Питер Хизер - Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть Страница 8

Не только сарматы были повержены, но и сам Сингидунум стал знаменательным приобретением. Ведь недавно возвратившийся Теодорих, движимый честолюбием, убедил своего отца, что политические беспорядки, вызванные убийством Аспара, предоставляли возможность, которую нельзя было упустить и за которую паннонийские готы ухватились обеими руками. Как это бывает в случае по-настоящему важных решений, факты наводят на мысль, что в игре был задействован ряд мотивов. Во-первых, временное пребывание Теодориха в Константинополе, вероятно, вбило ему в голову мысль о скованном положении готов в Паннонии на тот момент. Здесь они были вовлечены во внутрирегиональную борьбу за власть с рядом других военизированных групп, появившихся здесь после крушения военной машины Аттилы, – ругами, свевами, скирами, гепидами, аланами, не говоря уже о несчастных сарматах и военных отрядах гуннов под командованием разных сыновей Аттилы. Аттила хотел объединить их всех (собирался сделать это) и направить их на римлян, получая очень большие суммы в золотых слитках и других видах ценностей, которые, как мы уже видели, столь эффектно появляются в этом регионе в археологических находках гуннского периода. Но если эта борьба не прекратилась бы, то приток новых богатств в регион быстро иссяк бы, так как эти группы уже больше не действовали сообща. Новые внутрирегиональные конфликты, которые пришли на римскую территорию на смену дальним походам с целью обогащения, оставались такими же трудноразрешимыми и быстро превратились в борьбу за все уменьшающиеся трофеи (так как существующие богатства хоронили вместе с умершими). Именно в одном из таких сражений и пал Валамир:

«[Он] ехал на коне перед строем, чтобы воодушевить своих воинов. Конь был ранен и упал, сбросив седока. Валамира быстро пронзили копья его врагов, и он был убит»[23].

Тот факт, что его сторонники, как отмечают источники, крепко отомстили за него, мало утешил бы короля, умершего такой нехорошей смертью. Перспектива продолжать бесконечную борьбу за влияние на Среднем Дунае, за власть над убывающими богатствами, вероятным исходом которой будет в конечном счете страшная смерть, не впечатляла вернувшегося Теодориха. Константинополь открыл ему глаза на гораздо больший мир.

Восстание фракийских готов, в частности, дало для вождей паннонийских готов реальный повод подумать о том, что перед ними открывается волнующая возможность – только руку протяни. Чтобы понять природу восстания, необходимо понять то высокопривилегированное положение, которое занимали фракийские готы в Восточной Римской империи. Солдаты-варвары сами по себе не были какой-то диковинкой в римских армиях в любые времена. Со времен императора Августа по крайней мере половина вооруженных сил империи состояла из ее неграждан. Однако в позднеримскую эпоху заключался новый вид договора, согласно которому неримлянам разрешалось селиться на римской территории, где они навсегда попадали в армейские списки под командование своих собственных вождей и сохраняли в значительной степени юридическую и политическую (а отсюда, возможно, и культурную) автономии. Это сильно контрастировало с более давними периодами: тогда солдаты из варварских племен в римской армии всегда служили под командованием офицеров-римлян, а отряды, набранные из государств, расположенных у границ Римской империи и возглавляемые собственными вождями, считались временным подкреплением в конкретных военных кампаниях. Ведется много споров относительно того, когда впервые возникла эта новая договоренность, в результате которой появились отряды, известные римлянам как foederati (часто переводимые на английский язык как «союзники», хотя это слово используется гораздо шире). И хотя развитие этого процесса шло поэтапно, вполне возможно, что впервые такие договоренности в полном объеме применили именно в отношении фракийских готов. Изначально они были группой подданных гуннов, выведенной из-под власти их хозяев римской военной операцией в Паннонии в 420-х гг. и обосновавшейся во Фракии. Для римлян выгода оказалась двоякой: численность войск гуннов значительно сократилась, а их собственных – увеличилась. Для готов слишком агрессивное иго гуннов сменилось на привилегированное положение на территории Восточно-Римского государства.

К тому времени, когда Теодорих сам наблюдал все это в 460-х гг., данные отношения уже пережили второе и третье поколения, и их преимущества для фракийских готов стали очевидны. Во-первых, плата была вовсе не высока. Там, где Валамир сумел получить от Константинополя 300 фунтов золота в год по договору, отправившему его племянника ко двору императора Восточной Римской империи, вождь фракийских готов получал в год сумму в семь раз большую в качестве платы за службу своих соплеменников. Фракийские готы также имели очень хорошие связи при дворе. К началу 470-х гг. их верховным вождем был человек, который тоже носил имя Теодорих – удивительное, если не сказать сбивающее с толку, совпадение, можете вы сказать, за исключением того, что на готском языке это имя означает «король народа», так что это достаточно подходящее имя для любого уважающего себя принца. У фракийского Теодориха имелось прозвище – Страбон Косой, которое можно использовать, чтобы избежать путаницы. Мы знаем, что Страбон являлся племянником жены Аспара, так что брачный союз тесно связал фракийского вождя с великим патрицием. У финикийцев также были крепкие узы и с рядом других высокопоставленных придворных, и они составляли по крайней мере часть гарнизона города. В отличие от своих соплеменников в Паннонии им не приходилось тратить время на отражение нападений свевов, скиров и других в тщетном соперничестве за приходящий, хотя и уменьшающийся набор старых гуннских ресурсов на Среднем Дунае. Вместо этого их поселения занимали хорошие площади на Фракийской равнине, а сами они имели признанные земельные права – существенное дополнение к их ежегодному денежному содержанию[24].

Эта благоприятная для фракийских готов ситуация была грубо нарушена благосклонным отношением императора Льва к изаурийцам и убийством их покровителя. Совершенно ясно, почему они подняли восстание. Как обычно бывало в политике на закате Римской империи, падение такой видной фигуры, как Аспар, положило начало периоду большой политической нестабильности, и фракийское руководство, должно быть, рассчитывало, что их мятеж поможет подорвать положение изаурийцев и откроет им дорогу назад в добрые старые времена. Но они не обратили внимания на то, что молодой принц готов из Паннонии захватил все их привилегии и увидел для себя в восстании во Фракии огромную возможность для продвижения. Вот почему решение доказать свою отвагу в деле с сарматами из Сингидунума имело особое значение. Ведь Сингидунум, который Теодорих отказался вернуть под власть империи, был главным перекрестком, контроль над которым открывал основные пути на юг, на восточноримские Балканы (карта 2, с. 50). Теодорих возвратился в Паннонию с дерзким планом, согласно которому он и его отец должны были перевести их совместное предприятие целиком на территорию Восточной Римской империи и предложить себя в качестве замены бунтующим фракийцам. Вероятно, в конце лета 472 г. паннонийские готы собрались и пустились в путь на юг. Политика Константинополя, и так достаточно сложная в самые лучшие свои времена, вот-вот должна была сильно измениться.

Это решение далось им нелегко. Материально-техническое обеспечение оставалось незначительным. Теодорих и Тиудимир командовали вдвоем более чем 10 тысячами воинов, но это не была просто вооруженная группа людей, отправившаяся в путь. Националисты XIX в., пересматривая события IV–VI вв., видели в подобных группах предков народов современной Европы. В результате германские националисты, в частности принимая желаемое за действительное, видели в этой неразберихе то, что считали нравственными добродетелями своей собственной нации, и придумали идею о свободных и равных, культурно однородных группах мужчин, женщин и детей, закрытых для посторонних, переселявшихся со всем сельскохозяйственным инвентарем, скотом и народными танцами: миниатюрные народы-предки в пути, часть которых пережила такое путешествие, чтобы обрести царства, которые существовали долго, – а некоторые до этого не дожили.

За два последних поколения образованных людей много раз уже пересматривалась эта безнадежно романтическая картина, что привело к некоторому единодушию, но также и к непрекращающимся спорам. Единодушие, я полагаю, существует в двух областях. Первое: группы вооруженных людей не состояли из равных по социальному положению людей. Среди воинов существовали по крайней мере две иерархически ранжированные по статусу группы, и это подтверждается более или менее современными этим событиям повествовательными источниками, в которых описаны вооруженные свободные и полусвободные люди и говорится, что среди них были и невооруженные рабы (своды законов не могут дать нам какое-нибудь понимание того, какая доля населения принадлежала к той или иной статусной группе). Второе (и это отражает резкое изменение того, каким образом принадлежность отдельных людей к группе стала пониматься в более общем смысле в послевоенный период): все согласятся с тем, что отдельные люди могли полностью изменить идентичность своей группы в течение своей собственной жизни. В результате старое представление об этих группах как маленьких, культурно однородных народах-предках просто не выдерживает критики.