Дэвид Грин - Возвращение в гражданское общество. Социальное обеспечение без участия государства Страница 8

Для чего тогда нужно государство? Не для регулирования коммерции, не для просвещения народа, не для религиозного воспитания, не для благотворительной деятельности, не для прокладки трактов и железных дорог, а просто для защиты естественных прав человека, его личности и собственности, недопущения агрессии сильных против слабых – одним словом, для отправления правосудия. Такова естественная, первоначальная, функция государства. Оно не должно делать меньше, но ему нельзя позволять делать больше[35].

Другие представители классического либерализма проводили четкое различие между государством как защитником правосудия и слугой народа. Это различие прослеживается в трудах Смита и его современников, но с полной четкостью его выразил в XIX веке Дж. С. Милль (см. ниже). Недоверие сторонников гражданственного капитализма к государству касается не всех его действий как таковых, а лишь тех, что сужают пространство для проб и ошибок за счет монополизации средств достижения желаемых целей. На том, как этот подход можно реализовать на практике, я остановлюсь в заключительной главе, а здесь обрисую лишь его общие принципы.

Хайек неоднократно подчеркивал, что проблема определения пределов принуждения «не эквивалентна вопросу о функциях, которые должно выполнять государство». Принудительные действия ни в коей мере не являются единственными его задачами[36]. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений в его позиции, Хайек напрямую предостерегает от подхода по принципу laissez-faire в этой области:

Ни Локк, ни Юм, ни Смит, ни Берк никогда бы не заявили, подобно Бентаму, что «всякий закон – зло, поскольку всякий закон – это нарушение свободы». Они никогда не выступали за laissez-faire в чистом виде… Они куда лучше, чем их позднейшие критики, понимали, что не некое волшебство, а эволюция «прочно построенных институтов»… позволила успешно направлять усилия индивидов на достижение общественно полезных целей. Более того, их аргументы никогда не были направлены против государства как такового, в пользу анархии, которая является логическим итогом рационалистской доктрины laissez-faire; это были аргументы, учитывавшие как должные функции государства, так и пределы его действий[37].

Если не происходит покушений на свободу, т. е. государство продолжает относиться к людям как к членам гражданской ассоциации, вопрос о том, должно ли государство предоставлять ту или иную услугу, зависит от практических соображений – например, от того, не превышают ли в данном случае издержки, в том числе скрытые, приносимую пользу. Более того, даже в случаях, когда подобные действия государства оправданны, оно не обязательно должно предоставлять данную услугу самостоятельно; скорее ему следует ее финансировать, подряжая частные структуры на конкурентной основе. Вполне разумные люди придерживаются различных мнений о сравнительных преимуществах и издержках обеспечения или оказания услуг непосредственно руками государства, с одной стороны, и организации в этих целях тендеров между частными компаниями – с другой, а поскольку абсолютно правильного ответа здесь не существует, уместнее всего опять же действовать методом проб и ошибок. Поэтому Хайек считал, что очень многое говорит в пользу конкуренции между различными местными субъектами:

Таким образом, спектр разнообразных действий государства, сочетающихся, по крайней мере в принципе, с существованием свободного общества, весьма значителен. Прежняя формула laissez-faire, или невмешательства, не дает нам адекватного критерия для различия между тем, что допустимо, а что недопустимо в рамках свободного общества. В рамках неизменной правовой системы существует значительный простор для экспериментов и усовершенствований, что позволяет свободному обществу функционировать с максимальной эффективностью[38].

Если Хайек прав, то, возможно, отчасти ответ связан с созданием институтов, позволяющих проводить масштабные эксперименты с различными стилями государственного управления. Другими словами, рецептом может служить конкурентный «рынок» стилей государственного регулирования; создать его можно, оставив минимум функций за центральным правительством и передав максимум полномочий местным органам, финансируемым за счет местных налогов. Свобода передвижения людей, товаров и капиталов позволит широко экспериментировать с рисками, связанными с недостаточным или чрезмерным вмешательством государства. Мой уважаемый коллега Артур Селдон полагает, что нам надо учиться идти на риск «недостаточного» функционирования государства. Децентрализация системы приведет к тому, что некоторыми местными органами будут управлять люди, готовые пойти на риск «недостаточного» функционирования государства, а другими – те, кто отдает предпочтение более масштабному регулированию. Подобная конкуренция стилей государственного управления позволит каждому местному субъекту учиться на успехах и неудачах других.

Однако главный недостаток принципа «налогообложения с согласия граждан» в качестве ограничителя роли государства связан с тем, что в XX веке понятие демократии стало означать неограниченную власть большинства. Еще более негативными последствиями оборачивается явление, которое мы не оценивали в полной мере, пока его не описал Хайек: тот факт, что неограниченная власть большинства касается не только возможности повышать налоги, но и самого законодательного процесса. В результате сам инструмент ограничения могущества государства – закон – политизируется и «захватывается» государством. С этой проблемой Запад пока не справился.

Глава 2

Этический фундамент свободы личная ответственность

Центральное место в мировоззрении сторонников гражданственного капитализма занимает убежденность в том, что индивид при любых обстоятельствах должен вести себя ответственно в нравственном плане. Для них идеальное устройство общества основывается – в максимально возможной степени – на добровольном согласии всех его членов, а не на подчинении и приказах. Принцип личной ответственности, который является краеугольным камнем такого устройства, обусловлен тремя соображениями. Отчасти он вытекает из прагматического вывода: если люди будут иметь возможность пользоваться плодами собственных успехов и расплачиваться за свои ошибки, это приведет к наилучшим результатам для всего общества. Во-вторых, в отсутствие стандартов, с которыми мы могли бы постоянно сверять свои действия, вероятность безответственных поступков усиливается. Наконец, этот принцип основан на убежденности в том, что свободное общество превосходит все имеющиеся альтернативы, поскольку повышает требования людей друг к другу. Последний тезис, в свою очередь, базируется на оптимистическом представлении о том, что индивид всегда способен на большее, и нравственном императиве, гласящем: жизнь следует прожить так, чтобы попытаться сделать мир хотя бы немного лучше.

Главное здесь – как люди понимают свое предназначение. Кто мы – простые исполнители функций, какими нас делает ассоциация-предприятие, или разумные субъекты, действующие в соответствии с определенными ориентирами? Согласно определению Оукшота, индивид в государстве, соответствующем принципам гражданской ассоциации, – это разумный субъект, понимающий (пусть даже неверно), в каком положении он находится, и реагирующий на эту ситуацию с точки зрения своих потребностей и выбора из нескольких вариантов действий. Его отношения с другими строятся в форме взаимовыгодных договоренностей, сотрудничества для удовлетворения общих нужд и взаимного признания единых норм и процедур, продиктованных моральной и практической целесообразностью.

В таком обществе личность – это «свободный субъект», а не «совокупность биологических и иных импульсов»[39].

Как продемонстрировал Хайек, идея личной ответственности призвана совершенствовать человека – как индивидов, напрямую вовлеченных в ту или иную ситуацию, так и тех, кто может извлечь уроки из их успехов или неудач. При ослаблении же личной ответственности эти уроки могут быть искажены. Скрывая провалы, мы вводим в заблуждение других и подрываем их шансы преуспеть в жизни. Речь не идет о поощрении жестокости или черствого равнодушия. Людям, пострадавшим от собственного безрассудства, нужно помогать, но не скрывая при этом, к каким результатам оно привело, – в противном случае мы лишь дадим другим неверные сигналы. Сокрытие цены безответственности не позволяет нам учиться на собственных ошибках.

Такие авторы, как Актон, не считали, что «общество» не имеет значения, а люди – это «изолированные индивиды». Напротив, сторонники гражданственного капитализма понимают, что одни социальные системы больше способствуют раскрытию лучших качеств человека, другие – меньше. Коммунистический строй, к примеру, подрывает такие понятия, как честность и забота о других, ведь он приучает людей лгать и изворачиваться, чтобы выжить в условиях террора.