Джон Норвич - История Византии Страница 9

Юлиан поторопился отправиться в Константинополь. Когда тело его предшественника доставили в столицу, он облачился в траурную одежду и распорядился объявить траур во всем городе. Стоя на пристани, новый император наблюдал за выгрузкой гроба. Потом он возглавил похоронную процессию, направившуюся к церкви Св. Апостолов, и, не стыдясь, плакал во время погребения убийцы своего отца. Только после того как похоронная церемония завершилась, он принял символы имперской власти и более никогда в жизни не посещал христианских церквей.

По восшествии Юлиана на престол был создан военный трибунал для суда над некоторыми верховными министрами и советниками Констанция, заподозренными в злоупотреблении своими властными полномочиями. Нескольких человек приговорили к смерти, причем двоих погребли заживо. По самому дворцу тоже прошлась новая метла — тысячи человек были уволены без всякой компенсации. От всего дворцового персонала остался лишь базовый костяк, призванный обеспечивать личные нужды императора — потребности одинокого человека (его жена Елена к тому времени умерла), аскетичного и ведущего умеренную жизнь, для которого еда и питье представляли весьма малый интерес, а радости человеческого общения и вовсе никакого. Радикальные преобразования были также осуществлены в аппарате правительства, причем с ориентацией на старые республиканские традиции.

Но подобного рода мероприятия мог осуществить в принципе любой новый император. Что отличает Юлиана как правителя, так это его исключительная преданность язычеству. Когда Юлиан был цезарем, ему приходилось внешне выказывать приверженность христианской вере, но как только услышал о смерти Констанция, более уже не притворялся. Став августом, Юлиан взялся за составление законов, которые, по его мнению, должны были искоренить христианство и восстановить почитание древних богов во всей Римской империи. Он не считал нужным прибегать к репрессиям — мученики всегда только укрепляли христианскую церковь. Прежде всего он полагал аннулировать указы, в соответствии с которыми были закрыты языческие храмы, потом объявить амнистию для всех тех ортодоксальных клириков, которых проарианское правительство Констанция отправило в ссылку. В результате, считал Юлиан, ортодоксы и ариане снова вцепятся друг другу в глотки. По замечанию историка Аммиана, «он опытным путем установил, что никакие дикие звери не бывают столь враждебны по отношению к человеку, как христианские секты в отношении друг друга. В конце концов, был уверен новый император, христиане убедятся в ошибочности своего пути — это лишь вопрос времени».

Юлиан являл собой уникальное в своем роде сочетание: римский император и одновременно греческий философ и мистик. Как император он знал, что его империя больна. Армия морально разлагается и все менее способна поддерживать мир и спокойствие вдоль границ государства. Правительство изъедено коррупцией. Такие старые римские добродетели, как мужество, честь и чувство долга, теперь мало кем ценятся. Непосредственные предшественники Юлиана были сибаритами и сластолюбцами, еще способными повести войска в бой, но гораздо более того предпочитавшими покойно нежиться в своих дворцах в окружении женщин и евнухов. Конечно, все это являлось результатом нравственного упадка в обществе. Как философ, Юлиан попытался обнаружить причину этого упадка и пришел к заключению, что виновник здесь один — христианство. Оно третировало моральные ценности старого Рима, его суровую простоту и благородную мужественность, пропагандируя при этом слюнявую мягкотелость вроде подставления под удар другой щеки. Христианство лишило империю силы и стойкости, на место которых пришли изнеженность и беспомощность, причем это произошло во всех социальных слоях.

И все же Юлиан подходил к религии более с эмоциональной, нежели с рассудочной стороны. Ему никогда не приходило в голову, что все проблемы империи вполне могли возникнуть и при старой вере. Летом 362 г. император перебрался в Антиохию, готовясь в следующем году предпринять экспедицию в Персию. Когда он проходил через районы Малой Азии, то обратил внимание, что, несмотря на его антихристианскую политику, нет никаких признаков, что христианские общины рвут друг друга в клочья, а язычники, в свою очередь, явно не стали сильнее и сплоченнее, нежели во времена Константина Великого. Пытаясь активизировать культ античных богов, император перемещался из храма в храм, лично участвуя в ритуальных жертвоприношениях, но добился лишь того, что подданные прозвали его «мясником».

Не сумев поднять статус языческой религии, Юлиан решил усилить ее влияние иным путем: увеличить давление на ее конкурентов — христиан, и 17 июня 362 г. издал указ, в соответствии с которым ни одному учителю отныне не дозволялось преподавать, не заручившись одобрением местного городского совета и — через него — самого императора. В циркуляре Юлиан объяснял, что христианин, занимающийся преподаванием античной литературы — а она в те годы составляла основу всего школьного курса обучения, — не может считаться нравственным человеком, поскольку учит тому, во что сам не верит. Таким образом, учитель-христианин должен был менять либо профессию, либо веру. В ответ на это начали проводиться христианские демонстрации, а 26 октября был сожжен дотла храм Аполлона в Дафне. Юлиан в отместку закрыл великий антиохийский храм, конфисковав всю его золотую утварь. Напряжение начало быстро нарастать. По ходу его эскалации не один пылкий молодой христианин обрел мученический конец. Воистину благословенным днем для христиан стало 5 марта 363 г., когда Юлиан во главе 90 000 воинов отправился на Восток, с тем чтобы уже не вернуться оттуда живым.

Что касается войны с Персией, то здесь не происходило ничего принципиально нового. Две обширные империи сражались друг с другом за приграничные территории на протяжении двух с половиной столетий. Шапуру II исполнилось к тому моменту пятьдесят четыре года, и он занимал персидский трон как раз в течение всего этого времени. Формально даже несколько дольше, поскольку он, возможно, является единственным монархом на протяжении всей мировой истории, который был коронован in utero[13]. У Гиббона мы находим следующее описание:

«Царская кровать, на которой лежала беременная царица, была выставлена в центральной части дворца; диадема располагалась на том месте, под которым должен был находиться будущий наследник, а простертые ниц сатрапы славили величие их пока еще невидимого и неощутимого суверена».

Последние серьезные военные события происходили в 359 г., когда Шапур захватил ключевую крепость Амиду — ныне это турецкий город Диярбакыр, — которая позволяла контролировать и территорию в верховье Тигра, и подступы к Малой Азии со стороны Востока. Теперь, чтобы совершенно не упустить контроль над ситуацией, римлянам требовалось предпринять крупное контрнаступление, и Юлиан, искренне полагая, что он является реинкарнацией самого Александра Великого, жаждал увенчать себя такой же славой. В Берое, современном Алеппо, император заколол белого быка в акрополе — в подношение Зевсу. Далее на всем пути следовали такие же жертвоприношения в основных языческих святилищах, пока после нескольких малообременительных осад и стычек Юлиан не оказался на западном берегу реки Тигр, воззрившись на стены Ктесифона, персидской столицы. На противоположном берегу находилась персидская армия, уже построенная в боевой порядок. Римские военачальники, к большому своему неудовольствию, обнаружили, что в ее рядах, помимо обычной кавалерии, было некоторое количество слонов, представлявших собой мощное оружие не только потому, что римские солдаты не имели опыта борьбы с ними, но и из-за их запаха, который приводил лошадей римлян в паническое состояние. Тем не менее Юлиан отдал приказ переправляться через реку, и завязалась битва. Она закончилась — к удивлению многих по обе стороны линии фронта — сокрушительной победой римских войск. Согласно Аммиану, который принимал участие в бою, было убито 2500 персов, римляне же потеряли только 70 человек.

Победное сражение состоялось 29 мая, но уже на следующий день император осознал, что радоваться особенно нечему. Ктесифон был практически неприступен, а основная армия Шапура, численностью намного большая той, что была разгромлена накануне, быстрыми темпами приближалась к месту противостояния. К тому же стояла убийственная жара, а мух, по словам Аммиана, было столько, что они закрывали солнечный свет. Ко всему прочему римскому войску не хватало продовольствия. Все это, естественно, отрицательно влияло на моральное состояние армии. Аммиан указывает, что Юлиан склонялся к тому, чтобы продвинуться в глубь вражеской территории, но его военачальники воспротивились этому намерению.