Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5) Страница 8

- Тебя, ишачий хвост, кто просил глупости повторять? - вскипел Андукапар. - Говори по делу!

- Никто не просил, только иначе, князь, не могу, собьюсь, так запомнил... "Почти все князья, говорит, на него похожи, но такого лазутчика, что трусливее зайца, я знаю лишь одного - Квели Церетели. Эй, кто тут главный?!" - вдруг крикнул Моурави. О светлый царь царей! О благородные ханы! О князья князей! Первый раз в жизни я увидел, как никто не захотел быть главным! И все так же крепко молчали, будто им на язык буйвол наступил. Тогда благородный Моурави так громко расхохотался, что черт в горах тоже не вытерпел. "Хо-хо-хо-хо!" - понеслось отовсюду. Потом такое сказал азнаурам: "Видно, все же заячий князь привил своим ишакам заячью трусость". И все азнауры, и больше других длинноносый, принялись наперебой такое про князя болтать, что мы, мсахури, сразу побледнели.

- Как, все сразу? - усмехнулся Зураб. - Может один из вас покраснел?

- Я покраснел, князь Эристави, - наверно, поэтому как из кипятка выпрыгнул. Тут мой ангел на левое плечо мое вспорхнул - умный! - и, хоть в первый раз тяжелым бременем показался, все же тихо подсказал: "Напрасно Великий Моурави нас считает слепыми, разве твои дела даже камень не сделают зрячим? Только каждый живой подданный должен быть покорным своему князю, ибо князь от бога..." Не успел повторить я за ангелом такое, как выскочил вперед длинноносый, замахал руками и так закричал, что птицы с деревьев попадали: "Совиный сын, кто тебя научил искушать мое терпение? Навсегда запомни: князья от сатаны, потому что по желанию хвостатого землю в зловонный ад превратили!" Ударить тоже хотел. Тут мой ангел с левого плеча спорхнул... умный! Хорошо, другой азнаур тяжелую руку длинноносого удержал. А еще один знаю его, Квливидзе, - весело крикнул: "В чем дело, азнауры, князь улизнул? Очень хорошо! Оставил, скажем, свой навоз? Еще удобнее! Кизяк всегда лучше ослиного копыта горит. Эй, кто старший? Вели страже поджечь замок, а что не горит, пусть слуги Церетели топорами рушат!" Тут я почувствовал, как меня схватил желтый дэви, потащил в баню, намылил и, покрытого горячей пеной, швырнул в пасть гиены. И я отчаянно закричал: "Я старший! На меня князь замок оставил! И если осмелюсь приказать разрушать богатство, доверенное мне князем, в кма переведет, хорошо еще, если с языком. Справедливый Моурави, не подвергай нас опасности, если такое задумал, пусть твои дружинники замок в саман превратят!"

- Дикие свиньи! Оскопить вас мало! Где ваша преданность князю?! закричал Андукапар, свирепо сдвинув брови. - Каплун! Мерин! Лошак! Евнух! Вместо защиты замка... ты... Я сам готов кулаком твою рожу измять, только десницу о кизяк не хочу пачкать!

- И умно поступишь, Андукапар, - снова захохотал Зураб. - Зачем чужое... месить, когда своего сверх головы навалено.

Царь Симон взглянул на Зураба, на отвернувшегося Хосро и вдруг прыснул так, что сидевшая у его ног собака, поджав хвост, заскулила.

"Раз царь, хоть и неуместно, смеется, невежливо везиру молчать", прикинул в уме Шадиман и тоже засмеялся.

"Шайтаны, нашли час горло надрывать!" - сообразил Иса-хан и, прикрыв шелковым платком рот, затрясся от смеха.

Мсахури уныло оглядел князей, потом склонился перед царем:

- Светлый царь царей, я еще не все сказал.

- Э, мсахури, говори не говори, лучше, чем кизяк, с твоего языка ничего не соскользнет.

Безудержный хохот овладел всеми. Мсахури переминался с ноги на ногу.

"Так и знал, - подумал Зураб, - "змеиный" князь повеселиться захотел".

Наконец Хосро решил прекратить развлечение:

- Спасибо, мсахури, рассмешил царя. Теперь иди. Что забыл, сами доскажем.

Царь вдруг забеспокоился: доскажут без него! Как младенца оберегают! Вспоминают лишь ради подписей на указах о новых налогах! Он ногой отпихнул взвизгнувшую собачку: "О шайтан!" Надоело с князем Мачабели в нарды играть, с князем Эмирэджиби в "сто забот" сражаться, с Гульшари под стоны чонгури петь. Почему, он поддался уговору глупцов и изуродовал свое лицо, отрастив второй ус? Симон Второй рожден для алмазного тюрбана, а чувствует себя, как тыква на копье! Если он царь, то он тоже хочет смеяться!

И Симон неожиданно повысил, голос:

- Подожди, мсахури, что еще хотел сказать?

- Светлый царь царей, потому осмелился в царственный Метехи прибежать, чтобы князь мой не подумал, что я неверный его слуга. Когда угловые башни сожгли, к замку приблизились, один азнаур крикнул: "Тащите богатства!" Тут и мы все ринулись в замок. Жаль, большое состояние князь имел.

- Имел? А теперь дикий "барс" разбогател?

- Нет, благородный князь Андукапар, дикий Моурави Георгий лишь оружие и коней велел отобрать. А Квливидзе дружески стукнул одного ополченца по макушке и такое закричал: "Что смотрите, черти? Надевайте княжеские куладжи, цаги, обсыпанные бирюзой! Папаху, чанчур, не забудь!" А чанчур уже скинул свою чоху - где только такую взял, наверно из кусков заплесневелого лаваша сшил, - скинул и схватил лучшую, цвета изумруда; затем куладжу князя стал натягивать на себя. Другие ополченцы тоже устремились к одежде, только выбежал вперед старый, как черт, глехи и такое прорычал: "Как можете вы менять свою почетную одежду "обязанных перед родиной" на куладжи, опозоренные изменниками?" Будто буйволиным соком окатил ополченцев, так и отпрянули от богатств и тут же потушили жадный огонь в глазах. А тот, что успел руку всунуть в бархатный рукав, обшитый изумрудом, в один миг стянул с себя и отшвырнул куладжу, как продырявленный чувяк. О святой Евстафий! Лучше бы нож в сердце мне сатана вонзил! Лучшая куладжа, а изумруда на ней - как ячменя в конском навозе...

- Это я уже слышал, что дальше было? - оборвал царь.

- Дальше? Когда по повелению Моурави все дружинники моего князя и слуги, и даже дети, принялись растаскивать ковры, посуду - много серебряной, шелк, бархат, парчу - много персидской, я не противился, запоминал лишь: кто, что и куда тащит... Помогу, думал, князю найти. Моурави разгадал мои думы. Но как сумел, ведь не святой?! Только две молнии из глаз, как соколов спустил с цепок, и грозно мне крикнул: "Попробуй, собачий сын, выдать твоему Церетели людей, кожу с тебя сдеру! По праву рабы князя ими нажитое тащат к себе. А зайцу Квели передай: его не за богатство наказывают, а сам знаешь за что. Вот ополченцы в порванных чувяках отстаивают Картли от кровожадных ханов, которые не одни богатые замки для себя грабят..."

- Надуши свой рот собачьей слюной, сын шайтана! Как смеешь повторять клевету одичалого "барса"! Говори что следует!

- Иначе, хан, не могу, собьюсь, так запомнил... "на одни богатые замки для себя грабят, а жалкий котел из сакли тоже вытаскивают и к себе в Иран волокут".

- О, алла! Кто еще видел такого сына сожженного отца! - вскрикнул Хосро, обеспокоенно взглянув на Иса-хана. - Разве мои глаза не лицезрели, как возвращался дикий "барс" со своим стадом из Индии, или Багдада, или... Отовсюду тянул он для себя сундуки с ценными изделиями, тюки с неповторимыми коврами, или хурджини с золотыми украшениями, или ларцы с жемчугом и изумрудами для своей жены...

- Княжна Эристави, дочь доблестного Нугзара Арагвского, не нуждалась в захваченных украшениях! - запальчиво выкрикнул Зураб. - Она даже ларцы с драгоценностями, полученными в приданое, еще не успела открыть. А сундуки с парчой и бархатом, будто сор, в подвалах у нее валяются. К счастью для князей Картли, "барс" оказался глупцом: вместо того, чтобы выстроить самому себе мраморный замок, окружить его тройной стеной с бойницами и рвами, где его никто бы не достал, он взламывал багдадские и индусские сундуки и обогащал своих амкаров, заказывая им оружие, одежды и седла для оборванных ополченцев, похожих на того дурака, который хотел быть похожим на умного и дырявым чувяком отшвырнул куладжу, украшенную изумрудами.

- Яхонтами! - подхватил мсахури.

- Можно подумать, Арагвский князь усердствует по указке мужа своей сестры, - язвительно буркнул Андукапар.

- Если бы хотел усердствовать, то не убоялся бы схимника замка Арша. Зураб выхватил из-за пояса тугой кисет: - Бери, мсахури, за верность своему князю и за честный рассказ о муже моей сестры!

Шадиман заерзал в бархатном кресле: "Волчий хвост, что он все ссоры ищет с Зурабом?" - и громко крикнул:

- Иди, мсахури, мы поможем твоему князю!

- Светлый царь, я еще не все сказал...

- Что? - взревел Андукапар. - Еще о благородстве дикого "барса" будешь петь?!

- Нет, князь, об этом все.

- Тогда убирайся! Мы все знаем.

- Царь царей, разреши главное сказать... Утром так определил: не стоит беспокоить князей, а сейчас, когда благородный князь Арагвский за правду наградил, хочу еще одну правду сказать.

- Говори, говори, мсахури, отпускать в этих покоях моих подданных имею право только я! - Симон от удовольствия покраснел, его заинтересовало все происходящее, и он мысленно возмутился: почему этот крокодил Андукапар так оскорбительно отстраняет царя от всех дел?!