Андрей Андреев - Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века Страница 8

200-летний университетский юбилей сопровождался лавиной публикаций, в которых авторы, представляющие различные отрасли науки, ставили задачу показать вклад Московского университета в соответствующую область научных знаний. К сожалению, не все эти работы одинакового качества, по крайней мере по отношению к рассматриваемому нами периоду. Наряду с основательными работами, написанными с использованием архивного материала и широкой научной эрудицией (например, А. Ф. Кононков. «История физики в Московском университете, 1755–1859»), определенное количество авторов ограничивались цитированием «Биографического словаря» и сборников речей профессоров, а то и того меньше. Авторами плохо учитывалась слабая расчлененность науки начала XIX в., необходимость «универсализма» ученых, который часто превратно истолковывался, что отражало вообще слабую разработанность этих проблем в историографии истории отечественной науки.

В специальных исследованиях по истории университета, появлявшихся после 1955 г., также преобладал «отраслевой подход», заложенный в юбилейных публикациях, и, за редкими исключениями, эти работы не затрагивали общих проблем университетской истории в конкретные периоды времени. Только немногие среди них касались периода начала XIX в. Так с достаточной глубиной университетскими библиографами была разработана история формирования библиотеки университета (Н. А. Пенчко, В. В. Сорокин), в нескольких монографиях освещались фигуры замечательных университетских ученых (А. Ф. Коненков «Страхов», Ю. В. Григорьев «Рейсс»). Некоторая активизация исследовательской деятельности наступила на рубеже 1970—1980-х гг. с приближением 225-летнего юбилея: был издан ряд справочников по истории МГУ, выпущена «Летопись Московского университета», собравшая основные факты его истории.

Наряду с работами историков Московского университета в послевоенные годы не менее важную историографическую линию составляли труды по изучению русской культуры XVIII — начала XIX в., которым занималось советское литературоведение, представлявшее, в основном, ленинградскую филологическую школу. В 1950—1960-х гг. в связи с подготовкой ряда сборников, посвященных русским поэтам начала XIX в., возникли новые исследования, которые изучали как биографические подробности их жизни, так и по-новому открывали их место в литературном процессе предпушкинской поры. Тем самым, в поле зрения ученых вновь оказались имена таких поэтов, как М. Н. Муравьев, А. Ф. Мерзляков, 3. А. Буринский, М. В. Милонов и др., и разработка проблем их творчества позволяла заново взглянуть на духовную атмосферу Московского университета того времени. Большое значение здесь имели работы Ю. М. Лотмана, которому принадлежат основополагающие исследования об университетских кружках начала XIX в., Дружеском литературном обществе, творчестве и мировоззрении А. Ф. Мерзлякова. Исследователи творчества Грибоедова также внесли свой вклад в освещение некоторых проблем университетской истории: так, в статье С. А. Фомичева о несохранившейся комедии «Дмитрий Дрянской» разобран эпизод журнальной полемики профессоров и дается подробная характеристика мировоззрения, литературных и политических взглядов некоторых учителей Грибоедова, а статья Л. С. Дубшана «Из московских лет Грибоедова» содержит наиболее полное на нынешний момент описание среды воспитанников Московского университета 1800-х гг. и их возможных дружеских знакомств. Пушкинистов всегда привлекала фигура Н. Ф. Кошанского, учителя русской словесности в Царскосельском лицее, которому посвящен ряд исследований, в том числе и совсем недавних («И в просвещении быть с веком наравне», СПб., 1992). Проблемы жизни и творчества М. Н. Муравьева в целом ряде публикаций разрабатывались JL И. Кулаковой и В. А. Западовым, правда, преимущественно затрагивая ранние годы его жизни. Было подготовлено к печати полное собрание писем М. Н. Муравьева, хранившееся в ОПИ ГИМ, но к настоящему времени оно издано лишь частично («Письма русских писателей XVIII в.», JI., 1980). Наконец, определенным этапом, подводящим итог большому периоду изучения русской культуры, станет завершение публикации биографического словаря «Русские писатели. 1800–1917» (к настоящему времени вышло 4 тома, от А до П).

Таким образом, нынешнее состояние отечественной историографии истории Московского университета создает хорошие предпосылки для дальнейшего развития проблемных исследований, которые, очевидно, должны сочетать элементы как институционального подхода, развитого в работах прошлого века, так и культурологических методов, активно применяемых в современной исторической науке.

Коротко остановимся на обзоре иностранных произведений, использованных в нашей работе. Специальных монографий по истории российских университетов за рубежом не существует, однако некоторые проблемные работы по русской истории затрагивают исследуемые нами сюжеты. Наибольший вклад сюда внесла немецкая историография, которую уже в течение десятилетий, и особенно в послевоенное время, занимают проблемы русско-немецких культурных и научных связей. Важной и очень ценной для нас особенностью работы немецких историков является то, что они, в малой степени используя русские источники и опираясь лишь на основные труды российской историографии, строят свои исследования, отталкиваясь от источников, находящихся в Германии. Уникальную роль в изучении взаимодействия русской и немецкой культуры первой четверти XIX в., которую здесь играет хранилище документов Геттингенской библиотеки (Staats-und Universitatsbibliotek (SUB) Gdttingen), доказывает то, что первые работы (М. Wischnitzer (1907), W. Stieda (1930)) черпали сведения именно из этого архивного хранилища. Особенно интересна для изучения истории Московского университета начала XIX в. работа В. Штиды, где опубликованы многие письма немецких профессоров, приглашенных в Россию, рассказывается о ходе переговоров с ними, об их впечатлениях от жизни в Москве. В то же время в концепциях обеих работ усматривается чрезмерное преувеличение степени зависимости русского высшего образования от немецкой науки (Вишницер даже выдвигает тезис, что вследствие реформ Муравьева «Московский университет представил собой своего рода русскую копию Геттингена»[5]).

После войны изучение деятельности немецких ученых в России и их влияния на русскую науку в западной Германии ведет известный исследователь русской истории Э. Амбургер, а в восточной — группа историков из научных институтов по изучению СССР и стран народной демократии (Mohrmann, Mühlpfort, Winter). Труды Амбургера богаты фактическим материалом и интересными замечаниями, в то время как статьи берлинских историков, относящиеся к 1950–1960 гг., выдержаны в строгих рамках классового идеологического подхода и, как правило, не выходят за пределы обзора советских работ. Но неожиданный взлет интереса к российско-немецким культурным связям наступает в первые годы перестройки: в Мюнхене выходит сборник «Россия и немцы. Тысячелетнее соседство» (Tausend Jahre Nachbarschaft. RuBland und die Deutsche. München, 1989), а уже после объединения двух германских государств появляется серия «Россия и русские: взгляд с немецкой стороны» (под редакцией Л. Копелева), где в томе, посвященном XIX в., вновь продолжается рассказ о немецких профессорах Московского университета, с публикацией новых документов из Геттингенского собрания (RuBen und RuBland aus deutscher Sicht. München, 1992; автор статьи H. Müller-Dietz).

Английские и французские историки также внесли свой вклад в изучение российского высшего образования, однако их отличает хотя и интересный концептуально, но поверхностный и не подкрепленный знанием источников взгляд на его развитие. Автор капитальных монографий «История русской образовательной политики» и «Русская традиция в образовании» Н. Ханс, в фактическом отношении основываясь на трудах Рождественского, тем не менее склонен считать главным двигателем александровских реформ высшего образования российских масонов. По его мнению, именно масонская идеология обосновывает в это время национальное возрождение государств. В России император Александр, полностью разделявший масонские взгляды и даже входивший в одну из лож (sic!), сознавал необходимость синтеза европейской университетской традиции с национальным характером его страны; таким образом, его реформы должны были послужить ступенью общеевропейского возрождения и приветствовались масонами всего мира (например, Т. Джефферсоном).

Впрочем, более взвешенную оценку образовательных реформ находим мы в других работах (М. Raeff — о Сперанском, A. Koyré — о развитии философских идей начала XIX в., где большое место уделено изучению позиции H. М. Карамзина). Интереснейшее произведение Э. Омана (Е. Haumant) посвящено исследованию русского просвещения как сферы приложения французской культуры. Определенное место посвятили университетским преобразованиям исследователи государственной деятельности Александра I (H. Troyat, С. de Grunwald). Важный для университетской истории анализ взглядов на народное образование в России Ж. де Местра и его переписки с А. К. Разумовским находится в книге Р. Триомфа (R. Triomphe).