Сергей Горлов - Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. Страница 8

Однако, как оказалось, и Ленин, и участники II Конгресса поторопились, — события развернулись иначе.

20 июля 1920 г. германское правительство объявило о своем полном нейтралитете в польско-советской войне. Это было обусловлено как успешным наступлением Красной Армии, быстро продвигавшейся к Варшаве, так и тем, что на конференции в Спа (5 — 16 июля 1920 г.) германскому канцлеру К. Ференбаху не удалось убедить премьеров стран Антанты в целесообразности («борьба против большевизма») наличия у Германии райхсвера численностью в 200 тыс. человек, а не в 100 тыс., как предписывалось Версальским договором[29]. Тем не менее в отношении России нейтралитет Германии был благожелательным. Германский министр иностранных дел В. Зимонс заявил о запрете транзита оружия Францией через Германию в Польшу; в вольном городе Данциге докеры отказывались разгружать суда, груженные французским оружием для Польши; германские добровольцы, по словам Тухачевского, их было «сотни и тысячи», — сражались в рядах Красной Армии против армии Пилсудского[30]. 10 августа 1920 г. Политбюро (в заседании участвовали В. И Ленин, Г. Е. Зиновьев, Н. Н. Крестинский, Е. А. Преображенский, Н. И. Бухарин, К. Б Радек) приняло предложение Троцкого о направлении на западный фронт, на немецкую границу «около ста немецких коммунистов, годных к советской и пропагандистской работе» во главе с Булихом. Исполнение было поручено Зиновьеву и Преображенскому[31]. Именно в это время в Германии и особенно в националистически настроенном руководстве германского райхсвера (главнокомандующий райхсвером генерал-полковник X. фон Зект, начальник генерального штаба генерал В. Хайе, начальник оперативного отдела генштаба полковник О. Хассе) усилились настроения в пользу «восточной ориентации» и военного союза с «советским большевизмом». В случае победы России над Польшей (но не ранее) Зект призывал объединиться с Советской Россией с целью ликвидации позорных для Германии условий Версальского договора[32] и восстановления общей границы между Германией и Россией на возможно более длинном протяжении[33]. И хотя тогда же среди влиятельной части германского генералитета были весьма сильны настроения в пользу союза с Антантой против Советской России (генералы Э. Людендорф, М. Хофман, промышленник А. Рехберг), тем не менее, как справедливо отмечал Ленин, «когда русские войска подходили к Варшаве, вся Германия кипела»[34].

Теперь вряд ли возможно установить точную дату и инициатора сотрудничества между РККА и райхсвером. Во всяком случае, мысль об этом в среде германского генералитета появилась задолго до подписания Рапалльского договора. Западные историки единодушно сходятся в том, что ее автор — главнокомандующий райхсвером, генерал X. фон Зект, который, по воспоминаниям одного из близких ему людей майора Ф. Чунке, еще в 1919 г. настаивал на налаживании таких связей. В одной из своих книг Зект писал, что будучи еще начальником штаба армии «Норд» в Прибалтике он пришел к выводу о необходимости для Германии опереться на Советскую Россию в борьбе за ликвидацию невозможных для Германии условий, продиктованных державами Антанты в Версале[35]. Правда, по свидетельству генерала X. Риттера фон Миттельбергера, «мысль о совместной работе с Россией» пришла Зекту весной 1920 г.[36]

Первые контакты с этой целью имели место, начиная со второй половины 1919 г., и шли они по нескольким каналам: через Радека в Берлине (февраль-декабрь 1919 г.), а после его возвращения в Москву — по линии миссий по делам военнопленных (Копп и Хильгер), а также через Энвер-пашу, прибывшего летом 1920 г. из Берлина в Москву с поручением Зекта установить тайные германо-советские военные связи и намерением привлечь затем обоих партнеров к сотрудничеству с турецкими националистами в борьбе против Великобритании. В Москве Энвера принимал Ленин[37].

После разрыва кайзеровской Германией дипломатических отношений с Советской Россией и начавшейся в Германии Ноябрьской революции все отношения между Германией и Россией оказались прерванными. Более того, когда в декабре 1918 г депутат райхсвера от СДПГ Штюклен направил в Москву для установления контактов с советскими лидерами О. Кона, работавшего экспертом по германскому праву в советском полпредстве в Берлине, советская сторона, считавшая, что начался очередной этап мировой революции и революция в Германии сметет там все старые структуры буржуазной демократии, отказалась от контактов через Кона.

Вместо этого в Германию для «катализации» революционных событий был послан Радек. Этот «узник Моабита», арестованный в феврале 1919 г., устроил в тюрьме под крылом военного министерства Германии «политический салон» и установил там отношения «с представителями восточной ориентации германского политического мира». И именно по совету Радека один из его первых посетителей Энвер-паша, обладавший тесными связями с германским генералитетом со времен империалистической войны, предпринял в октябре 1919 г. попытку самолетом добраться из Германии в Советскую Россию. Подготовкой полета занимался адъютант Зекта Э. Кестринг, впоследствии — военный атташе Германии в Москве[38]. Идея перелета была предложена Москвой: Чичерин 24 октября 1919 г. писал Ленину:

«Пусть эти люди приедут к нам сюда для выработки деталей. Те же люди могут прилететь на аэроплане к нам вместо переговоров с Коппом»[39].

Ему надлежало на месте оценить обстановку, добиться приема у Председателя РВС Республики Троцкого и поговорить с ним от имени Зекта. Однако самолет потерпел аварию и вынужден был приземлиться близ Ковно (Каунас), занятого английскими интервенционистскими войсками. Энвер-паша был арестован. Лишь благодаря царившему тогда в Прибалтике хаосу он случайно был освобожден майором Ф. Чунке, командиром подразделения немецких добровольцев, действовавших в том же районе. У летчика X. Хессе, уполномоченного руководством фирмы «Юнкерс» вести переговоры с советским правительством, англичане обнаружили письмо на имя наркома внешней торговли Л. Б. Красина с предложением о строительстве «Юнкерсом» в России авиационного завода, а также об открытии и обслуживании там линий воздушного сообщения. В самолете была обнаружена также карта, подготовленная в штабе райхсвера и датированная 1 сентября 1919 г. На ней было нанесено размещение войск держав Антанты, которые могли быть задействованы тогда против правительства Советской России. Лишь в августе 1920 г. Энверу удалось добраться до Москвы.

Что касается Коппа, то он появился в Германии где-то в середине 1919 г. Официально считалось, что он прибыл в Берлин для решения вопроса о репатриации и обмене военнопленных. В 1920–1921 гг. он подписал там ряд соответствующих советско-германских соглашений, первое — 19 апреля 1920 г., согласно которому он получил статус руководителя Советской миссии по делам военнопленных в Германии. Однако неофициально, де-факто, — и это понимали все, — он являлся представителем Советской России в Берлине. Согласно исследованиям Дж. Эриксона и Б. Руланда, Копп в беседах с заведующим Восточным отделом МИД Германии А. фон Мальцаном 15 апреля 1920 г. и в июле 1920 г. с Зектом зондировал позицию Германии в случае вооруженного конфликта между Польшей и Советской Россией и в этой связи обсуждал вопрос о налаживании сотрудничества между РККА и райхсвером, причем делалось это по инициативе Коппа[40]. Ясно, что он не мог обсуждать такие вопросы без поручения или одобрения Центра.

К тому времени Зект, прочно занявший свое место в структуре политических сил Германии в качестве руководителя райхсвера — опоры власти в Ваймарской республике, уже приобрел большое политическое влияние, не в последнюю очередь благодаря своей несгибаемой «великогерманской» позиции, которую он продемонстрировал, участвуя в составе германской делегации в работе международной мирной конференции в Версале, на конференций в Спа и т. д. В Берлине с его мнением считались независимо от того, возглавляли ли правительство Германии представители СДПГ (Ф. Шайдеман, Г. Бауэр, X. Мюллер), католической партии Центра (К. Ференбах, Й. Вирт, В. Маркс), немецкой народной партии (Г. Штреземан) или беспартийные В. Куно и X. Лютер. В бытность его главнокомандующим райхсвером в 1920–1926 гг. и особенно в «жаркий» период 1920–1923 гг., когда Германия нуждалась в «твердой руке» для сохранения конституционного порядка, Зект являлся, пожалуй, даже чересчур крупной политической фигурой. В Берлине его не только слушали, но и побаивались. И вполне закономерно один из авторитетнейших британских исследователей роли и влияния райхсвера на политику Ваймарской Германии Фр. Карстен окрестил период 1920–1926 гг. «эрой Зекта»[41].