Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян Страница 7

Первое выступление Жореса состоялось 3 ноября 1896 года в галерее Парламента, которая была забита публикой под завязку. Заседание открыл Денис Кошен, но Жорес не стал брать слова, пока консерваторы не закончили говорить. Его появление в списке выступающих стало сюрпризом — никто не ожидал от него выступления по вопросу внешней политики. Выступление Жореса произвело сильное впечатление на присутствующих и на общественное мнение в целом, в частности тем, что он обвинил правительство Франции за политику, которую оно проводило в отношении Турции в последние четыре года[39]. Его полуторачасовая речь послужила началом проармянского движения во Франции. Парижские газеты, которые, как всем было известно, получали щедрые субсидии от агентов османского султана, вынуждены были поменять тональность.

В конце 1895 года в отношениях между младотурками и армянскими активистами наступила ощутимая разрядка. Перемены внутри движения младотурок, безусловно, способствовали созданию условий для эффективного сотрудничества различных оппонентов гамидовского режима. Прибытие в Европу Мурад-бея Мизанчи в начале 1895 года уже способствовало установлению связи между группами КЕП в Стамбуле и странах Европы, которые долгое время оставались изолированными. В отличие от Ахмеда Ризы и доктора Назима Мурад-бей, который долгое время работал в гамидовской администрации, тем не менее выступал в пользу европейского вмешательства и сближения с армянскими революционными комитетами, чтобы сформировать единый фронт. С декабря 1895 года он начал издавать в Каире журнал «Мизан» [«Баланс»], который имел значительное влияние в кругах, которые симпатизировали младотуркам[40]. Он бросил вызов антиреволюционной позиции Ахмеда Ризы и нанес ему смертельный удар по возвращении того в Париж в июле 1896 года на заседании, где избирался новый состав центрального комитета и где Риза утратил поддержку большинства. Мурад возглавил этот комитет, а доктор Назим стал его заместителем[41]. По инициативе Мурада младотурки установили более теплые отношения с армянами, в частности с АРФ[42]. В апреле 1897 года турецкие спецслужбы перехватили сообщение, направленное из французского отделения АРФ в комитет в Эрзуруме, в котором говорилось, что отныне армянские организации и КЕП объединились ради общей цели — свержения султана[43]. Мы не находим никаких следов такого соглашения в армянских источниках, но вполне правдоподобно, что все ветви КЕП были прямо связаны с Парижем, после того как константинопольское отделение было распущено под давлением политической полиции султана[44]. С той поры на длительный срок АРФ стала основным армянским партнером младотурок, даже если мы не станем придавать чрезмерную важность этому исходному сближению.

Объединение АРФ и КЕП вокруг общей цели представляется вероятным, тем более, что структура турецкого сообщества в Париже изменилась в 1896–1897 годах с приездом в город офицеров и военных врачей[45]. Однако возвращение в июле 1897 года Мурада Мизанчи в Стамбул, который согласился вернуться туда после переговоров с представителями Абдул-Гамида, позволила Ахмеду Ризе вернуть себе руководящую роль в КЕП[46], что замедлило сближение младотурок с армянами. Но наиболее ярким элементом того времени было возрастание влияния каирского отделения КЕП, которое изменило направленность всей организации[47]. Как указывал Ханиоглу, после первого объявления политического союза всех османских групп под идеей Ризы об османизации общества и секуляризации государства и последующей защиты консервативной политической линии Мурад-бея, приветствовавшей внешнее вмешательство, КЕП принял свою новую программу, которая призывала к примирению ислама с современностью на основе конституционной системы[48].

Вполне вероятно, что армянские комитеты видели эти изменения. Как бы там ни было, турецко-армянская оппозиционная делегация во главе с Ахмедом Ризой приняла участие в Гаагской мирной конференции 1899 года, где она распространила совместный меморандум. Лидера турецкой эмиграции там сопровождали армяне Минас Чераз, личность, конечно, известная, но определенно независимая, и Пьер Анмегян, один из наиболее преданных последователей Чераза. Другими словами, в делегации не было никого из армянских революционных партий. Тем не менее инициатива отправить совместную делегацию на конференцию оказалась успешной, так как привлекла благожелательное внимание европейских делегатов[49]. Ограниченное число армянских делегатов не должно нивелировать саму новизну этого общественного процесса, основными получателями выгоды от которого оставались младотурки, искавшие таким образом пути для привлечения на свою сторону европейского общественного мнения и для придания себе образа либералов. Кажется, что и Абдул-Гамид прекрасно понимал это, так как включил Дирана Келекяна[50], журналиста, известного своим проницательным анализом османского общества, в состав официальной османской делегации[51].

Положения, выдвинутые Армянской революционной федерацией (АРФ) после того как КЕП призвал весной 1898 года все оппозиционные силы к единству[52], — хороший показатель положительного, но и скептического отношения в армянской среде. Армянские лидеры, как им казалось, уловили перемены в КЕП, который «решился наконец раз и навсегда оставить свою пассивную позицию и перейти к активной фазе действий». «До сих пор, — как далее писал «Дрошак», — мы воспринимали с некоторым скептицизмом возможности, образ и принципы деятельности младотурок, а также серьезность их приверженности реформам — в этом убеждает многолетний опыт. За последние двадцать лет мы ни разу не видели, чтобы эта партия пыталась протестовать в активной форме против небывалой несправедливости и вопиющих преступлений коронованных убийц. Нам никогда не попадались на глаза турецкие революционеры — мы видели только турецких «либералов» и турецких «пацифистов», которых очень много и среди нас [армян]. Мы видели множество безрезультатных меморандумов, мы докучаем Европе своими просьбами и мольбами, своими вздохами и причитаниями… Идеи, проповедуемые младотурками, к сожалению, не пали на плодородную почву среди турецкого народа и не создали там никакого общественного движения. Программа младотурок была утопической. Они сделали огромную ошибку, заявив, что «революция придет сверху»… Сегодня, однако, мы рады видеть, что отдельные группы, которые… откололись от этого движения, исповедуют более радикальные идеи… [и] пригласили нас проявить солидарность с ними… Если сегодня и существует определенный антагонизм между османскими турками и османскими армянами, то вина за это лежит в основном на правительстве. Мы убеждены, что в будущем, когда в Турции сложатся приемлемые политические условия, наши два народа продолжат жить в мире и гармонии и, объединив усилия, проложат свою дорогу к высшей форме цивилизации… Неважно, что некоторые из дряхлых младотурок, которые ничего не знают о нашей деятельности, распространяют о нас инсинуации и выставляют армянские комитеты перед лицом всей Европы как «разрушителей турецких деревень» и вкладывают слово «сепаратист» в уста армянских