Магги Руфф - Философия элегантности Страница 8

Клод вся распадается на фрагменты, производит впечатление незаконченности. Забывчивость и небрежность, поселившиеся в ней, борются за свое первенство. Она строит планы на будущее, но, как показывает прошлое, она – лентяйка.

Когда Ирен входит в комнату, приподняв плечи, вытянув шею, слегка вздернув подбородок и расширив глаза, кажется, что она удивлена, хотя ничего особенного вокруг не происходит. Однако, если бы при ее появлении внезапно раздался гром среди ясного неба, потолок разверзся бы над головой или окутало бы облако пыли, ничто бы ее не удивило. Такое впечатление, что ступени в парадном ведут не в ее квартиру, а к императорскому трону. Ирен оказывает честь любой лестнице, по которой ей доводится пройти. Она невысокого роста, но тем не менее снисходительно опускает глаза на то, что ее заинтересовало. Ее «Я, мне…» раскалывают тишину, как острый нос корабля ледяные просторы, и заставляют вздрагивать, как резкие звуки корабельных склянок.

Интерес к ее особе невозможно сравнить с ее равнодушием к другим людям.

Ее усталость, ее удовольствие, ее желание, все, над чем царит ее «Я», – все уникально и имеет вселенскую ценность. Первоисточник мира, Ирен сообщает свою значимость всему, до чего бы ни дотронулась: Ее муж, Ее дети, Ее семья, Ее друзья… Однако, удаляясь от нее, эти объекты теряют свою важность, как затихающее эхо.

Она не уверена, что обладает всеми достоинствами, но точно знает, что их намного больше, чем недостатков.

Ирен не беспокоится по поводу своей красоты, т. к. никогда не сравнивала свою внешность с чьей-нибудь еще.

Она не снисходит до того, чтобы обсуждать свои мнения, потому что это Ее точка зрения, а если она чего-то и не знает, это недостойно внимания.

Иерархия Ирен проста и строга: Она… а потом все остальные. Ирен не по себе от мысли, что мода существует не для нее одной. Она ей платит тем же – не замечает ее. Она считает себя достаточно сильной, чтобы дать отпор это упрямице, а значит, победить.

Поэтому порой Ирен то забегает вперед, то отстает от того, что носят в данное время, утверждая, что нынешняя мода забавна или ужасна, в зависимости от того, благосклонна или нет к ней эта вечная капризница.

Всегда находится что-то, что искажает пропорции выдуманного облика. Инициалы на сумочке всегда несколько больше обычного размера. «Почему?» – спросите ее, и она ответит: «Чтобы сразу было понятно, что она – моя». Ее воротники всегда выше. Ее украшения всегда больше, как будто она говорит: «Я могу себе это позволить». Одежда ее довольно естественна, но цвета несколько крикливы. Она может быть очень элегантной или выглядеть строго и просто, однако сочтет за оскорбление, если ее появление останется незамеченным. Понятие «ошибка» ей не знакомо, поскольку, совершая их, она уверена в своей правоте.

Она – уверенность и гарантия, к ней нельзя притронуться. Земля, по которой она ходит, – это пьедестал, а небо, воздух и вся жизнь – подношения ей.

Корина всегда недовольна ни мужем, ни детьми. Она хочет именно того, чего получить в данный момент не может, но ей это необходимо по той причине, что у других – уже есть. После того как она увидела у Сабины украшения с рубинами, свои изумруды ее уже не радуют. А квартира Мартины – о такой она давно мечтала. И она ни за что не успокоится, пока не будет иметь такую же машину, какая у Флоранс. Корина приходит в волнение, узнав, что ее друзья отправились в путешествие, а в ресторане столики ее приятелей всегда расположены удачнее, чем ее. Цветы, преподнесенные ее подругам, намного красивее, чем получила она, а их друзья – гораздо приятнее, их мужья – несравнимо внимательнее, их дети – не в пример послушнее, а их жизнь – более проста.

У Корины все, что касается других, всегда отмечено знаком больше. А ее собственное – знаком менее. Если бы ей принадлежала вся Земля, она подозревала бы кого-нибудь в обладании Солнцем, и это вызывало бы досаду.

Завистница не знает ни передышки, ни отдыха в изнуряющей погоне за тем, чем обладают другие. Свои счастье и радости она лишь пригубливает и замечает лишь краем глаза, настолько убеждена, что у ее соседки все намного лучше. Имея все, Корина не имеет лишь власти над самой собой. Не замечая своего богатства, она живет нищенкой. Разбрасывая куски хлеба со своего стола, она живет тем, что подбирает крохи выпрашиваемой ею милостыни.

Каким-то порывом ветра Корину занесло в ателье, к своей портнихе. Ей непременно и срочно нужно восхитительное маленькое платье… как вы его назвали? Ах, ну конечно, «Весенний бриз»… которое она только что видела на Сабине. «А еще, мадам Сюзанна, что вам заказала моя подруга Мартина? А Флоранс?.. Это тоже очень мило».

Заказать одно платье так, чтобы в нем совместились три, – проблема! Она слышала, что Алина заказывала какую-то особую, комбинированную модель.

– Можно на нее взглянуть?

– Нет, платье уже упаковано.

– В самом деле, неудобно об этом просить, но сделайте одолжение, распакуйте, мне хотелось бы его примерить.

– Видимо, вы говорите о том платье, которое идет ей больше всего.

Вечернее платье от Магги Руфф, 1930

– Мадам Сюзанна, вы, случайно, не знаете, откуда у Флоранс новая шляпка? А у кого заказывала туфли Мартина? Ах, большое вам спасибо, я сейчас запишу.

Корина заносит в свою записную книжку еще один адрес. Ну, а теперь ей нужно купить такие же духи, как у Сесиль, и узнать, откуда у Мари-Анжель такая меховая накидка.

Корина всегда появляется с недовольной гримасой. Никто не знает настоящего цвета ее волос: она то блондинка, то брюнетка, то рыжая, да и цвет лица – то бледный, то загорелый, в зависимости от того, кому она подражает, Клер или Диане.

Костюмы для скачек от Магги Руфф, 1931

Она – рекламный проспект всего, что носят ее подруги, она – зеркало, в котором отражаются все, кроме одного-единственного образа – ее самой.

В этом причудливом смешении, в котором она находит удовольствие, нет ничего от нее и ничего о ней. Корина живет взаймы и одевается за счет украденных идей.

Ох уж эти глупышки и красотки Клод, Ирен, Клариссы, Сабины, Корины, да и вы все, плывущие по воле времени и всевозможных мнений! Если однажды утром, взглянув в зеркало – о, Клод! о, Флоранс! о, Ирен! о, Кларисса! – вы сможете на крошечное мгновение заметить в нем незнакомку, не отворачивайтесь, а внимательно рассмотрите, и тогда на протяжении всей жизни вы будете самыми красивыми, год от года становясь все красивее!

О, Флоранс! О, Клод! О, Ирен! – милые призраки, скользящие в потоке времени, вы могли бы идти по жизни с грацией или неловкостью, данной вам природой, относясь к ним так, словно они – цветы в нежном букете, составленном из всех времен года вашей жизни!

Розовое меховое манто от Магги Руфф, 1931

О, Клод! О, Ирен! Красота и молодость – это не напрасные дары, старость и безобразность – вот чем нельзя воспользоваться.

«УМЕТЬ И ХОТЕТЬ» – волшебные слова, уникальные фильтры, простая древняя мудрость, корень мандрагоры, редкий эликсир, благотворно действующее лекарство, горькая пилюля, спасительный нектар…

Рисунок Магги Руфф, 1932. Публикуется впервые. Из коллекции А. Васильева

О, Клод! О, Ирен! Наливайте, наливайте его… и выпьем!

Манто от Магги Руфф, 1929

Цветные платья от Магги Руфф, 1930

Вечернее платье от Магги Руфф, 1932

Дневное платье от Магги Руфф, 1932

Русская манекенщица виконтесса Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в платье от Магги Руфф, 1934

Русская манекенщица виконтесса Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в вечернем платье из атласа от Магги Руфф, 1935

Русская манекенщица Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в демисезонном костюме от Магги Руфф, 1935

Ансамбль от Магги Руфф, 1936

Глава III

Вкус

Я всегда с улыбкой вспоминаю свои школьные годы и ту забавную манеру, с какой мы бросались познавать все новое. В течение долгих недель первых лет в школе мы с восторгом и до мельчайших подробностей учили историю дома Меровингов[10], и могу признаться, что ничто не утаилось от наших любопытных глаз. Междоусобицы между Хильпериком и Хильдериком, соперничество между Фредегондой, Клотильдой и Брунгильдой, интриги между Хлотарем, Хлодомиром и Хильдербертом – все это мы выучили в самых мельчайших подробностях. В течение нескольких лет мы жили только ими, одной жизнью, почти породнились. Но у нас было смутное ощущение, что крещение Кловиса[11] – это праздник семейный и приглашением на него мы не сможем воспользоваться, так как будем помехой. Нас глубоко волновали убийства из ревности, которыми богата история Меровингов. Мы не знали, чью сторону принять, и внутренне желали, чтобы все само как-нибудь образовалось. Ведь как неприятно, когда в семье происходят такие вещи! В конце учебного года учителя вдруг открыли нам, что история Франции на этом периоде не заканчивается, и мы с большим сожалением расстались с этой династией. Впрочем, грусть наша была не слишком глубока, поскольку жила надежда, что следующей весной мы встретимся с ней вновь. Мы бегло просматривали описания войн, с большими препятствиями продирались сквозь другие царствования, отбрасывали от себя все революции, расталкивали государственные перевороты и стремились вырваться на простор, за пределы такой Истории.