Лев Остерман - Римская история в лицах Страница 9

В те времена, когда плебеи еще не обзавелись домашним культом и не приобщились к культам общественным, их главным религиозным действом был сельский праздник в честь Цереры. Впрочем, этот праздник сохранял свою популярность и во всю последующую историю Рима.

О праздничных играх, первые из которых учредил еще Тарквиний Древний, удобнее будет рассказать позже, при описании нравов Республики и Империи, когда их разнообразие увеличилось, а число сильно умножилось.

Этот вынужденно беглый и, быть может, не всегда достаточно уважительный обзор основных черт ранней римской религии я бы хотел закончить несколькими общими и более серьезными замечаниями о ее специфике.

Никаких этических норм поведения эта религия не содержала. Римляне ощущали себя окруженными могущественными, таинственными и безликими силами, готовыми в любой момент вмешаться в их жизнь. Это порождало священный страх и постоянную заботу о том, чтобы жить с ними в мире. Называя их божествами, они не столько пытались постигнуть природу этих сил, сколько очертить для себя круг проблем, в которых они хотели бы не совершить роковой ошибки. Поэтому такая вера в знамения, такая обязательность запросов — ауспиций — по каждому более или менее серьезному поводу.

Не имея определенного представления о своих богах, римляне возлагали все надежды на проявление послушания. Отсюда такая строгая приверженность к формальной стороне обрядов и молитв, непреложная традиционность в каждом атрибуте, каждой формуле, каждом жесте освященного древностью ритуала. Никакого мистического экстаза, никакого вольного обращения к богам — строгое и серьезное следование раз и навсегда установленной норме.

С другой стороны, твердая уверенность в решающем значении скрупулезного следования обряду вносила аспект некой взаимной договоренности человека с богами. Римляне верили, что следование знамениям, правильно исполненное жертвоприношение и каноническая молитва гарантируют благосклонность богов — ведь всему этому боги сами научили Нуму! И наоборот, нарушение ритуала, а тем более данного обета или клятвы, неизбежно вызовет гнев божества и будет наказано.

Любопытно, однако, что с этим консерватизмом сочеталась определенная веротерпимость и даже религиозная восприимчивость. Римляне уважали и чужих богов (столь же непостижимых, как свои), готовы были задобрить их соответствующими жертвами и молитвами, более того — принять в Город, построить для них храмы. Нередко перед сражением они старались переманить на свою сторону богов противника, адресуя им свои обеты.

Теперь, кажется, можно расстаться с предысторией римской Республики. В заключение попытаюсь представить читателю обобщенный облик рядового римлянина конца царского периода Римской истории, каков он согласно обширным материалам древних первоисточников, оставшимся за рамками этого краткого очерка. Это человек сугубо практичный, упорный и даже упрямый, язвительный и немного склонный к сутяжничеству. Живет он крайне просто, крепко привязан к земле, расположен к суевериям. Ему не свойственны фантазия и артистизм, как древним грекам. Зато он очень восприимчив к красноречию и ценит сатиру, что впоследствии даст начало Римскому праву и Римской литературе. Его религия консервативна, бездушна, скрупулезно регламентирована и практична — она носит характер взаимовыгодного договора с богами.

Как гражданина его отличают преданность Риму, дисциплинированность, уважение законов, почитание заветов и обычаев предков. Вместе с тем — чувство собственного достоинства, мужество, решимость защищать Город, свой надел земли и в не меньшей степени — свои гражданские права. В случае необходимости он становится хорошим солдатом — выносливым и отважным.

Глава II

Камилл

(509-272 гг.)

«Плебеи против патрициев»

Изгнав царей, римляне должны были придумать организацию новой власти, столь же эффективной и авторитетной как царская, но исключающей возможность повторения тирании (тиранией они называли самодержавную власть, опирающуюся не на закон, а на силу, предполагающую произвол властителя, таким тираном был последний царь, Тарквиний Гордый.) Они были реалистами и понимали, что такая власть должна быть единоначалием, но как-то ограниченным. Даже легенда ничего не говорит о том, кто и как разрабатывал новую структуру государства, но надо отдать им должное — это были люди выдающегося ума. В том, что они создали, заложено несколько оригинальных основополагающих принципов.

Властителей решено было иметь двух, причем совершенно равноправных! Они могут делить между собой сферы управления (например, один — на войне, второй — в Городе), могут чередоваться в исполнении властных функций, но им придется искать согласия, так как каждый из них получает право вето (запрета) на распоряжения другого. Здесь выявлен один из главных общих принципов римского государственного устройства: «Между двумя равноправными лицами запрещающему принадлежит первенство над повелевающим».

Казалось бы, это может парализовать деятельность обоих. Но нет! Накладывать вето без очень серьезных на то оснований каждый поостережется, чтобы не вызвать в отместку запрет на свои действия. Зато можно надеяться, что вето коллеги вовремя помешает любому из двух властителей предпринять какие-либо шаги, подготавливающие тиранию. Вместе с тем оба они, подобно царю, должны быть ничем не ограничены и неподсудны, но лишь в течение срока действия своих полномочий — одного года. Их будут избирать сенат и народ, которые по истечении срока полномочий будут вправе судить своих избранников. Зато в течение года своего правления властители пусть чинят суд и расправу. На войне они будут наделены правом карать и даже казнить трусов, изменников и ослушников. Но в Городе жизнь и достоинство граждан следует оградить от необузданности их гнева древним правом апелляции осужденного к собранию народа.

Такие соправители получили название консулы, что означает «вместе скачущие». С царскими атрибутами поступили рассудительно, сохранив необходимую меру. Взамен алого царского плаща положили консулам носить плащ с пурпурной полосой. Ликторов царя сохранили — каждому по двенадцать. Но в городе они носили фаски без секиры. Последнюю, как знак «империя» — права жизни и смерти подчиненных, ликторы втыкали в пучки розог на войне. Изготовили еще один складной стул из слоновой кости (курульное кресло), а корону и скипетр сдали в архив.

Зато именам всех консулов, независимо от заслуг, было обеспечено бессмертие. Древние римляне не знали нумерации лет и потому годы обозначались именами консулов. Посетитель музея Консерватории на Капитолийском холме в Риме с невольным почтением взирает на бесконечные пары имен (консульские фасты), строка за строкой заполняющие от пола до потолка белые мраморные доски на стенах одного из залов музея.

Предлагал кандидатуры новых консулов сенат, а выбирал из числа этих кандидатур римский народ в центуриатских комициях (конечно же, не весь народ, а его наиболее состоятельная часть — в центуриях первых двух классов). Текущая деятельность консулов никакими уложениями ограничена не была, но уважать законы приходилось, учитывая возможность судебной ответственности по истечении срока консульства. Даже вопиющее преступление (убийство, государственная измена и проч.) не могло служить основанием для досрочного переизбрания консула. Впрочем, одно ограничение свободы действий этих высших магистратов (и немаловажное) оставалось в руках сената. Деньги на любые государственные расходы, в том числе на набор и оснащение войска, консул должен был просить у сенаторов, в чьем распоряжении оставалась государственная казна.

Консулы командовали войсками, объявляли мобилизацию, назначали офицеров. В случае необходимости, но только с согласия сената, вводили военный налог. Как ранее царь, только консулы могли собирать сенат и комиции, председательствовать в них, предлагать законы, ставить текущие вопросы на обсуждение и голосование. И только тот, кого спрашивал консул, мог говорить в этих собраниях. «По наследству» от царя консулы получили еще одну его прерогативу — раз в четыре года проводить цензовую перепись граждан Рима, а также пополнять сенат новыми членами и исключать из него недостойных. Впрочем, дело это оказалось слишком обременительным для избранных всего на один год консулов и потому полстолетия спустя стали выбирать специально для этой цели двух цензоров, сроком на полтора года и тоже с правом взаимного вето. Выбирали обычно из бывших консулов, проявивших в свое время неподкупность и высокие нравственные качества.

Роль цензоров постепенно увеличивалась. В круг их обязанностей стали включать наблюдение за такими сторонами жизни города, где честность играла особо важную роль. Так что, по словам Тита Ливия: