Наталья Лебина - Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. Страница 9

Частично причины роста пьянства после отмены сухого закона носили бытовой характер. Однако более явными, чем в начале 20-х гг., стали элементы ретритизма в поведении пьющих людей. Свидетельством того явилось пьянство рабочих — членов ВКП(б), особенно выдвиженцев. Это явление была вынуждена констатировать контрольная комиссия ЦК ВКП(б) еще в 1924 г. После обследования фабрично-заводских партийных ячеек в ряде городов РСФСР выяснилось, что среди выдвиженцев из пролетарских рядов «…пьянство в два раза сильнее, чем среди рабочих от станка»[36]. Рост алкоголизма в среде коммунистов был отмечен в период борьбы с троцкизмом и «новой оппозицией». В секретной сводке ленинградского губкома ВЛКСМ «Итоги проведения кампании по разъяснению решений XIV съезда партии» отмечалось «…развивающееся пьянство среди снятых с работы оппозиционеров»[37]. Отчасти в этой информации можно усмотреть желание идеологических структур уровнять человека пьющего с идейно неполноценным. Но подмеченные факты пьянства людей, потерявших работу и утративших былой социальный статус из-за своей приверженности к идеям «новой оппозиции» или троцкизма, во многом также и свидетельство ретритизма. Это явно означало, что причиной алкоголизма может быть чувство социальной нестабильности, желание уйти от необходимости решения целого ряда проблем.

Действительно, после официального разрешения продажи водки выяснилось, что спиртные напитки потребляют не только нэпманы, но и рабочие. Официальный партийный поэт Вл. Маяковский прямо заявил, что «класс — он тоже выпить не дурак». Именно это обстоятельство подвигло советские властные структуры начать организованную борьбу с пьянством. В июне 1926 г. появились тезисы ЦК ВКП(б) «О борьбе с пьянством», а чуть позже и специальное письмо ЦК ВЛКСМ, из текста которого видно, что развернувшаяся антипьяная кампания имела политическую направленность и характер. Злоупотребление спиртными налитками по-прежнему называлось «…наследием старого быта царской России». Правда, к числу причин, толкавших людей к пьянству, были отнесены не только «буржуазная идеология», но и «нэпманская стихия»[38]. Под «нэпманской стихией» в первую очередь понимались вполне определенные бытовые практики. Плюрализм повседневной жизни времени НЭПа вообще требовал в первую очередь активизации системы самоконтроля личности, поиска ею собственных норм регулирования досуга и, в том числе, потребления спиртного. Кроме того, сама система большевистской пропаганды акцентировала внимание на так называемых трудностях НЭПа, что у психически неуравновешенных людей порождало ощущение социальной неустроенности — причины ретритизма. Одновременно объявление «нэпманской стихии» главной причиной пьянства могло помочь идеологическим структурам подогреть антинэповские настроения в определенных социальных слоях. И все же дифференцирование идеологических кодов алкоголизма свидетельствовало о том, что большевистская верхушка начала постепенно изживать утопические представления о природе социальных аномалий.

В сентябре вышел декрет СНК РСФСР «О ближайших мерах в области лечебно-предупредительной и культурно-просветительной работы с алкоголизмом»[39]. Он предусматривал очень конкретные меры: развертывание борьбы с самогоноварением, развитие антиалкогольной пропаганды, введение системы принудительного лечения алкоголиков. В марте 1927 г. в Ленинграде начало функционировать совещание по борьбе с алкоголизмом, а в апреле 1927 г. были учреждены должности районных психиатров. В инструкции, регламентирующей их деятельность, подчеркивалось: «В отношении борьбы с наркоманией и алкоголизмом районный психиатр проводит обследование на дому всех алкоголиков, нуждающихся в принудительном лечении, участвует в комиссии по определению такового и берет на учет направленных на принудительное лечение»[40]. Осенью 1927 г. в Ленинграде открылся первый наркологический диспансер, а в 1928 г. — второй. Правда, на ментальном уровне нововведение было воспринято с большой иронией, о чем свидетельствуют слова популярной в то время песни:

Ах, мне бы счастия сейчас хотя бы толику,Я не раба, я дочь СССР.Не надо мужа мне такого алкоголика,Его не вылечит, наверно, диспансер.

Специальным постановлением Ленсовета от 5 августа 1928 г. в городе была запрещена торговля спиртными напитками в праздничные дни. Развернулась борьба с питейным заведениями. Основной силой выступали комсомольцы, организовавшие для этого специальный отряд при Горкоме комсомола. Осенью 1928 г. в Ленинграде прошли демонстрации детей против пьянства. Демонстранты несли массу транспарантов со следующими текстами: «Пролетарские дети против пьющих отцов», «Отец, не пей. Купи книги детям, одень их», «Отец, брось пить. Отдай деньги маме», «Мы требуем трезвости от родителей». Деполитизированность лозунгов детских антипьяных выступлений свидетельствовала о том, что на бытовом уровне пьянство вовсе не рассматривалось как непременное качество людей, социально и идейно чуждых советскому строю. Более того, антиалкогольная кампания была поддержана рабочими. Ведь она проводилась без включения таких факторов, как полный запрет продажи спиртного.

И все же элементы политизации прослеживаются в антиалкогольной кампании конца 20-х гг. Чрезвычайно популярным в ходе борьбы с пьянством был публичный отказ от потребления спиртных напитков. Бюро ВЛКСМ ленинградской фабрики «Красный треугольник» в апреле 1928 г. приняло решение: «Всем присутствующим на бюро совершенно отказаться от выпивки, даже от пива…». Не менее категорично звучал лозунг, выдвинутый рабочими Балтийского завода: «Бросим пить — пойдем в театр-кино»[41]. Подобные решения были созвучны резолюциям партийных и комсомольских собраний о коллективном отказе от веры в бога: такие документы характерны для 1929–1930 гг. Элементарный здравый смысл подсказывает, что единодушное принятие подобных резолюций и решений — свидетельство нарастающего конформизма населения, внедрения в его повседневность коммунистических практик. Политический характер носила и деятельность созданного в 1928 г. Общества по борьбе с алкоголизмом (ОБСА). Это была массовая общественная организация с принципом коллективного членства, работавшая под жестким контролем ВКП(б). Показательно и то обстоятельство, что через год после ее создания в Ленинграде разгромили трезвенническую секту чуриковцев, пользовавшуюся большой популярностью у рабочих.

Известно, что до революции в России существовало множество трезвеннических общественных организаций. Наиболее интересной из них была секта чуриковцев — явление сугубого петербургское. Ее создатель, Иоанн Чуриков, начал свою деятельность сначала как член Александро-Невского православного общества трезвости, а с 1895 г. самостоятельно. Пьяниц он лечил внушением. Явный экстрасенсорный дар Чурикова был высоко оценен Л. Н. Толстым.

«Трезвенники» и их глава приветствовали октябрьский переворот. В период гражданской войны они создали под Петроградом религиозную трезвенническую коммуну, занимавшуюся сельским хозяйством. При ней был образован кружок молодежи «трезвомол», имевший ярко выраженную антибуржуазную направленность. «Кружок молодежи колонии братца Иоанна Чурикова, — гласил устав питерского «трезвомола», — в эпоху всеобщего разложения и упадка нравственности поставил своей задачей поднятие духовной нравственности среди молодого поколения как наследников свободного народа РСФСР, так как изживший монархический строй привел к полному крушению государство и буржуазию — правящий класс; вакханально-развратной жизнью уничтожил все основы здравого понимания и духовно-нравственного воспитания человечества»[42]. Организационная структура кружка напоминала комсомол: действовал принцип демократического централизма, имелись членские билеты, проводились собрания. В кружок могли вступать юноши и девушки, достигшие 15 лет и отказавшиеся от употребления спиртных напитков, курения, «безнравственных песен и плясок, ругательств». Возглавлял «трезвомол» И. Смольков. Чуриковцы старались всячески проявлять лояльность к новой власти и особенно к Ленину. Его портрет в обрамлении всегда свежих роз висел в молельной секты вместе с портретом Чурикова и изображением Христа. В траурные дни смерти Ленина члены секты отправили в Москву телеграмму следующего содержания: «Как гром среди солнечного неба сразило нас известие о смерти Владимира Ильича… Он был для нас родным отцом…». На венке, присланном от имени чуриковцев, была траурная лента с надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь. Да трезвятся все. Все на борьбу с пороком»[43].