Андрей Ланьков - Естественная смерть корейского сталинизма Страница 8

Верхатрова: А уровень лекарств?

Ланьков: Никаких. Кое-что было, и то – даже в 80-е гг. были очень серьезные проблемы со снабжением даже базовыми лекарствами, в особенности антибиотиками. Сейчас практически – то, что поступает как гуманитарная помощь, то, что ввозится контрабандно и легально закупается за деньги. Т.е. больного в больнице, в общем, не лечат ничем, кроме традиционных травяных лекарств, которые, может, помогают «скорее нет». Если тебе нужны более сильные препараты, твои родственники должны каким-то образом эти препараты достать и передать врачу, либо иногда дать деньги врачу, и он их сам купит за какую-то комиссию. Положение с лекарствами очень тяжелое.

Веохатрова: Второй вопрос. Насколько я поняла, такого понятия, как интернет, в Северной Корее нет. Есть ли какая-то подобная сеть, насколько она развита, и какое там соотношение компьютеров на число людей?

Ланьков: Интернета нет. Есть локальная сеть – Интранет – национального масштаба. В принципе, сейчас появилась возможность dial-up’иться из дома. Начали появляться компьютеры на руках. Люди делают деньги, в том числе иностранные фирмы. Есть некоторое количество иностранцев, работающих в Корее очень тихо, потому как чего-либо – заклеймят презрением, и вообще лучше тихо-тихо там работать, но это есть. И именно иностранцы туда ввозят китайские компьютеры б/у. Условно говоря, то, на чем китайский фермер работать уже не хочет, продают за какие-то деньги, какие-то деньги на этом делают. У народа компьютеры начинают появляться. К сети можно подсоединяться, есть интернет-кафе, можно dial-up’иться из дома, если у тебя есть телефон. С телефонами плохо, но не так катастрофически плохо, как раньше. Телефонизация потихоньку происходит, хотя, конечно, телефонная линия дома, кроме Пхеньяна, – это большая редкость. Да и в Пхеньяне это не рядовая семья. Рядовая семья и за 100 долларов компьютер не купит, потому как это примерно пять годовых зарплат. Но элита это имеет. Внутри Интранета идет нормальная интернетовская жизнь, снаружи абсолютно невидимая, потому что доступа снаружи нет, к ним доступа тоже снаружи нет. А так и чаты, и форумы. Естественно, никакой политики, как я подозреваю. Университеты имеют свои сайты, все в порядке.

Сколько компьютеров. Ответ короткий. Никто не знает. Потому что мы говорим о стране, в которой практически вся статистика засекречена. Все, что мы говорим, – это либо какие-то оценки, либо случайные утечки, либо иногда даже организованные утечки, с какими-то целями.

По настоящему интернету следующая ситуация. Есть список учреждений, утверждаемый лично Ким Чен Иром, которые имеют право иметь компьютеры, подсоединенные к сети. Это реально МИД, некоторые научно-технические серьезные организации, служба безопасности. Но даже в этих организациях подсоединенные к интернету компьютеры стоят в специальных комнатах, доступ туда только по спецпропускам, людям, имеющим разрешение входить в комнату, где стоит подсоединенный к интернету компьютер. Если хочет подсоединиться какое-то новое учреждение, великий вождь должен лично подписать разрешение. Вряд ли он так внимательно читает и думает, «разрешить ли нам второму институту средне-специального машиностроения (читай – наводящее устройство ракет) подключиться». Но его подпись на документе должна стоять.

Кроме этого есть центр компьютерной информации, который занимается тем, что сгружает из большого интернета в малый интернет (то ли uploaded, то ли downloaded, не знаю) политически безопасные сайты, в основном научно-технического содержания, любые естественные науки, политика под запретом. Там сидят цензоры, они получают заказы, что нужен такой-то сайт, цензор внимательно читает, видит, что там никакой крамолы нет или крамола есть, но так мало, что ее можно вычеркнуть, он ее вычеркивает, сайт загружается в Интранет, и им могут пользоваться корейские ученые. Кроме этого, с конца 2004 г. в Пхеньяне инофирмам и посольствам разрешено пользоваться интернетом свободно. Т.е. если ты иностранная организация, ты можешь иметь интернет, и даже твои корейские сотрудники могут его смотреть, хотя, естественно, они все поголовно стукачи и еще друг на друга стучат.

А до этого было совсем интересно, как работала связь. Посольский компьютер звонил на провайдер в Китай по цене международного звонка, то ли 3 доллара, то ли 5, это очень дорого. Их компьютер сливался в экстазе с китайским провайдером и начинал обычной телефонной линией сливать на китайский провайдер e-mail, все шло, куда положено. Так же получали e-mail. Но это все прошлое. Сейчас иностранцам можно.

Вопрос из зала (предприниматель): Скажите, как в такой обстановке осуществляется вывоз капитала, или, проще говоря, взаиморасчеты как за официальные поставки, если там ничего не производится (если там ничего не производится), так и за контрабандные неофициальные поставки?

Ланьков: По неофициальным поставкам почти сплошь наличные расчеты, элементарно таскают баулы с наличностью. До баулов не доходит, там не такой масштаб.

Вопрос из зала: Но вона же конвертируется.

Ланьков: Какие воны? Там воны не ходят. Это доллар и китайский юань, причем, скорее, в обратном порядке. В валюте все расчеты по крупным и средним сделкам, даже личные. Это ситуация Советского Союза 1993 г., только еще усиленная. Т.е. все расчеты по крупным и средним сделкам осуществляются в инвалюте, в основном в китайских юанях, реже – в американских долларах. Соответственно, хозрасчеты наличностью, ввозят это все туда обратно. Взаимозачеты тоже есть, я это знаю, если постоянные партнеры. Я знаю человека, который на этих взаимозачетах сильно погорел.

Анна: У меня еще вопрос. Хотелось бы узнать про статьи северокорейского экспорта. Мне известно, что северокорейские гастарбайтеры работают в России и, кажется, в Китае. Не рассказали бы вы про это и про экспорт оружия? Насколько это существенные статьи дохода?

Ланьков: Не очень существенные, но есть. Не так давно Маркус Ноланд провел очередную оценку размеров скрытого корейского экспорта. У него получилась очень небольшая сумма. Оружие, гастарбайтеры, фальшивые доллары, наркотики – все вместе получается 200-300 млн в год, пренебрежимо малая доля. Делалось это методом зеркальной статистики, т.е. берется общая статистика по планете, официально сообщаемая (Северная Корея не передает никакой своей статистики, в том числе розничноторговой). Но можно просчитать статистику по другим странам, которые торгуют с Северной Кореей. Это по поводу объемов. Сейчас точных цифр не помню, но можете пощелкать на Маркус Ноланд. Там небольшая цифра, я очень удивился, когда ее увидел, еще меньше, чем думали. У них сейчас даже с оружием не очень хорошо идет дело. Раньше они довольно много делали за счет продажи тех же ракетных технологий. Сейчас у них это идет не очень хорошо. Отчасти американцы давят, отчасти покупатели сами что-то насобачились делать. Не получается.

На счет гастарбайтеров. Гастарбайтеры – это чуть-чуть посерьезнее, причем не только в Китае и в России, а много где, даже в Чехословакии. Недавно был небольшой политический скандал в Чехословакии, когда там обнаружилась группа северокорейских гастарбайтеров на швейной фабрике в очень тяжелых условиях и т.д. С Советским Союзом были и более ранние сделки, но нынешняя история – это с конца 60-х гг. С конца 60-х гг. северокорейские рабочие работают, в основном, на советских лесоразработках. Это классическая концессия: выдается участок леса, его валит северокорейская рабочая сила, а поваленный лес-кругляк делился между Советским Союзом (сейчас Россией) и Северной Кореей. Примерно такая схема. Однако в последние годы она сильно расширилась за счет того, что приезжающих сюда гастарбайтеров стали отпускать «на оброк». Т.е. люди должны оплатить некую сумму (сотня-другая долларов) в месяц. Они формируют бригаду, и эта бригада начинает чем-то заниматься, нанимается капусту сажать, дома чинить и т.д., классические нелегалы. И поскольку они через посольство отчисляют на родину (не семье, а именно оброк хозяину) сотню-другую долларов, им разрешается достаточно свободно двигаться. Тем более, что, очевидно, южнокорейцы очень не хотят принимать северокорейских перебежчиков. Временами боятся, что северокорейцы ломанутся на Юг… Они, конечно, ломанутся, но Юг будет отбиваться руками, ногами и кулаками, это, собственно, и делает. Так что ходит народ, особенно по Дальнему Востоку, и зарабатывает помимо традиционных лесорубных дел уже в бригадах строителей, маляров, овощеводов и т.д.

В Китае их очень много, нелегальных гастарбайтеров больше, чем легальных. В основном это нелегалы: переходят границу, устраиваются батраками, официантками, где угодно, как угодно. И работают, деньги зарабатывают. Когда считают, что заработали достаточно, уходят на Север. Кое-кто пытается бежать на Юг. Побег на Юг – это чисто финансовая операция: найди маклера, оператора и оплати, найди родственника на Юге, который оплатит, – и вперед.