Евгений Тарле - Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. Страница 9

Криспи — министр-президент Италии, Кальпоки — министр иностранных дел Австро-Венгрии, Бисмарк — канцлер Германской империи, — вот деятели, много поработавшие над укреплением Тройственного союза. К концу 80-х годов этот союз казался не только мощным по своим силам, но и крайне прочно сколоченным дипломатическим сооружением. Для Бисмарка этот союз был нужен с точки зрения охраны существующего положения вещей в Европе, охраны от вечной угрозы со стороны Франции, не мирившейся с потерей Эльзас-Лотарингии; для завоевательно настроенных кругов крупнокапиталистического класса Германии тесное сотрудничество с Австрией было необходимо для проникновения германских товаров и капиталов на Балканы и в азиатскую Турцию. Для Австрии этот союз был охраной от возможного нападения со стороны России. Об Италии и мотивах, побудивших ее вступить в союз, сказано выше; нужно только прибавить, что германский торгово-промышленный капитал в 80-х, 90-х и 900-х годах прочно обосновался на Апеннинском полуострове и связал Италию с Германией очень сложными и крепкими узами. Франция и Россия оказались изолированными и разобщенными на разных концах европейского континента, лицом к лицу с могущественным Тройственным союзом и с еще более враждебной им и еще более могущественной Англией. Все эти условия привели французское правительство к мысли о сближении и союзе с Россией, а Александра III заставили с большой готовностью в конце 80-х годов на это откликнуться. Собственно, еще в 1881–1882 гг. Гамбетта, с одной стороны, генерал Скобелев, с другой стороны, вели агитацию в пользу франко-русского союза. Но некоторое время Александр III опасался раздражать Германию и старался, одновременно с попытками сблизиться с Францией, не порывать также отношений с Германией, и в 1887 г. согласился заключить по мысли Бисмарка договор с Германией о том, что в случае войны какой-либо державы против Германии Россия обязуется соблюдать нейтралитет, и такое же обязательство берет на себя Германия относительно России. Казалось бы, отныне франко-русский союз становился ненужным для Франции. Но на самом деле агитация в пользу этого союза не прекращалась. На этом сходились самые разнородные направления[7]. Кроме соображений политических, в пользу союза говорили и интересы влиятельнейших в экономическом отношении классов обеих стран. С одной стороны, французские свободные капиталы уже с конца 60-х годов (еще при империи) искали себе выгодного помещения за границей, а к концу 80-х годов эта потребность в выгодном заграничном помещении стала так настоятельна, что сплошь и рядом французские капиталисты и банки вкладывали значительные суммы в довольно рискованные порой предприятия, лишь бы был обещан высокий процент. Россия же представляла огромные в этом смысле выгоды. Во-первых, она могла дать очень хороший процент на вложенные капиталы, и, во-вторых, все же Российская империя представляла собой гораздо более надежное и устойчивое государство, чем какие-нибудь мелкие республики Центральной Америки, Балканские страны или Турция, куда тоже шел французский капитал. В особенности кредитоспособность России в глазах не только крупных, но и очень влиятельных во Франции мелких держателей банковских бумаг могла подняться при гарантии русских займов со стороны французского правительства, а французское правительство могло (и желало) дать такую гарантию, если Россия пойдет на союз с Францией. Для России же получить в свое распоряжение колоссальные свободные фонды означало получить возможность широко развить как фабрично-заводскую деятельность, так и строительство новых железных дорог. Вся покровительственная таможенная политика Александра III была направлена на усиление производства в России, но это усиление было бы крайне затруднено без непрерывных и широких потоков французского золота. Индустриализация России при Алексапдре III и Николае II была очень сильно двинута вперед французскими капиталами. В общем Франция вложила в Россию более 13 миллиардов франков золотом (к 1912 г.). А в 1890 г. отпало и последнее препятствие к заключению союза: договор 1887 г. между Россией и Германией (который был назван его творцом Бисмарком «договором о взаимном перестраховании») не был возобновлен. Как раз в средних числах марта 1890 г., когда граф Шувалов прибыл в Берлин из Петербурга, чтобы возобновить договор 1887 г., Бисмарк вышел в отставку (17 марта 1890 г.), и договор прекратил свое действие. После этого состоялись демонстративные путешествия французской эскадры в Кронштадт, а русской — в Тулон, и заключение в 1891 г. оборонительного и наступательного союза между Российской империей и Французской республикой. Обе державы обязывались в случае войны с Германией одной из них — немедленно выступить со всеми своими силами на помощь союзнице.

За 23 года своего существования до войны (1891–1914 гг.) франко-русский союз пережил следующие два периода. Период первый — 1891–1907 гг. В это время со стороны русской дипломатии не обнаруживалось ни малейшего желания не только воевать с Германией, но даже вести против нее дипломатическую борьбу, сколько-нибудь длительную и серьезную, по какому бы то ни было вопросу. Что же касается Франции, то и она была далека от агрессивных замыслов, не только вследствие явного нежелания России ввязываться в войну с Германией, но и вследствие ряда иных обстоятельств: сначала (в 1891–1901 гг.). из-за обострившейся борьбы с Англией, а потом — особенно с 1904 г. — из-за ослабления России, втянутой в войну на Дальнем Востоке. Второй период начинается со второй половины 1907 г. и длится до начала войны 1914 г. В сентябре 1907 г. было оформлено (состоявшееся еще в августе) русско-английское соглашение по всем вопросам азиатской политики, где соприкасались интересы обеих держав, и с этой поры Англия примкнула фактически к франко-русскому союзу, хотя формально и не была связана с ним никакими обязательствами. С этого времени в правящих сферах как Франции, так и России постепенно распространяется и крепнет убеждение, что Тройственный союз в решительный момент окажется слабее Антанты (так стало называться англо-франко-русское соглашение). Это убеждение тем более росло, что с каждым годом Италия все более отдалялась от Германии и Австрии и сближалась с Антантой. На Италию в данном случае могущественно влияла Англия; да и ни для кого не было тайной, что Италия ни при каких обстоятельствах не может и не хочет воевать против той группы держав, на стороне которой стоит Англия: вся длинная береговая полоса Апеннинского полуострова оказалась бы беззащитной перед британским флотом. Кроме того, при переходе на сторону Антанты Италия могла надеяться рано или поздно отнять от Австрии Трентинскую и Триестскую области.

Все эти условия повлияли в смысле некоторого усиления активности франко-русской комбинации относительно Германии и Австрии. Но об этом периоде мы будем говорить подробнее в своем месте, а пока подчеркнем, что в первой своей фазе, в 90-х годах XIX столетия, франко-русский союз был повернут враждебным фронтом не против Германии, но против Англии. И как раз в эти годы обострение франко-английских отношений дошло до кульминационной точки.

3. Настроения после Фашоды

Дело в том, что в победоносном шествии французов по Средней Африке таилась величайшая опасность. Французы шли (медленно, десятилетиями, но непрерывно), двигаясь от запада к востоку, от Атлантического океана к Индийскому, англичане жe, завоевывая Восточную Африку, двигались (тоже медленно, десятилетиями, и тоже неуклонно) по долине Нила, с севера на юг. Опытные колониальные политики давно уже предвидели момент, когда оба точения должны были встретиться, и, конечно, встретиться враждебно. Точкой пересечения этих двух движений оказалось местечко Фашода на верхнем Ниле, куда почти одновременно подошли французский отряд под начальством полковника Маршана и английский отряд под начальством лорда Китченера. Произошел острый дипломатический конфликт, достигший высшего напряжения поздней осенью 1898 г. Лорд Сольсбери, стоявший в это время во главе английского правительства, начал весьма недвусмысленно грозить войной, если французы не уйдут из Фашоды. Французское правительство принуждено было уступить. Дальнейший путь на восток Африки был для французских войск закрыт. Раздражение во Франции охватило не только крупно-капиталистические, но даже и часть мелкобуржуазных кругов, которые, как выше было указано, вовсе еще не стояли тогда за активную колониальную политику. Слово «Фашода» сделалось термином для обозначения национального унижения Франции. Во французской прессе (даже очень националистически настроенной) начали раздаваться впервые голоса, опрашивавшие, кого скорее следует считать вечным, «наследственным» врагом Франции: Германию или Англию? При таком настроении начавшаяся в 1899 г. англо-бурская война вызвала во Франции самое горячее сочувствие к бурам и восторги по поводу первых побед буров над англичанами. В националистических кругах России и Франции некоторое время даже обнаруживалось стремление дипломатически вмешаться в англо-бурскую войну в пользу буров. Была даже сделана попытка, разоблаченная впоследствии Вильгельмом II (в его известном интервью с корреспондентом «Daily Telegraph» в 1908 г.), привлечь и Германию к этому общему выступлению великих держав против Англии. Дело, впрочем, ограничилось лишь проектами, разговорами, статьями угрожающего характера в прессе.