Матросская революция - Владимир Виленович Шигин Страница 8

свои руки кронштадтскую городскую думу и полновластно распоряжалась местным хозяйством. Разумеется, во всей муниципальной политике настойчиво проводились лишь меры, выгодные своекорыстным, хищническим интересам буржуазии. Да и высшее начальственное око, зорко наблюдавшее за деятельностью городского самоуправления, отнюдь не поощряло к проявлению инициативы и самодеятельности. Ограничив “общественную” деятельность рамками городской думы и скудной филантропической благотворительностью, кронштадтская буржуазия политически ничем себя не проявляла. Часть буржуазии, группировавшаяся вокруг ханжи-лицемера Иоанна Кронштадтского, открыто примыкала к “Союзу русского народа”... В кронштадтском революционном движении сразу в резкой форме обозначилась гегемония пролетариата. Подавляющее большинство населения Кронштадта составляли матросы и солдаты, причем численность первых значительно превосходила общее количество вторых. Это численное преобладание матросов, задававших тон в политической жизни, наложило неизгладимый отпечаток на весь ход развития революции в Кронштадте. Кронштадтские матросы в политическом отношении представляли собой передовой элемент. Дело в том, что самые условия морской службы требуют людей со специальной технической подготовкой, предъявляют спрос на квалифицированных рабочих. Каждый матрос — прежде всего специалист: минер, гальванер, комендор, машинист и т.д. Каждая специальность предполагает определенные знания и известную техническую, приобретенную на практике, выучку. В силу этого приему во флот, главным образом, подлежали рабочие, практически прошедшие школу профессионального обучения, изучившие наделе какую-либо специальность. Особенно охотно принимались слесари, монтеры, машинисты, механики, кузнецы и т.д. Пролетарское прошлое огромного большинства судовых команд, эта связь матросов с фабрикой и заводом придавали им особый социальный облик, налагали на них рельефный пролетарски-классовый отпечаток, выгодно отличавший их от сухопутных солдат, рекрутировавшихся главным образом из деревенской мелкой буржуазии. Определенный классовый дух, порою даже большевистский уклад мыслей, известное умственное развитие и запас профессиональных знаний — вот что обыкновенно приносил с собой рядовой матрос при поступлении на военную службу. Если в подавляющем большинстве случаев под матросской форменкой и бушлатом легко было прощупать пролетария, то кронштадтские матросы — это были почти сплошь вчерашние городские рабочие. Такая исключительность положения создалась оттого, что с отдаленных, незапамятных времен Кронштадт являлся рассадником специальных морских знаний для всего Балтийского флота. В Кронштадте с давних пор были сосредоточены различные специальные школы, эти своего рода факультеты матросского университета. Не считая школы юнг, низшего учебного заведения, дававшего элементарное образование будущим унтер-офицерам, здесь находились: учебно-артиллерийский и учебно-минный отряды, а также машинная школа. Таким образом, каждый специалист-матрос непременно должен был пройти через горнило кронштадтского обучения. Ясно, что для приобретения новых знаний в Кронштадт отправлялись наиболее смышленые, наиболее толковые матросы. А таковыми, в первую голову, могли быть фабрично-заводские рабочие. Немудрено, что, благодаря такому искусственному подбору, контингент кронштадтских матросов, всегда представлявших собой матросскую интеллигенцию, состоял почти исключительно из вчерашних пролетариев, хотя и сменивших черную блузу на синюю голландку, но ничего не забывших из своего классового социально-политического инвентаря, приобретенного во время работы на фабриках и заводах. Да, наконец, и самый характер службы на современных судах, напоминающих фабрику, закалял пролетарскую психику. Этот преобладающий классовый состав кронштадтских матросов определил собой их политическую позицию и обусловил совершенно исключительное, можно сказать, безраздельное господство боевых лозунгов, выдвинутых партией пролетариата. Вполне естественно, что матросы, наряду с рабочими, составили главное, очень крепкое и влиятельное ядро нашей Кронштадтской партийной организации. Если, с одной стороны, Кронштадт исполнял культурную миссию, являясь просветительной школой, то, с другой стороны, он был и тюрьмой. Уже один внешний вид города производит мрачное, угнетающее впечатление. Это какая-то сплошная, убийственно однообразная казарма. И в самом деле, едва ли где людям приходилось столько страдать, как

в Кронштадте. Когда начальство списывало матросов с кораблей и отправляло их в Кронштадт, то они рассматривали это назначение как самое тяжкое административное наказание».

Капитан 1-го ранга С.Н. Тимирев впоследствии вспоминал о кронштадтских погромах: «События в Кронштадте не имели никакой связи с общим течением революционного движения в Петрограде: достаточно было первого толчка — известия о свержении старой власти — и Кронштадт оказался во власти разнузданной толпы, которая, не прикрываясь даже никакими революционными лозунгами, приступила к убийствам и грабежам. Даже теперь трудно установить детали кронштадтских кровавых событий, т.к. большая часть представителей власти и порядка была зверски убита, революционные же деятели впоследствии о многом скрывали и замалчивали... Случайно уцелевшие были заключены по тюрьмам. Затем образовалось власть черни, власть подонков общества...»

Между тем Николаю II начали поступать телеграммы от командующих фронтами и флотами с высказыванием о желательности отречения. Исключением стал лишь хитромудрый командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак, телеграммы ни «за», ни «против» отречения так и не отправивший. После этого, поняв, что он предан всеми, Николай II принял решение отречься от престола. Отречение произошло 2 марта в Пскове в штабном вагоне императорского поезда. Россия вступала в самый страшный и кровавый период своей истории.

***

На следующий день после отречения Николая II мятеж перекинулся и на Гельсингфорс, где базировались линейные силы флота. Большинство матросов стоявших на зимовке в Гельсингфорсе кораблей и в первую очередь линкоров за время войны не сделали по врагу ни единого выстрела, так как командование держало крупные корабли в резерве на случай прорыва германского флота к Петрограду. Несколько лет существования в постоянной готовности к бою, но вне реальных боевых действий, строгая дисциплина, нечастые выходы в море, а больше всего активная разлагающая деятельность революционеров всех мастей — все это в известной степени обостряло противоречия между офицерами и матросами. Практически на всех линейных кораблях действовали подпольные ячейки различных партий, причем первенствовали в этом вопросе эсеры и анархисты. Впрочем, пока не было мощного толчка извне, ситуация находилась под полным контролем командования. Этим толчком стало внезапное для всех отречение от престола Николая II.

Как известно, 3 марта матросам стало известно об отречении царя. Вице-адмирал А.И. Непенин издал приказ по флоту, объявляющий об отречении императора, и одновременно напоминающий о дисциплине, о том, что идет война, а потому требуется сохранение спокойствия и порядка. Командирам кораблей было приказано вечером зачитать текст манифеста об отречении и приказ командующего перед строем командам. Таким образом, А.И. Непенин надеялся предотвратить возможные волнения среди команд, но вышло все как раз наоборот, именно оглашение манифеста и спровоцировало последующие кровавые события. Ряд историков считает, что роковой ошибкой стала попытка командующего флотом вице-адмирала А.И. Непенина задержать объявление манифеста об отречении Николая II почти на сутки. Думается, что действия А.И. Непенина в данной ситуации мало что могли изменить.

Около 20 часов 3 марта 1917 года, как свидетельствует флагманский исторический журнал 1-й бригады линейных кораблей, «линейный корабль “Павел I” поднял боевой флаг и навел башни на стоявший рядом