Людвиг Стомма - Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений Страница 8

«Запомните хорошенько имя Верцингеторига, который сражался, защищая свою родину, страдал ради нее и умер в страшном застенке» (Э. Лавис, «История Франции», начальный курс, 1931).

«… Вот так и пал Верцингеториг, защищая родину от врагов. Он сложил оружие, но бился, пока хватало сил. На войне никто и никогда не может быть до конца уверен в победе, но всегда остается возможность сохранить свою честь, исполнив до конца воинский долг. Все дети Франции должны помнить Верцингеторига и любить его» (Курс средней школы, 1924).

«Помните о Верцингеториге, который без колебания отдал жизнь за родину» (Давид, Ферре, Пуатевен, «История», курс средней школы, 1955).

«Запомните имя этого галла, столь мужественно сражавшегося за свою отчизну» (Персонн, Бальо, Марк, «История Франции», курс средней школы, 1962).

И так далее, и так далее. Две тысячи лет спустя восстал из гроба позабытый галл, чтобы сделаться французом и символом французского патриотизма. Помните о нем, детишки.

Арминий

Родился Арминий в 16 г. до н. э. и был, предположительно, старшим сыном Сегимера, правителя германского племени херусков, а следовательно, наследником престола. Из римских источников наверняка известно, что, будучи еще совсем юным, Арминий заседал в совете и нашел там поддержку многих членов совета, противостоящих растущему влиянию другого претендента на трон – Сегеста. Оба, и Арминий, и Сегест, видели будущее херусков, а также родственных и союзных племен – бруктеров, хауков и прочих – в союзе с римлянами, а потому всячески старались снискать их благосклонность. Они командовали поддерживающими легионы конными подразделениями, согласовывали с римскими полководцами свои политические шаги, во внешности и манерах старались подражать римлянам. Однако со временем стало ясно, что в этом своеобразном соревновании побеждает Сегест. Тацит в «Анналах» явно предвосхищает

события, констатируя, что уже 5–6 гг. херуски были разделены «на сторонников Арминия и Сегеста, одни были предателями по отношению к нам, другие отличались верностью. Арминий сеял смуту среди германских племен…». В действительности же раскол наступил только тогда, когда лояльный прежде Арминий понял, что римляне однозначно делают ставку на Сегеста. Антиримское выступление давало Арминию, как организатору и вдохновителю, возможность стать главой херусков, а в случае победы позволяло овеянному славой предводителю распространить свою власть и на другие германские племена, пока подчиняющиеся королю маркоманов Марбоду.

План Арминия был прост до наглости. Следовало выманить римлян из укрепленных, готовых к длительной обороне лагерей и склонить к движению по такой местности, где они могли пройти только узкими колоннами, не более 2–3 воинов в ряд. В такой ситуации армия Вара, насчитывающая 20 тысяч человек плюс обозы, растянулась бы километров на пять, а значит, в случае координированного нападения в нескольких местах одновременно отдельные когорты не смогли бы построиться в боевой порядок и помочь друг другу. Подтолкнуть к выступлению болезненно амбициозного и мечтающего о блестящих победах Публия Квинтилия Вара оказалось гораздо легче, чем Арминий предполагал. Хватило парочки донесений о бунте живущих на севере хауков и подозрительных передвижениях бруктеров, чтобы римский наместник воспылал желанием сделаться арбитром и усмирителем варваров. Обе стороны – римляне открыто, объявляя об этом во всеуслышание, а херуски и союзники Арминия в глубочайшей тайне – занялись лихорадочными приготовлениями.

Перед началом похода по старому легионерскому обычаю устроили пир горой. Тацит сообщает, что во время застолья Сегест «предупредил нас о готовящемся мятеже и советовал Вару заключить его самого, Арминия и остальных военачальников под стражу». Почему же Вар его не послушался? Объяснение этому столь банальное, что в него просто невозможно не поверить, дает Гай Веллей Патеркул в своей «Римской истории». По его словам, на пиру вино лилось рекой, подвыпившие германцы то и дело ссорились, устраивали потасовки и невразумительно обвиняли друг друга почем зря. Откровения Сегеста, на которые заговорщики реагировали дружным хохотом, римский наместник счел очередным пьяным бредом. Затем все заснули мертвым сном. А когда херуски проснулись и протрезвели, сумели убедить Сегеста отказаться от разоблачений. Впрочем, и время уже было упущено. Заревели трубы, и войско двинулось в поход. В передовом отряде двигалась кавалерия херусков, чтобы через несколько дней в решающий момент раствориться в тумане.

Холмистые тевтобургские леса тянутся километров на сто в направлении северо-запада от гор Эгге и нынешнего княжества Липпе со столицей в Детмольде вплоть до Оснабрюка и Иббенбюрена. Любой, кто бы ни посещал их самую высокую часть с пиком Вельмерстот (468 м над уровнем моря), обязательно делал крюк, чтобы увидеть знаменитые Экстернштайне – возвышающиеся посреди леса причудливые вертикальные скалы, высотой до нескольких десятков метров, похожие на палицу или на фрагмент замковой стены. Рядом заболоченное озерцо, питаемое почти полностью скрытыми в зарослях папоротника ручейками, и темный по большей части лиственный лес с преобладанием буков и густым подлеском. Вскарабкаться на холмы мешают поваленные трухлявые деревья и многолетняя подстилка из опавших листьев, на которой ноги скользят и проваливаются. Вот по такому лесу, легкомысленно следуя советам германских «союзников» якобы для того, чтобы сократить путь, и повел Вар свое войско. «Как в мирное время, – пишет Кассий Дион («Римская история»), – его сопровождало множество повозок и вьючных животных. За воинами следовало много детей и женщин, а также значительное количество рабов. Все это замедляло скорость движения». По предположениям Павла Рохали («Тевтобургский лес, 9 год н. э.», Варшава, 2005) в день преодолевалось приблизительно пятнадцать километров. Возможно, так было в начале пути, но скоро погода начала портиться. Даже небольшие дожди приводили к тому, что ложбины между холмами тонули в липкой грязи. Потом, процитируем еще раз Кассия Диона, «разразилась гроза с сильным ливнем, что разделило походные колонны. Земля, корни и стволы деревьев стали скользкими.

Каждый очередной шаг таил опасность. Грязь и валяющиеся повсюду сломанные сучья усугубляли хаос в рядах идущих». Как мы помним, римские части растянулись на несколько километров. Те, что двигались сзади, могли предполагать, что передние уже разбивают лагерь, где удастся укрыться от дождя. Стараясь идти быстрее, они напирали на шагавших впереди. Другие же, наоборот, останавливались, пытаясь вытянуть увязшие в грязи повозки. Порядок движения был окончательно нарушен. Вот тогда с окрестных холмов на них ринулись германцы. Атака была тщательно продумана. Сначала со склонов несколькими волнами скатились воины, вооруженные копьями. Им даже не приходилось целиться, копья без промаха разили столпившихся внизу людей, мулов и лошадей. Не дав римлянам опомниться, копейщики резко повернули назад и скрылись за вершинами холмов, где уже показалась идущая врукопашную пехота. Такое происходило одновременно на нескольких участках растянувшейся маршевой колонны римлян. Шедший в арьергарде V легион был практически отрезан. В обозах началась резня. Тем не менее железные центурии панике не поддались. Бросив поклажу, они стали выстраиваться вдоль дороги в прикрытые щитами двойные и тройные линии, о которые начали разбиваться волны германских воинов, а когда сила атак стала ослабевать, римляне начали медленно двигаться вперед. Из-за быстро сгустившихся в лесу сумерек, в конце концов, сражающиеся разделились. Большинство римлян сосредоточились в наскоро сооруженном лагере. О V легионе и других арьергардных частях не было никаких известий. Начался подсчет потерь. Они оказались существенными – до четверти первоначального состава, но не катастрофическими, что позволяло римлянам надеяться на лучшее. Германцы тоже поняли, что им не удалось разгромить врага, и начали спешную перегруппировку сил. Предусмотрительный Арминий сумел отлично подготовиться к любому развитию событий. Римляне, понимая, что рассчитывать на какую-либо помощь не приходится – ближайшая к их расположению и абсолютно не ориентирующаяся в ситуации группировка Луция Нония Аспрены в составе двух легионов находилась в 150 километрах, – не могли принимать бой в окружении. Поскольку большая часть обозов оказалась потеряна, сидеть в осаде представлялось бессмысленным. Оставалось только скорее выбраться из лесов на открытое пространство, где можно было построиться в знаменитый боевой порядок непобедимых легионов и обеспечить себе свободу маневра. Ближайшие безлесные равнины лежали к северу, то есть в направлении, отдалявшем римлян от их войск и городов. Однако насущная необходимость взяла верх. Остатки обозов сожгли, оставив только оружие и минимальный запас продовольствия. Делалось это с двойной целью. Во-первых, облегчало войско, что позволяло двигаться ускоренным маршем, а во-вторых, давало понять солдатам – либо пан, либо пропал, и нечего надеяться построить укрепления и отсидеться, даже на сколько-нибудь длительный отдых не приходилось рассчитывать, только марш-бросок вперед и бой не на жизнь, а на смерть. Тем временем германцы словно испарились: они не пытались напасть на лагерь и позволили римлянам спокойно двинуться в путь. Только пару часов спустя там, где Арминий велел завалить деревьями проходы между холмами, начались первые столкновения. Пехота терзала продиравшиеся через завалы передовые римские отряды, а с окрестных холмов на них сыпались дротики и копья. В этот тяжкий момент перед римлянами сверкнул луч надежды. Впереди появилась широкая поляна, за которой лес явно редел. Оставалось последним усилием преодолеть холм, который теперь называется Калькризерберг, и спасение было близко. Легко себе представить, с каким энтузиазмом выбегали из зловещих лесов остатки римской армии и как энергично строились в привычный боевой порядок. Однако радостные возгласы быстро смолкли: поляну перегораживал вал с частоколом. Невиданное дело. Дикие германцы никогда ранее не возводили полевых фортификаций. Это делали только римляне. Мало того, вал был сооружен по всем правилам. Его изгибы создавали естественные редуты. Римляне, побросавшие в лесах тяжелые катапульты и прочую технику, сразу поняли, что этого препятствия им не преодолеть. Спасительная поляна оказалась ловушкой. Приходилось давать бой напиравшим из леса варварам. Легионеры сражались с отчаянием обреченных. Что стало потом, описал Тацит: «Посреди поляны белели кости, как убегали, как защищались, то разбросанные, то лежавшие кучей. Рядом валялись обломки оружия и конские скелеты, а еще виднелись человеческие черепа, прибитые спереди к стволам деревьев. В ближайших рощах стояли алтари варваров, на которых резали трибунов и первых сотников. А те, кто пережил этот разгром, кому удалось ускользнуть с поля боя или из плена, рассказывали, что вот здесь пали легаты, а там захватили эмблемы легионов – орлов; здесь получил первую рану Вар, а тут он принял смерть от своей несчастной десницы, сам нанеся себе удар; с этой возвышенности обратился Арминий с речью к собравшимся, сколько виселиц и какие ямы он приготовил для пленных и как глумился над штандартами и орлами в своей надменности.