Лев Гумилев - Тысячелетие вокруг Каспия Страница 8

8. Разочарование

Итак, для работы над этнической историей необходим обильный и проверенный этнологическими методами набор фактов Обычно историческое исследование начинают с кодификации явлений, лежащих на поверхности, т. е. памятников той или иной культуры. На первый взгляд — это самый верный и логический путь.

Каждый этнос создает своеобразную материальную культуру, т. е. сумму орудий, предметов быта, оружия, и духовную — мировоззрение, стиль в искусстве, способ восприятия прошлого, характер фиксации знаний: либо письменность, либо устное обучение молодежи — фольклор. Кремневые орудия палеолита, обломки керамических сосудов, развалины жилищ, картины в музеях и рукописи в библиотеках наглядны и легко обнаруживаемы. Они показывают, что культуры разных стран и эпох были различны и более или менее оригинальны. Связи между культурами восстанавливаются на принципе их похожести друг на друга… и часто правильно. И тут у историка возникает соблазн подменить изучение этносов, людей, живших, творивших и погибавших, описанием памятников, т. е. вещей, сотворенных этими людьми. На первый взгляд, здесь должно быть полное соответствие, но на самом деле его вовсе нет. Молодой этнос использует изобретения своих предшественников. Градусная система отсчета пришла к европейцам из Вавилона, но генетической связи между французами и амореями нет. Форма металлических кинжалов не менялась весь железный век, ибо она оптимальна, а этносы сменялись неоднократно. И наоборот, свеча сменилась керосиновой лампой, а та — электрической за один век у совершенно разных народов. Это показывает, что творения рук человеческих — культура и явление природы — этногенез имеют разные характеры развития. Был Вавилон… и нет его; на месте древнего Рима построен новый, по существу, другой город. Целые народы исчезли с лица Земли, а ныне процветающие когда-нибудь сменятся новыми. Конец и распад любой природной системы, в том числе и этнической неизбежен. Такова «Диалектика Природы»: жизни сопутствует смерть, а смерти — жизнь: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24). Но в истории культуры мы этой Диалектики не видим.

В отличие от природы люди способны создавать только статические предметы, не имеющие способности видоизменяться и самовоспроизводиться. Растения и животные существуют в череде поколений; горы и реки — в постоянном, хотя, по людским меркам, медленном преобразовании. Горы вырастают вследствие тектонических процессов и становятся равнинами из-за денудации. Реки либо меандрируют и образуют террасы, либо прорывают глубокие каньоны. В этом их жизнь, измеряемая геологическими периодами. А пирамиды, Эйфелева башня, Парфенон или Венера Милосская — плоды человеческого сознания, и они не живут, хотя существуют веками, прежде чем окажутся разрушенными человеком или временем, превращающими их в прах навсегда.

Но современному цивилизованному обывателю они кажутся вечными. Возникает иллюзия постепенного роста процветания людей за счет беспредельных богатств Природы, которые только надо научиться от нее брать. Это называлось в XIX в. прогрессом.

Однако все теории культурного прогресса не могли бы существовать, если бы не игнорировали феноменов вырождения, ослабления и вымирания целых народов и распада их цивилизаций. Посмотрим на интересующую нас Евразийскую степь. О застойности степных этносов не может быть и речи, столь напряженными были смены событий, а вот была ли это эволюция, под которой понимается целенаправленное развитие с накоплением определенных признаков? Проверим.

В VIII в. до н. э. скифы появились в Причерноморье, разогнали местных жителей — киммерийцев, подчинили лесостепные племена земледельцев и продержались 500 лет. За это время они наладили товарное хозяйство, торговлю с Элладой, создали великолепное искусство, оригинальную культуру… и в III в. до н. э. стали жертвой сарматов, которые провели против скифов истребительную войну. Констатируем: развитие оборвано ударом извне.

Сарматы продержались около 700 лет: они пользовались гончарным кругом, торговали хлебом с Византией, завели тяжелую конницу — прообраз рыцарства… и были разбиты гуннами, продержавшимися около ста лет (370–463 гг. н. э.). Опять обрыв традиции.

Болгары победили гуннов, продержались около 200 лет (463 — около 660 гг.) и были разогнаны по окраинам степи хазарами, о которых пойдет речь особо, потому что даже след их потерян. А сменившие хазар половцы растворились среди окрестных этносов уже в XIII в. Где же тут эволюция и накопление традиций?!

А ведь «упадков» и регрессов культуры — не меньше, чем расцветов. Мы привыкли восхвалять научно-техническую революцию XX века, но забыли, что ей предшествовал чудовищный регресс европейской науки. Этот регресс наступил раньше, чем сломалась грандиозная система «Римского мира» (Pax Romana). Это заметно по исторической географии. Вместо трудов Страбона, Посидония и астронома Гиппарха изучается сочинения Гая Юлия Солина «Сборник достопримечательностей». Это популярная география, полная нелепостей, но распространенная в III в. в Римской империи и потом среди христиан раннего средневековья.

В священных книгах евреев гуманитары VI–VII вв. находили указания на форму Земли. Несторианский теолог Феодор из Мопсуесты, теологические труды которого через сто лет после его смерти были осуждены на V Вселенском соборе, полагал, что Земля имеет форму диска, в центре которого находится Иерусалим, а кругом — океан, за которым царит вечная тьма и покоятся основания небесного свода. Косьма Индикоплов и ученик Феодора Севериан придавали миру форму скинии. Выше неба помещалось вместилище вод.[28]

В VIII–IX вв. космографы вернулись к старинному правильному учению о шарообразности Земли, но эта мысль была достоянием ученых, а прочие, в том числе творцы реформации XVI в. Лютер и Кальвин, вели борьбу с представлением о шарообразности планеты, опираясь на тексты из священных книг и логические рассуждения. К догматам христианства этот спор не имел отношения.[29] Шел спор о преимуществе источника информации. Что главнее: тексты или наблюдения? Но откуда взялся такой жуткий регресс в науке, не имевший касательства к политике? Очевидно, упадок был закономерен и неизбежен. В.И. Вернадский справедливо указал, что «регресс науки связан с изменением психологии народа и общества, с ослаблением того усилия, той воли, которая поддерживает научное мышление… как поддерживает она все в жизни человечества».[30] Что же это за творческое усилие? Отчего оно возникает и почему исчезает? В XIX в. такой постановки проблемы не было, потому что не было способов ее решения. В XX в. они появились: системный подход Л. фон Берталанфи и учение В.И. Вернадского о биохимической энергии живого вещества биосферы. Эти два великих открытия позволили дать определение категории «этнос» и описать его как биосферный процесс — этногенез — закономерного изменения пассионарного напряжения в этнической системе.

Именно пассионарное напряжение поддерживает системные связи в этносе, обеспечивая его устойчивость и творческую активность. Если мы попытаемся найти место эпох упадка на кривой этногенеза, то обнаружим, что большинство из них относятся к последней фазе — обскурации, сопряженной не только с деструкцией этнической системы, но и забвением всего культурного наследия.

И наоборот, для роста пассионарного напряжения на первой фазе этногенеза, в подъеме, характерны эпохи сложения оригинальных культур: Каролингское возрождение в средневековой Европе, Танский период в Китае, Московская Русь времени Рублева и Феофана Грека. Но причина подъема культуры определяется не столько ростом пассионарного напряжения, сколько его уровнем. Ее расцвет возможен и на нисходящей ветви кривой этногенеза — в надломе и в инерционной фазе, т. е. при умеренных степенях пассионарного напряжения. Таковы итальянское Возрождение, Эллинизм, Ханьский период в античном и Минский период в средневековом Китае, эпоха Киевской Руси в славянском мире. Объяснение этому понятно. При очень высоких уровнях пассионарного напряжения — в акматической фазе — занятие наукой и искусством — затруднено: пассионарный перегрев устраняет основное условие творческого процесса — отдохновение. При низких степенях — обскурации — остается слишком мало пассионариев, а без пассионарности, жертвенности возможно лишь сохранение традиции, и то не всегда.

Таким образом, интенсивность процесса культурогенеза является функцией этногенеза — пассионарного напряжения этноса. Но это справедливо лишь для объяснения смены эпох в истории культуры того или иного этноса, но не для объяснения самого феномена культуры, представляющего причудливую смесь гениальных озарений с заимствованиями. История культуры и этническая история лежат в разных плоскостях.