Наталия Будур - Повседневная жизнь викингов IX–XI века Страница 8

Никифор Палеолог, один из высших сановников империи, поспешил с этой вестью к Вотаниату и просил отдать под его начальство варваров из Туле, говоря, что с ними он выгонит врага из столицы. Но дряхлый Вотаниат не решился на такие крайние меры, а начал переговоры, которые прошли неудачно, и ему не оставалось ничего иного, как отречься от престола. Анна Комнина, составившая жизнеописание своего отца, полагает, что Вотаниат сохранил бы престол, если бы послушался совета Палеолога.

Когда же Алексей стал императором, варяги поклялись ему в верности, какую всегда мог ожидать от них глава империи.

Вскоре Алексей выступил в поход для оказания помощи Диррахию, который был осажден войсками герцога Апулии, Роберта Гискара. В этом походе были с Алексеем и варяги.

Император решился дать неприятелю сражение, велел варягам спешиться и плотным строем идти во главе войска. Роберт Гискар рассчитывал легко разбить войско греков и уничтожить Алексея. Он поручил Амицету, одному из своих военачальников, истребить прежде всего дружину варягов. Амицет двинулся вперед с сильным отрядом пехоты и конницы.

Варяги, которым на греческой земле довелось помериться силой со своими северными братьями, основавшими государства на Сицилии,[14] сражались так, что разорвали ряды противника и обратили Амицета в бегство. Увлекшись преследованием, они далеко отошли от войска греков. Это заметил Роберт Гискар и в ту же минуту стремительно отрезал их от главного войска. Измотанные только что закончившимся сражением, они были смяты превосходящими силами неприятеля, однако продолжали сражаться, пока еще могли держать мечи в руках. Немногим из них посчастливилось укрыться в ближайшей церкви. Варяги взобрались на ее кровлю, но воины Гискара подожгли храм, и все уцелевшие от меча северяне сгорели. Греческое войско было разбито, и Алексей бежал.

 Во всех походах, в которых император принимал личное участие, варяги всегда окружали его и защищали знамя империи.

Когда же он находился в столице, варяги стояли на страже при большом императорском дворце и у дверей дворцовых комнат. Они охраняли императорские сокровища и регалии, которые находились в особенной комнате большого дворца, называемой «вестиарион» — буквально «одеждохранилище», — вместе с драгоценными платьями, короной и казной империи.

При восшествии на престол новый государь отправлялся из дворца в церковь для венчания и миропомазания от патриарха империи. Когда же он потом шел к алтарю для приобщения Святых Тайн, его окружали с обеих сторон варяги и 100 благородных юношей.

Варяги провожали государя во всех его путешествиях. Когда приезжал он в укрепленный город, им вручались ключи от городских ворот на все время пребывания императора в городе.

В день Иоанна Крестителя государь посещал Петровский монастырь, а на Сретение с торжественным крестным ходом шел во Влахернскую церковь. Во время таких торжественных церемоний рядом с императором находился предводитель варяжской дружины, который именовался Akolutbos — спутник, неразлучный с государем.

На Рождество Христово, которое праздновалось с особенным великолепием, варяги стояли в церкви у столбов и ступеней престола, держа секиры в руках до самого появления императора, после чего клали их себе на плечи.

В Вербное воскресенье они принимали участие в расхищении богато украшенной галереи, которая устраивалась между императорскими комнатами и церковью и после торжества отдавалась придворным. В тот же день у государя бывал прием. После высших сановников империи и придворных, поочередно приносивших поздравления императору, входили к нему варяги, желали ему долгой жизни на своем родном языке и при том взмахивали секирами и скрещивали их со страшным стуком. С такой же торжественностью обедал император в праздники Пасхи и Пятидесятницы, и тогда варягам посылались кушанья с его стола на золотых и серебряных блюдах.

Из произведений византийских писателей мы знаем, что греки очень завидовали дикарям, которые «не говорили, а скорее плевали слова из уст, и для слуха которых греческий язык походил на дикое эхо военных песен». С неудовольствием греки видели, что «эти варвары, по щедрости государя, получают столько денег и драгоценностей, сколько прилично было бы иметь лучшим людям из благороднейших народов».

Варяги, возвращавшиеся домой после службы в Византии, рассказывали, что после смерти императора они могли ходить по всем комнатам его дворца, в которых хранились его сокровища, и имели право брать себе все, что могли унести на себе в память о своей службе при покойном государе.

Один исландец, Болли Боллесон, прослуживший многие годы варягом в Миклагарде и считавшийся самым храбрым и лучшим из них, по возвращении в Исландию привез с собой много разных сокровищ и драгоценностей, вел себя очень прилично — так, как полагалось по правилам этикета в Византии, одевался в меха и пурпур, подаренные ему императором в Миклагарде. На голове он носил золотой шлем, в руках — короткий иноземный меч, на бедре — красный щит, украшенный портретом в золотой оправе. Все оружие его было позолочено. И товарищи его одевались в пурпур и имели позолоченные седла. Куда ни приходили они, везде обращали на себя внимание пышным убранством.

Возвратившись домой, викинги много рассказывали о своих походах и о том, что доводилось им видеть в чужом краю. Они были источником знаний и новостей. Слушая их рассказы, молодые норманны загорались желанием посмотреть на мир и себя показать. «Тот кажется для меня не слишком сведущим, кто не знает никакой другой страны, кроме Исландии», — говорил уже упоминавшийся нами выше Болли Боллесон своему зятю, Снорри Годи, а Стурлауг Старфсон говорил своему отцу, Ингольфу: «Не много будут говорить о нас, если не побываем мы у других народов».

Сигурд Свинья сказал своему пасынку Олаву Толстому (будущему Олаву Святому) после возвращения последнего из десятилетнего путешествия: «Теперь ты сделался опытным в боях и узнал обычаи иноземных вождей».

Не набравшись опыта в морских походах, не завоевав славы и уважения, приличных вождю, сыновья конунгов и ярлов не могли рассчитывать на высокое положение в своей стране. Кроме того, доходы конунга, приносимые его хозяйством и усадьбами, были ничтожны, в то время когда королевств насчитывалось множество и все они являлись небольшими. Всякий король хотел жить прилично своему положению, а потому все старались иметь в своей дружине известных храбрецов. Конунгам было просто необходимо отправляться на войну за богатством, чтоб содержать пышный и знатный двор и дорогими подарками снискать себе имя и славу правителей щедрых и сильных множеством друзей.

Благодаря морским набегам хёвдинг Эрлинг Скьяльгсон в Норвегии мог содержать многочисленный двор, хотя Олав Толстый и отнял у него часть ленов, данных ему Олавом Трюггвасоном. Другой известный викинг, Свейн Аслейфарсон, обыкновенно уходил в морской поход с весны до Иванова дня (праздника летнего солнцестояния) и называл это весенним набегом. Затем он жил дома до уборки хлеба, а там опять уходил в поход до зимы и называл это осенним набегом.

Берега самой Скандинавии также подвергались нападениям викингов. Шведские аскеманны опустошали датские и соседние берега, норвежские и датские отплачивали шведским той же монетой.

В одной из саг рассказывается, как Сокке, великий викинг, прибыл в норвежский Халогаланд (Холугаланн) на небольшой остров Ульфей. «Здесь, — сказал он своим дружинникам, — мы получим славную добычу, потому что хозяин этой усадьбы очень богат. Выжжем же здесь все огнем и мечом. Заберем себе все самое ценное, а усадьбу со всеми ее обитателями сожжем». Хозяин усадьбы, на которого напали, спросил вождя викингов, за что он так обходится с ним. «Мы, викинги, — отвечал Сокке, — не спрашиваем за что, если хотим иметь чью-нибудь жизнь и имущество».

Викинги так богатели после счастливых набегов, что могли распоряжаться целой флотилией захваченных кораблей и не боялись вступать в битвы с самим конунгом и его дружиной. Нередко викингам случалось и побеждать в таких сражениях.

При встрече с торговыми судами, или, вернее, при захвате таких кораблей, викинги предлагали купцам либо отправиться на берег и оставить судно со всеми товарами им, либо ждать неминуемой смерти.

Очень часто, поджидая добычу, викинги скрывались в заливах среди шхер и буквально сваливались на головы несчастных жертв.

Однако морские разбойники предпочитали не грабеж из-за угла, а честный и жестокий бой. Тем более что победы над другими викингами, особенно известными «пиратами», приносили также и выгоду: захваченная добыча часто оказывалась просто фантастической. Получалось по русской пословице: «вор у вора дубинку украл».

После летней жизни, исполненной разных приключений на море, викинги обыкновенно возвращались к осени домой, проводили зиму на своих или отцовских дворах. Многие искали себе жилище на зиму у славных королей, которые с охотой приближали к себе известных воинов, принимали их с радушием и уважением, давали им у себя приют, за что получали их дружбу.