Сергей Утченко - Юлий Цезарь Страница 9

Цезарь может быть назван мастером политических дел. Он велик как в понимании общих политических тенденций, так и в их осуществлении. Он виртуозно владел механизмом повседневной политики, не упуская из виду больших целей. Но Цезарь никогда не разменивался лишь на злободневные дела без учета общих проблем. Все, что он делал, он делал с аристократической непринужденностью, все, что говорил, носило печать безусловного превосходства. Цезарь никогда не компрометировал себя, не поступался своим достоннством. Никакая сложная ситуация не приводила его в растерянность. В нем сочетались полководец и политик, тактик и стратег, но военное искусство всегда оказывалось на службе политики.

Что касается взглядов Цезаря на власть, на характер государства, то монархический аспект этих взглядов объясняется его длительным отсутствием в Риме, пребыванием в Галлии и других провинциях. Именно там возник перед его глазами образ монархически управляемой империи, именно в эти годы он освободился из плена «полисных» традиций и предрассудков.

Трагично, что жизнь величайшего гения, когда — либо выдвинутого Римом, была прервана самими же римлянами, верившими в то, что они действуют в интересах res publica. Его демоническая гениальность, в которой чувствовалось даже нечто жуткое, возвышала его во всех отношениях над современниками благодаря «напряженности» духа и тела, стремительному жизненному ритму, свободному и прозорливому взгляду и особой манере устранять все трудности и осуществлять самые смелые планы. Вместе с тем он был римлянином с головы до ног и мечтал лишь о том, чтобы поднять imperium populi romani на новую ступень. Но его гений увлек его в своем полете слишком высоко, куда никто за ним не сумел и не смог последовать.

На основании изложенного не столь уж трудно убедиться в том, что работа Гельцера о Цезаре наряду с отмеченными достоинствами обладает и довольно серьезными отрицательными чертами: в ней явно проступают черты апологетики, телеологизма, даже некой убежденности в провиденциальном характере исторической роли Цезаря. Все это заставляет причислить ее автора к представителям той тенденции в современной историографии, которую мы охарактеризовали как возрождение апологетической линии, идущей еще от Моммзене.

Совсем другой впечатление оставляет биографический очерк, написанный Балсдоном. В аннотации, приложенной к изданию, говорится, что это лучшая биография Цезаря на английском языке, хотя сам Балсдон в предисловии признает «лучшей и наиболее полной, досконально документированной» биографией Цезаря только что рассмотренное сочинение Гельцера, оговаривая, однако, несовпадение с его оценками своих взглядов.

С точки зрения Балсдона, основные «достижения» Цезаря таковы: присоединение к Риму Галлии, восстановление порядка и безопасности в Риме и «десинфекция» римской политики (и самих политиков!) от разлагающего воздействия подкупов и долгов. Цезарь мечтал о завоевании Востока, однако реализовать подобные планы и намерения он не смог.

Балсдон признает и высоко оценивает военный гений Цезаря — его знаменитую быстроту действий, умение поступать неожиданным для противника образом, уверенность в себе и внушение такой же уверенности всему своему войску. Балсдон считает Цезаря энергичным, реалистически мыслящим правителем, правда не без промахов. Образ правления, основанный на «говорильне» в сенате, он заменил автократическими действиями вне его. Он пренебрег традицией столетий и, сознавая слабость и неэффективность позднего «республиканизма», в отличие от Цицерона, Катона, Брута вовсе не тосковал по старым «идеалам» и порядкам и вместо ремонта пришедшей в негодность старой машины скорее был готов ее разрушить. Но сложнейшую проблему реконструкции римского государства Цезарь и не пытался решить или сознательно откладывал. Он полностью был занят текущими реформами, дабы восстановить и гарантировать действенность аппарата управления. Однако, как сказано, это уже не был старореспубликанский аппарат.

Нельзя также считать, что Цезарь безрассудно и нарушая все «нормы» рвался к царскому венцу. При всем своем бесспорном стремлении к высшей власти и при всей своей решительности в достижении политических целей он никогда не отрывался от реальной обстановки и условий. Тем не менее для Цицерона и для участников заговора он выглядел тираном, история нее учила, как следует поступать в таких случаях: тиран должен быть убит во имя и для блага республики.

То, что не удалось Цезарю, удалось его преемнику. Октавиан обладал качествами, которых не хватало его названому отцу: он был терпеливым, разумным и ловким интриганом. Создаваемый им новый режим по существу мало чем отличался от цезарева, но Октавиан понимал необходимость сохранения традициейного фасада. Рим должен управляться одним человеком (т. е. им самим), который стоит во главе армии, поскольку именно она ныне дает мандат на правление и власть. Но достоинство (dignitas) и авторитет (auctoritas) господствующего сословия, т. е. сенаторов, следует уважать. Впечатление должно создаваться такое: даже если все изменилось, все должно казаться прежним. Октавиан был «гениальным пропагандистом». Он сумел всех убедить, что восстановил республику. Если «планы первого архитектора были отвергнуты, то планы второго принесли всеобщее удовлетворение». Но без сделанного Цезарем и уроков его гибели не могло бы быть и самого Октавиана Августа.

В рассмотренной работе привлекает не только основательное и хорошо документированное изложение материала, но и трезвость выводов, явное стремление автора отойти от наивно — телеологических, основанных на ретроспекции построений. Поэтому наряду с упоминавшейся выше работой Штрасбургера и еще некоторыми другими книга Балсдона может, на наш взгляд, представлять ту традицию в современной историографии, которую мы определили как традицию умеренную, стремящуюся к более или менее основательным выводам.

Из всего сказанного нетрудно убедиться, что в оценке исторического значения Цезаря существуют немалые расхождения. Это вполне естественно. Но зато почти во всех высказываниях, оценках, точках зрения встречаются и совпадающие моменты. Не будем сейчас стремиться к тому, чтобы их перечислить. Бесспорно одно — новую историографию самых различных толков и направлений интересует главным образом Цезарь — политик, Цезарь — государственный деятель. Это, конечно, не случайное явление. Вопросы военного искусства, стратегии и тактики времен Цезаря в значительной мере архаизировались, утратили живой интерес, тогда как политические проблемы, связанные с именем и деятельностью Цезаря, с его эпохой, т. е. крушением республики и становлением империи, не потускнели, не потеряли своих красок, своей жизненности и могут еще многое сказать уму и сердцу современного человека.

Итак, каков же, однако, общий вывод? Думается, что говорить о нем сейчас, в данной главе, по меньшей мере преждевременно. Конечно, в результате обзора изложенных выше взглядов было бы, пожалуй, не столь и сложно вывести некую «равнодействующую». Но это не имеет смысла. Ведь нельзя на основе обобщения изложенных взглядов, оценок, концепций, даже на основе их критики и «разумного отбора» составить свою собственную концепцию или создать свой образ Цезаря. Это был бы слишком легкий, а потому заранее обреченный на неудачу путь. Это было бы всего — навсего компилятивное решение. «Концепция» и «образ» должны органически вырасти в итоге всей книги; надо самому проследить и путь эпохи, и путь избранного героя. Только в этом случае сказанное нами, а быть может, иногда и то, что было сказано до нас, станет подлинно своим и вместе с тем подлинно новым.

2. Гай Юлий Цезарь: происхождение, молодость, начало политической карьеры

Как уже было сказано, два знаменитых представителя весьма популярного в античности историко — биографического жанра — грек Плутарх и римлянин Светоний — оставили нам подробное и яркое описание жизни Цезаря. Но по странной прихоти судьбы обе биографии дошли до нас без начальных глав. Поэтому остаются неизвестными те «орнаментальные» подробности, которыми, несомненно, был изукрашен рассказ о появлении Цезаря на свет. Однако наличие подобного рода деталей и сведений, по крайней мере в рассказе Светония, не вызывает сомнений, ибо комментатор «Энеиды» Сервий дает прямую ссылку: «Светоний сообщает в жизнеописании Цезаря, что по всему миру оракулы возвестили о рождении великого полководца». Очевидно, речь идет лишь об одной из деталей не дошедшего до нас живописного рассказа.

Само собой разумеется, что утрата подобных сведений едва ли способна в наше время серьезно огорчить историка. Но мы не можем с уверенностью судить и о более важных фактах. Так, строго говоря, нам не известен самый год рождения Цезаря. Те же Плутарх и Светоний сообщают, на каком году жизни Цезарь был убит, что дает возможность прийти к ретроспективному выводу о дате его рождения. Таковой обычно считается 100 г. до н. э. Но еще Моммзен заметил, что сроки занимаемых Цезарем государственных должностей — а эти сроки в Риме довольно строго соблюдались — заставляют сдвинуть дату рождения к 101 или даже 102 г. Бесспорен лишь месяц рождения — это квинтилий, переименованный в честь Цезаря еще при его жизни в июль. Однако в последнее время наблюдается тенденция вернуться к традиционной датировке.