Максим Калашников - Третий Проект. Том II "ТОЧКА ПЕРЕХОДА". Страница 80

«…В основе проекта «Суахили» лежит теория конфликтов. — Копейко любезно, на правах хозяина лил молоко из фарфорового молочника в чашки Гречишникова и Белосельцева.

— Наше умение искусственно создавать конфликты и управлять ими, управление конфликтами — есть способ проникновения во власть и устранение препятствующих факторов. Мы создаем в монолитной обороне противника, серию надломов и трещин, ведущих в Кремль, сквозь которые осторожно, шаг за шагом, продвигаемся в центр власти. В этой гостиной во время тихих собеседований рождаются активные мероприятия, которые воздействуют на Думу, на членов кабинета, на самого Президента. И каждая «активка» неуклонно приближает нас к победе. Теория победы в конфликтах — главный инструмент овладения властью, разработанный генералом Авдеевым»

«— Он знает о нашем плане? — тихо спросил он у Гречишникова. — Посвящен в проект «Суахили»?

— А разве обязательно знать?…

— Будто бы в недрах госбезопасности плюс после разгрома Берия и хрущевских репрессий по отношению к элите разведки возникло потаенное, глубоко законспирированное ядро, затаившее ненависть к партийным дилетантам, комсомольским выдвиженцам, захватившим контроль над КГБ. Этот тайный кружок в основном влиянием органов добился устранения Хрущева. Но эта цель оказалась промежуточной. Конспираторы госбезопасности поставили целью захват власти в стране, устранение одряхлевший идеологии, введение радикального реформирования косного государства и общества. Кружок возглавил Андропов и стал основывать тайный орден КГБ… Этот кружок, управляемый Андроповым, включал в себя видных политических журналистов, референтов, партийных начальников, видных писателей и актеров с либеральными взглядами. Конечно, разведчиков, дипломатов, экономистов — всех, кто выезжал за границу, был наделен дополнительными степенями свободы, располагал информацией и влиянием. В этом кружке, где царили застолье, смешные анекдоты и красивые женщины, переходившие от одного члена клуба к другому, делались важные дела. Продвигались фигуры на видные роли в газетах и журналах, обеспечивались нужные назначения послов и руководителей партаппарата. Направлялись за рубеж делегации, присуждались престижные премии. Постепенно создавался либеральный общественный слой, связанный круговой порукой, неформальными узами дружбы, где вызревала идея реформ, разрядка, конвергенция, перестройка.

Когда Андропов стал главой партии, Орден КГБ по-прежнему законспирированный, имел на своей периферии огромную сферу влияния — в партии, культуре, органах власти и информации. Там была негласно изъявлена идея смены политического строя…

Конвергенция, затеянная Сахаровым, обнаружила себя в конвергенции разведок, советской и американской. Крупные агенты ЦРУ и КГБ заключили негласный пакт о создании единого центра, управляющего разоружением, снижением конфронтации, погашением локальных конфликтов. Этот центр мыслился как зародыш будущего мирового правительства, в интересах которого трансформировались СССР и Америка. На встрече с Рейганом в Рейкъявике Горбачев, оснащенный рекомендациями ордена, обещал демонтировать коммунизм и Советский Союз. Это было сделано в 90-м году. Крах коммунизма, обвал советского государства, хаос при создании нового строя, разгром КГБ на время прервали управляемый процесс перестройки, заставили орден снова уйти в подполье. Действуя из подполья и используя американские связи, этот орден готовит устранение прогнившего либерального режима, выведение на авансцену человека разведки, который мог бы продолжить строительство нового мироустройства, где Америке отводится верховное место, а Россия устраивается в концепцию нового мирового порядка. Говорят, этот орден состоит из генералов внешней разведки и идеологической контрразведки. Носит какое-то странное лингвистическое название — то ли хинди, то ли фарси, то ли суахили…

— Проект «Суахили», о котором ты имеешь самое поверхностное представление, огромен, как лабиринт, источивший изнутри все трухлявое, сгнившее общество. Он построен так, что если уничтожается одну ветвь, неимоверно усиливаются другие. Если же засвечивается одна его часть, то другие от этого только выигрывают. Проект нельзя уничтожить ибо он нуждается в том, чтобы его уничтожали — от этого он только усиливается. Он устроен так, что в него вовлечено все человечество, и нет ни палачей, ни жертв, ни виновных, ни судей. Всех объединит апокалиптический ужас. Люди будут умолять спасти их. И тогда придет избавитель, придет избранник. Укажет на виновных. И даже, если они невиновны, люди бросятся и растерзают их.

… Власть над сельцом или хутором, или над губернией, или над Москвой или Нью-Йорком, или как нынче говорят, над Евразией или над Европой и странами НАТО, над целым полушарием — западным или восточным — это еще не власть. Власть в своей полноте должна быть всемирной. Только тогда она может быть реальным инструментом истории. Истинной властью для всех от Чингизхана до Александра Македонского, от Цезаря до Карла Великого, от Наполеона до Сталина… властью, чтобы сделать ее инструментом истории, объединить с помощью власти все человечество, все пространства, все ресурсы земли, и получить, наконец, вожделенную возможность управлять временем, покончить с расчленением человечества, бессмысленным разбазариванием ресурсов, расстаться с воинами, ересями, нелепой разноголосицей, не понимающими друг друга народами. То что тебе предстоит сегодня увидеть с этой крыши — не взрывы гексогена, не повод начать вторую чеченскую войну и даже не средство привести в Кремль Избранника организации глобального замысла «Суахили». Это начало нового мирового строительства, завершение вавилонской трагедии и начало всемирной истории…»

Изящный самолет резко пошел на снижение и шейх, улыбнувшись про себя, захлопнул книгу. Через несколько минут машина подрулила к небольшому, похожему на провинциальный аэропорт, кирпичному зданию Шереметьево-1. Сквозь мокрый осенний воздух Москвы, пронизанный бликами прожекторов, шейх увидел «мерседес», замерший у быстро поданного трапа, и два белый милицейских «форда» с синей полосой и мигалками на крыше. «Полиция», — догадался он. Стюард так же бесшумно, как кофе, подал легкое пальто. Шейх накинул его плечи. У выхода поблагодарил крепким рукопожатием командира корабля и экипаж. Быстрым шагом спустился по лестнице. У трапа его ждал молодой, одетый в штатское, но с военной выправкой человек. На очень хорошем арабском он произнес:

— Достопочтенный шейх! Вас уже ожидают в Кремле. Там мы будем через полчаса.

И быстро — то ли от нехватки времени, то ли по причине непривычной для арабского гостя далеко не жаркой погоды — шейха усадили в «мерседес», и кавалькада помчала по темной, непривычно пустой и мрачной для глаз гостя трассе.

Через четверть часа кавалькада, снизив скорость, миновала ворота Спасской башни, развернулась на большой, покрытой брусчаткой и оттого казавшейся особенно удивительной площади перед Большим кремлевским дворцом, и замерла. Шейх со своим провожатым вышел из машины и так же, не предъявляя никаких документов был встречен приветственно — отданием чести офицерами, охранявшими пост у дверей, ведущих к главе российского государства. Еще через несколько минут они были в кабинете у президента…

Кабинет, также как страна и Кремль, достался нынешнему Президенту в наследство от предшественника и был призван поражать гостей имперским величием и византийской роскошью. Предыдущий президент всю жизнь мечтал стать царем, и, в конечном счете, почти стал им. Но не сбылась другая его мечта — он стал владыкой не великой империи, а государем несчастной страны, раздираемого противоречиями «огарка России». И от того роскошь и величие кабинета сегодня смотрелись достаточно нелепо, отдавая дурным вкусом.

К чести нынешнего хозяина кабинета, он убрал из своих апартаментов всякие золото-бриллиантовые, провинциально-помпезные символы «новой российской государственности» и другие лжеимперские украшения, заменив их книгами, дисплеями компьютеров, простыми и строгими письменными приборами. Благодаря этому гостевой кабинет приобрел рабочий вид и, в общем, понравился шейху. Он едва заметно поклонился и ответил на приветствие Президента короткой, но весьма располагающей фразой:

— Уважаемый, господин президент, спасибо, что вы приняли меня, изменив свой рабочий график. Поверьте, я могу оценить Ваш поступок.

Президент улыбнулся своей русской, краешками губ, улыбкой:

— Я, конечно, глава огромной страны. Заметьте: не говорю «великой», но сильной страны, которая, Бог даст, преодолевает кризис. И потом, это первый случай в моей практике, когда меня попросил встретиться с мусульманским деятелем бывший германский канцлер. Встретиться с вами мне советовал и бывший госсекретарь США. И, что самое поразительное, о том же самом попросил меня сам глава любавичских хасидов, казалось бы — ваших естественных врагов. Любавичские хасиды — едва ли не самые ортодоксальные иудеи. А вы мусульманин… Странно! Я не скрою, что был чрезвычайно заинтригован и сразу же дал согласие на ваш приезд. Вы ведь суфий, если я не ошибаюсь?