и сложение перстов, а вместо подписи своей под соборными постановлениями написал: «Если кто от преданных обычаев святой соборной церкви отъимет, или приложит к ним, или каким-либо образом развратит, анафема да будет».

Это привело Никона в ярость. Он собственноручно избил епископа Павла на соборе, сорвал с него мантию, без соборного суда лишил епископской кафедры и велел немедленно отправить в ссылку в далекий северный монастырь.

Последовать примеру епископа Павла и открыто протестовать против новшеств никто из епископов не решился, хотя многие были с Никоном и не согласны. К тому же за молчание каждому архиерею было «дарствовано» патриархом по сто рублей. Иерархия, покорно пошедшая за Никоном и царем, начала утрачивать свой авторитет. Инициатива в борьбе за старую веру и духовный авторитет почти сразу перешла к простым священникам, а после физического уничтожения большинства из них – к избранным мирянам. Через два месяца после завершения собора, в июле того же года, Москву постигла тягчайшая эпидемия моровой язвы. Многими православными это было воспринято как наказание Божие за отступничество церковной иерархии от веры предков. Подозрительное отношение к епископату, вскоре превратившемуся в замкнутую касту, подчиненную светскому лицу – обер-прокурору Синода (дореволюционный аналог советского председателя Совета по делам религий), надолго осталось в русском народе. С другой стороны, многие старообрядческие духовные наставники и начетчики, выдвигавшиеся из народной среды и являвшиеся по церковным канонам «простецами», стали пользоваться таким высоким авторитетом, о котором в прежние годы не мог мечтать и патриарх.

В народе прекрасно понимали прозападную сущность церковной реформы Никона. 25 августа 1654 г. в Москве начался бунт против него – во время обедни народ пришел к Успенскому собору с образом Спаса Нерукотворенного, на котором лик и подписи были выскоблены по приказу патриарха. Москвичи выступили против уничтожения икон и возмущались тем, что к книжной справе было допущено такое сомнительное лицо, как Арсений Грек, неоднократно менявший веру. Одним из главных лозунгов восставших было прекращение церковной реформы. «Патриарх ненадежен в вере и действует не лучше еретиков и иконоборцев», – говорили они.

Ситуация в Русской Церкви середины XVII в. в определенной мере напоминала ситуацию в Греческой Церкви после Флорентийской унии. Флорентийской унией называют соединение Западной и Восточной Церквей, оформленное во Флоренции в 1439 г. на соборе, именуемом католиками Восьмым Вселенским. Тогда акт соединения Церквей был подписан с византийской стороны императором Иоанном VIII и представителями восточных патриархов. Присутствовавший на соборе константинопольский патриарх Иосиф подписать этот акт не успел, поскольку скоропостижно скончался незадолго до окончания собора, но и сам он, и его преемник патриарх Митрофан были сторонниками унии. Через 12 лет, в 1451 г., унию подтвердил преемник Иоанна VIII последний византийский император Константин XI. Тем самым высшая церковная и светская власть в Константинополе подчинилась Риму, желая ценой отступничества от православия получить помощь Запада в борьбе против турок. Однако церковный народ Византии унии не признал, и юридический документ, подписанный во Флоренции, по сути, превратился в никому не нужную бумажку. Византийское сопротивление сконцентрировалось тогда вокруг единственного епископа, не признавшего унию, – митрополита Эфесского Марка Евгеника. Аналогичную ситуацию мы видим и в России: единственный епископ, открыто выступивший против подготовленной иезуитами никоновской реформы, – Павел Коломенский – возглавил русское сопротивление. Различный исход двух этих православных народных движений во многом был предопределен различной судьбой их вождей-архиереев: если митрополиту Марку Эфесскому удалось уцелеть, то епископа Павла Коломенского ожидала совсем иная участь.

Какова была дальнейшая судьба Павла Коломенского? Епископ Павел за свое сопротивление никоновской «реформации» был «темнице предан», подвергнут мучениям, но остался непреклонен. Тогда Никон единолично лишил его сана и сослал к Онежскому озеру в Палеостровский монастырь. Получив некоторую свободу, епископ Павел начал учить местных христиан оставаться твердыми в древних отеческих преданиях. Позже его перевели под более строгий надзор в новгородский Хутынский монастырь, где он и был убит. Официальная версия такова: «Никто не видел, как погиб бедный: зверями ли похищен или в реку упал