Юрий Алексеев - Государь всея Руси Страница 8

Где же были сыновья великого князя, Иван и Юрий? Отец взял их с собой, отправляясь на богомолье. В спешке и суматохе заговорщики забыли о них. Верные люди спрятали их в монастыре и в ту же ночь бежали с ними под Юрьев, к князю Ивану Ивановичу Ряполовскому, в его село Боярово. Не чувствуя себя в безопасности, верный вассал великого князя и его братья Семен и Дмитрий бежали с княжичами и со всеми своими людьми еще дальше, в Муром, и затворились там, готовясь к осаде...

Предательский захват отца врагами, смертельная опасность, поспешное бегство... Трагические картины пережитого откладывались в памяти.

Шемяка между тем упивался победой. Пленный великий князь был посажен на его дворе и через два дня ослеплен. Свершилась месть за расправу над Василием Юрьевичем. Слепой пленник вместе с женой был отослан в заточение в Углич, в собственный город Шемяки. Заточение надежное: на верность своего города новый великий князь мог положиться. Старуха Софья Витовтовна отправилась еще дальше — в холодную Чухлому, тоже в наследственном уделе Юрьевичей.

Все, казалось, было кончено. Установилась новая власть. Служилые люди, дети боярские приводились к целованию креста на имя нового великого князя. Только князь Василий Ярославич и Семен Оболенский отказались от присяги и бежали за рубеж, в Литву. Король Казимир принял беглецов охотно. Слепого, заточенного Василия он не боялся, а междоусобицу на Руси готов был поддержать с радостью. Василию Ярославичу он дал несколько городов. Здесь и стали собираться сторонники Василия. Одним из них был сын боярский Федор Басенок. Новый великий князь приказал заковать его в «железа тяжки» и держать под стражей. Но Басенок подговорил своего пристава и убежал к Коломне. Там с отрядом удальцов он «пограбил уезды» и «со многими людьми» бежал к Василию Ярославичу.

Когда-то Москва более чем сдержанно встретила князя Юрия Дмитриевича, победно вступившего в столицу. Умный князь понял, что без поддержки москвичей ему не удержаться, — он заключил мир со своим соперником, тогда еще юным Василием, и вернул ему великокняжеский стол. Но если Москва не поддержала родного сына Дмитрия Донского, то положение Шемяки в захваченной обманом столице было еще менее прочным. Его всюду окружала сгущавшаяся пелена недоверия, недоброжелательства, затаенной и явной вражды. «Вси людие негодоваху о княженье его, но и на самого мысляху, хотяще великого князя Василия на своем осподарстве видети».

Неумолимая, невидимая, но грозная сила — мнение народное — все больше противилась Шемяке. И как могло быть иначе? Чужой Москве углицкий князь, беглец из-под Белева, нарушивший слово, равнодушный к Руси, фактический изменник под Суздалем, запятнавший себя злодейской расправой над пленником,— чем он мог импонировать столице? Мелковатым для великокняжеского стола оказался расторопный Дмитрий Юрьевич. Глухой ропот Москвы сковывал замыслы Шемяки, заставлял его идти на хитроумные комбинации, вместо того чтобы действовать открытой силой.

Комбинация непосредственно касалась судьбы княжича Ивана и его брата. В Муроме они были в относительной безопасности — Шемяка не осмеливался на открытое нападение. Но он не мог и оставить на свободе сыновей своего узника, прямых, законных наследников великокняжеского стола. Предприимчивый Дмитрий Юрьевич придумал обходной маневр.

Рязанский епископ Иона, в чью епархию входил Муром, пользовался большим авторитетом. Новый великий князь обещал ему митрополичий сан — ведь после низложения и бегства Исидора русская церковь уже седьмой год была без пастыря. Но за это, в свою очередь, Иона должен добиться, чтобы сыновья Василия Васильевича были выданы ему из Мурома. «Яз рад их жаловати, отца их... выпущу и отчину дам довольну»,— убеждал епископа Шемяка.

Епископ Иона оказался перед трудным выбором. Прямой отказ мог стоить ему карьеры, а вполне вероятно,— и свободы. С другой стороны, он не мог не понять, что выдача княжичей Шемяке означает для них смертельную угрозу. Но в предложениях и обещаниях Шемяки Иона усмотрел стремление к примирению, и компромиссу с Василием, теперь уже не опасным. Епископ мог уловить в этом предложении неуверенность Шемяки в своих силах, поиск посредничества в конфликте с Василием, возможность смягчения участи пленника. Он принял предложение Шемяки и отправился со своей миссией в Муром.

Князья Ряполовские оценили ситуацию реалистично. Они понимали, что в случае твердого желания Шемяки завладеть Муромом они не смогут ни оказать ему эффективного сопротивления, ни спасти княжичей. Кроме того, отказ епископу ставил их в весьма невыгодное положение — они выступали тем самым как бы против церковного владыки. Ряполовские решили выдать княжичей епископу «на патрахиль» после соответствующего обряда в соборной церкви Рождества Богородицы.

Жребий был брошен. В сопровождении епископа Ионы княжичи прибыли в Переяславль, где их ждал великий князь Дмитрий Юрьевич.

В истории есть события, носящие глубоко символический характер, затмевающий их непосредственное реальное значение. Такое событие произошло в Переяславле 6 мая 1446 г. Лицом к лицу встретились уходящее, но цепкое и живучее прошлое Руси и ее будущее, пока еще хрупкое и на вид беззащитное. Перед Дмитрием Шемякой, живым воплощением удельного консерватизма и феодальной анархии, стоял шестилетний княжич, которому предстояло навсегда покончить с феодальной смутой на Русской земле.

После довольно сухого и неискреннего приема («мало почти их с лестью») княжичи были приглашены на обед, одарены подарками и на третий день отправлены вместе с епископом к отцу в Углич — в заточение. Выполнив поручение Шемяки, Иона вернулся в Москву и «сел на дворе митрополичьем», т. е. стал исполнять обязанности главы русской церкви.

А как же с отпуском Василия на свободу, с пожалованием его отчиной? С выполнением своего торжественного обещания великий князь Дмитрий Юрьевич не очень спешил. Василий Васильевич с женой, а теперь и с детьми продолжал оставаться в углицкой темнице.

Но просчитался изобретательный Дмитрий Юрьевич. Новый обман только ослабил его позиции и умножил число врагов. Фронт оппозиции расширялся. Главная опора великокняжеской власти — испытанный в Думе и в походах служилый вассалитет — все больше ускользала из-под ног Шемяки.

Началось открытое восстание. Правда, попытка силой освободить Василия не удалась — его сторонники были вынуждены бежать к Василию Ярославичу в Литву, но обстановка все время накалялась, и далеко не глупый Дмитрий Юрьевич понимал это. На совещании у Шемяки с князем Иваном Можайским, боярами и епископами высказывались разные мнения. Но Шемяка вынужден был прислушаться к голосу епископа Ионы. Иона настойчиво требовал выполнения обещания — выпустить на волю Василия Васильевича, наделить его «вотчиной» и заключить с ним мир. В неустойчивой тревожной обстановке, когда «мнозие люди отступают от него», конфликт с главой русской церкви мог очень ухудшить положение Дмитрия Юрьевича. Он решил последовать совету епископа.

В сопровождении бояр, епископов и архимандритов Шемяка явился в Углич, в торжественной обстановке выпустил Василия и его семью из темницы и заключил с ним мир на крестном целовании. Оба соперника каялись друг перед другом (Василий Васильевич брал всю вину на себя) и просили друг у друга прощения в прочувствованных словах. Не было недостатка и в слезах — суровое средневековье любило сентиментальные эффекты. Был и «пир велик» у Дмитрия Юрьевича, и «дары многи» от него Василию, его жене и детям (их теперь было трое — 13 августа в Угличе родился сын Андрей). В качестве вотчины слепому князю была назначена Вологда — маленький городок на самой окраине Московской земли, у спорного с новгородцами рубежа. Туда и отправился с семьей вчерашний пленник.

Но недолго длилась идиллия... Физически беспомощный, слепой Василий Васильевич отнюдь не был сломлен морально. Он не переставал оставаться политиком, не забывал, что он — великий князь Московский. Средневековый человек умел каяться, умел и притворяться. Проливая слезы перед Шемякой и благодаря его за «милосердие», он был весьма далек от капитуляции перед ним. Не мира, но мести и торжества над соперником жаждал униженный князь. Понимал он и знал, что некрепки позиции его врага, что ширится движение за возвращение на великокняжеский стол законного обладателя.

Пребывание в Вологде было недолгим. Вскоре со всеми своими людьми Василий отправляется на Бело-озеро, в знаменитый монастырь, основанный учеником Сергия Радонежского, Кириллом. Благочестивое желание «тамо сущую братию накормити и милостыню дати» было далеко не главным мотивом этого паломничества. «Несть бо льзя таковому государю в такой дальней пустыне эаточену быти»,— сочувственно комментирует летописец.