Елена Никулина - Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века Страница 8

Из дела Алексея можно сделать вывод, что приход его к власти был чреват серьезными политическими столкновениями в имперской верхушке с вероятными исходами как в виде дворцового переворота, так и ссылки или плахи для слишком европейски ориентированных и самостоятельных вельмож. Но и избранный Петром «силовой» выход из кризиса – устранение законного, в глазах общества, наследника – обещал потрясения. Однако, какими бы ни были последние часы жизни царевича (происхождение опубликованного Герценом в 1858 году в «Полярной звезде» письма с описанием его убийства по приказу Петра остается загадкой[37]), в народном сознании его гибель связана с волей отца. Ветераны Петровской эпохи спустя много лет рассказывали собеседникам:

«Знаешь ли, государь своего сына своими руками казнил», – как солдат Навагинского полка в далеком Кизляре Михаил Патрикеев в 1749 году.[38]

Другим итогом дела Алексея стало выдвижение Петра Толстого в ряды наиболее приближенных к царю лиц. Возглавляемая им Тайная канцелярия, в отличие от прочих «майорских канцелярий», не была ликвидирована, а стала одним из важнейших государственных органов, подчиненных лично монарху. 25 ноября 1718 года кабинет-секретарь Алексей Макаров известил Толстого и генерала И. И. Бутурлина: «Понеже его величество для слушания розыскных дел канцелярии вашей изволил определить один день в неделе, а именно – понедельник, и для того изволите о том быть известны»; в этот день министры должны были являться по велению царя в канцелярию в четыре часа пополуночи.[39]

Теперь учреждение стало именоваться в бумагах (хотя и не всегда) «Канцелярией тайных розыскных дел». Петр лично бывал в канцелярии, где в присутствии «министров» выслушивал доклады и составлял по ним резолюции. В документах канцелярии постоянно встречаются упоминания: «Великий государь ‹…› Петр Алексеевич ‹…› будучи в Канцелярии тайных розыскных дел, указал»; «Его царское величество изволил быть своею высокою особою в канцелярии тайных розыскных дел и слушал дел». Обычно царь «слушал» материалы допросов обвиняемых или уже готовые экстракты по делам с заготовленным приговором, вынесенным «министрами» канцелярии. В основном приговоры руководителей сыскного ведомства царем одобрялись и лишь изредка не получали его согласия.

Однако чиновники не всегда выносили приговоры, и вопрос: «По тому делу что чинить?» – оставлялся до царского указа. Тогда на полях экстракта вносилась царская резолюция, иногда даже собственноручная. Петр тут же по ходу расследования мог дать указания кому-либо из начальников канцелярии, а они позднее приводили их в исполнение. В письме одному из чиновников Толстой так и сообщил: колодника Костромитинова можно пытать хоть до смерти, «ибо памятно, как царское величество изволил о нем говорить, когда изволил быть в Тайной канцелярии». В редких, особо отмечаемых в протоколах следствия случаях царь принимал участие и в самом розыске, если имел личный интерес к делу. Так, в 1723 году солдат Дорофей Марков сказал, что донос он объявит только самому Петру, и сделал это «того же ноября 3 дня при присутствии его императорского величества».

Когда царь уезжал из столицы, его сопровождал Толстой, к которому стекалась вся последняя информация о работе Тайной канцелярии. Так, когда Петр отправился в последний в своей жизни Персидский поход, Толстой захватил с собой для доклада целый ворох бумаг: «выписку о Левине», «допрос стояра дому Меншикова Василия Королька», «распросные речи Михаила Чирикова», дела капрала Ивана Козьмина, отца и сына Бахметевых, солдата Никиты Куракова и др.[40] Пакеты с новыми делами гонцы регулярно доставляли в действующую армию, и царь, как следовало из ответов Толстого, находил время ими заниматься.

Другие руководители ведомства, в первую очередь А. И. Ушаков, вели расследования и регулярно сообщали обо всем Петру Андреевичу Толстому. В мае 1721 года Бутурлин и майор Ушаков на извещение о посылке для доклада экстрактов по Тайной канцелярии получили ответ из Риги: «По оным я его царскому величеству не доносил, а когда донесу, и какая резолюция будет, о том не оставлю вас без известия».

Вот образец докладов, которые остававшийся при следствии А. И. Ушаков посылал Толстому. «Милостивый государь мой Петр Андреевич, – писал он в начале мая 1722 года, – понеже его императорское величество при отсутствии своем в поход изволил быть в непрестанных делех, и того ради не имел я времени, чтобы по пунктам о Корольке и о прочих Тайной канцелярии делех донести его величеству и для того оные пункты посылаю до вашего превосходительства при сем, и доношу: изволь, государь мой, по ним донести его императорскому величеству; и какой его величества указ состоится, о том изволь, государь мой, уведомить меня».

При письме Ушаков прилагал «экстракт о делах»: «1. Старцу Левину по окончании розысков какую казнь учинить, и где: в Москве ль или на Пензе?

2. Он же Левин показал на родственников своих 4-х человек, что при них в доме злые слова он говорил; да вышеписанные ж слова говорил он в церкви всенародно при капитане да при камисаре.

3. Он же Левин те слова говорил в дву монастырех на трапезах при игумене с братьей, да в третьем монастыре одному игумену, да на исповеди отцам своим духовным трем попам, да старцу (у которого он был под началом); и оных два попа и старец молвили ему Левину: «и мы де так признаваем», а третий поп молвил: «полно де, ты не грешишь ли»? однако ж причаститься ему не возбранил; и из означенных один поп в том себя и признал, а другие, ежели признают, и им за то что учинить?

4. По его же Левина распросу касается нечто до рязанскаго архиерея, но токмо ныне без разспросу старца Прозоровскаго нельзя того явственно признать; и ежели по разспросу онаго покажетца до него архиерея важность, и его допрашивать ли, и где: в Синоде ль, или в Тайной канцелярии, и как его содержать?

5. Светлейшего князя столяр Королек с расспросу и с дву розысков показал важные слова дому его княжева на клюшника, да на гребца, которые померли; а потом на исповеди отцу духовному он объявил, что те слова (токмо не все) слышал он его ж княжева дому от служительницы вдовы Варвары Кубасовой, о чем и на очной с нею ставке тоже сказал; а в распросех де, и с розысков, и в очной ставке во оном запирается и в том себя не признавает; и ежели тот Королек с третьего розыску станет говорить на нее вдову, а ее в застенок к очной ставке брать ли, и ею розыскивать ли?

6. По важному делу бабы Акулины следствование остановилось за тем, что она больна; и ежели в тех словах, на кого, что показала, она умрет, а те в оном себя не признавают, и ими розыскивать ли?

7. Ежели в Тайную канцелярию будут подавать доношения о здоровье императорскаго величества, о бунте, о измене, и по таковым доношениям следовать ли, или оныя отсылать в Преображенский приказ?»

Толстой отвечал на запрос: «Государь мой Андрей Иванович! Присланные от вас пункты его императорское величество изволил подписать, которые при сем прилагаю, и ваша милость изволит чинить по оной резолюции; о бабушке изволил говорить: буде Королек с третьей пытки с ней не зговорит, то де можно и оную попытать, и того ради на оный пункт изволил подписать, чтоб розыскивать. О Акулине для того не изволил ничего подписать, что можете и вы окончать, чего будет надлежать; чтоб дело сие отдать в Преображенский приказ, я докладывал, на что изволил сказать, чтоб вы при себе окончили только самую важность; по делу Лебедкину и, буде коснетца до Резанского, чтоб и то также при вас окончать; и Королькова дело вам же надлежит окончать; а Левина и других, кого он оговорил, когда уже важности не будет, отослать в Преображенский приказ. ‹…› Покорный слуга Петр Толстой, из Коломны мая 16 дня 1722 года».

При письме Толстой приложил экстракт с резолюциями Петра. Против первого пункта царь указал: «на Пензе», против второго – «следовать и смотреть, дабы напрасно кому не пострадать, понеже сей плут глупый временем мешается»; против третьего – «тоже что и Левину»; против четвертого – «когда важное касаца будет, тогда Сенату притить в Синод и там допрашивать и следовать, чему подлежит»; против пятого пункта стоит указание: «розыскивать»; прочие пункты остались без резолюции.[41]

Бывало, по каким-то причинам Петр изменял решения и тогда об этом сообщал «министрам». В одном письме Ушакову царь вспоминал: «ежели вологоцкому попу экзекуция не учинена, то обожди ею, пока увидимся со мною» (но попа уже казнили по предыдущей царской резолюции). Фискала Ефима Санина за ложные доносы царь утром 23 января 1723 года сначала решил просто казнить, потом передумал – велел колесовать; затем, будучи на обедне в Петропавловском соборе, отменил последнее решение.[42]

Иногда вместо краткой резолюции Петр посылал более подробные записки. «Дьякона пытать, – писал он в Тайную канцелярию в феврале 1720 года, – к кому он сюда приехал и приставал, и кого здесь знает своего мнения потаенных; а по важных пытках послать с добрым офицером и солдаты от гвардии в Нижний, и там казнить за его воровство, что мимо выбранного старца воровски учинил. Другого, Иону, пытать до обращения или до смерти, ежели чего к розыску не явится». Таким образом, царь предопределил приговор независимо от результата будущих допросов и пыток.[43]