Питер Хизер - Падение Римской империи Страница 9

В речи, обращенной к брату Валентиниана Валенту в 364 г., философ и оратор Фемистий для пущего эффекта проводит скрытое сравнение между Константинополем и Римом, подчеркивая недостатки последнего как столицы империи (Or. VI. 83 с — d):

«Константинополь, связывающий два континента [Европу и Азию], прибежище в ниспосылаемых морем бедствиях, рынок для торговли между морем и сушей, замечательное украшение Римской державы. Ибо он не был сооружен, подобно священному участку, вдали от больших дорог, и если императоры занимаются здесь делами, это не мешает им заботиться об общественных нуждах; это место, через которое всем приходится проезжать, кто отбывает и прибывает во всех направлениях, так что в Константинополе они разом оказываются и ближе всего к собственному дому, и в центре всей империи» (Themist. Or. VI. 83 c — d).

«Священный участок» — изобилие храмов, посвященных богам, которые обеспечили победы в древности, «вдали от больших дорог» более или менее подходит к Риму IV в. Как точно указывает Фемистий, одной из причин, побудивших императоров покинуть их прежнюю столицу, были административные нужды. Внешняя угроза, которая поглощала их внимание, наблюдалась к востоку от Рейна, к северу от Дуная и на персидском фронте между Тигром и Евфратом. Это означало, что стратегическая ось империи сформировалась по неровной диагонали от Северного моря вдоль Рейна и Дуная до Железных Ворот, где Дунай пересекали Карпатские горы, затем по суше через Балканы и Малую Азию до города Антиохия, откуда можно было обозреть весь восточный фронт. Таким образом, все столицы IV в. находились на границе империи или очень близко к ней (см. карту № 1). Рим же находился слишком далеко, чтобы успешно справляться с задачами центра державы. Информация поступала туда слишком медленно, а приказы оттуда шли слишком долго, чтобы иметь должный эффект{26}.

Но сами по себе административные потребности не объясняют, почему Римом теперь до такой степени пренебрегали. Такого же рода стратегическая необходимость гнала Цезаря к северу от Альп, на запад, в Испанию, или в Восточное Средиземноморье каждое лето, однако, несмотря на это, большую часть зим он проводил в Риме, куда возвращался для обеспечения своих политических позиций, одаривая друзей и запугивая врагов. Ему приходилось поступать так потому, что в его время римский сенат представлял собой единственное собрание, где велась борьба за власть, поглощавшая энергию его и других олигархов той эпохи, когда они не были заняты завоеваниями в других областях Средиземноморья. Все видные сторонники и противники Цезаря входили в состав сената, наиболее высокопоставленные офицеры в легионах и, очевидно, все командующие принадлежали к сенаторскому сословию, и ожесточенные схватки за власть разыгрывались в сенате. Примечательно, что именно на ступенях курии в мартовские иды 44 г. до н. э. был убит Юлий Цезарь. В отличие от него императоры IV в. н. э. не имели нужды тратить время на посещение Рима, поскольку, помимо административных нужд, заставлявших их покидать Италию, они имели дело с другой политической аудиторией. Императоры нечасто бывали в Риме в IV в., потому что в силу политической необходимости им нужно было находиться в самых разных местах. Чтобы понять, как развитие империи пошло по гибельному пути, надо учесть тот факт, что императорский двор, каким бы он ни был, распределял все то, чего желали честолюбивые римляне. Богатство, должности, покровительство, карьера — все это исходило из императорской резиденции, точки, в которой перераспределялись налоговые поступления из Западной Евразии.

Современники прекрасно знали это. В 310 г. оратор кратко сформулировал это в речи, обращенной к императору Константину: «В любом месте, где твоя божественность наиболее часто появляется с визитами, всего сразу прибавляется — людей, стен, благосклонности; не так изобильно появлялись из-под земли цветы для Юпитера и Юноны, чтобы они могли возлечь на них, сколь города и храмы появляются под твоими стопами» (Lat. paneg. VI. 22. 6). В эпоху Цезаря все это богатство перераспределялось в пределах города Рима, чтобы приобрести друзей и влияние на народ на этой решающей арене. Но следовать такой стратегии в IV в. было бы равносильно политическому самоубийству. За четыре столетия, прошедшие после мартовских ид, патронат приобрел более широкий характер.

Группы, обладавшие решающим влиянием на политику, в IV в. следует искать не столько в римском сенате, сколько в двух других местах. Одним из них был давнишний участник политических игр империи — армия, или, точнее, ее офицерский корпус. Принято говорить о «римской армии» как о политическом игроке, но в нормальных условиях рядовой состав ее не имел собственного мнения, и, к какому бы более или менее подробному рассказу мы ни обратились, везде мы видим группу старших офицеров, участвовавших в принятии решений о том, кому перейдет по наследству пурпурная тога императора, или в организации государственных переворотов. То, что структура армии изменилась со времен Цезаря, естественно, сказалось на положении тех офицеров, которые играли ведущую политическую роль. В эпоху Цезаря армия делилась на легионы, по 5 тысяч человек, каждый сам для себя самодостаточная военная единица. Командиры легионов, легаты, обычно принадлежавшие к сенаторскому сословию, таким образом, стремились к тому, чтобы действовать самостоятельно. К IV в. ключевыми фигурами в военной иерархии являлись высшие военачальники и командующие мобильными полевыми армиями, так называемыми comitatentes. Вообще говоря, всегда существовал крупный мобильный корпус, прикрывавший один из трех ключевых участков границы: первый — на западе (находился на рейнской границе и зачастую в Северной Италии), второй — на Балканах по Дунаю и третий — в Северной Месопотамии, защищавший восток{27}.

Другой важнейшей силой в эпоху поздней империи являлась имперская бюрократия (часто ее представителей называли palatini, от palatium, лат. «дворец»). Хотя чиновники не обладали военной властью, доступной высшим военачальникам, они контролировали финансы, процесс принятия законов и их проведения в жизнь, и ни один имперский режим не может функционировать без их активного участия. Представители бюрократии всегда окружали императора и всегда пользовались огромным влиянием. В эпоху ранней империи особенно боялись императорских вольноотпущенников. Что было новым во времена поздней империи, так это размеры бюрократического аппарата. В конце 249 г. на всю империю имелось всего 250 высших чиновников. К 400 г., всего 150 лет спустя, их насчитывалось уже шесть тысяч. Большинство их работало в главных императорских резиденциях, откуда можно было вести наблюдение за ключевыми участками границы, т. е. не в Риме, но, в зависимости от того, какой император имелся в виду: в Трире и/или Милане, если речь шла о Рейне, в Сирмии или — все чаще — в Константинополе применительно к Дунаю и Антиохии для Востока. И отныне не римский сенат, а командующие comitatenses, находившиеся на главных участках границы, и представители высшей бюрократии, пребывавшие в центрах, откуда эти участки управлялись, решали судьбу Римской державы{28}.

Императорский престол передавался по династическому принципу, но только в том случае, если имелся подходящий кандидат, который мог договориться с полководцами и высшими чиновниками. Например, император Иовиан оставил на момент своей смерти в 364 г. маленького сына, которого отстранили от престола и вместо него провозгласили императором Валентиниана; в 378 г. не имевший родственных связей с правителем Феодосий I был облечен в императорский пурпур, поскольку, хотя оба сына Валентиниана I уже были провозглашены императорами, младший из них, Валентиниан II, был еще слишком юн, чтобы осуществлять реальное управление Востоком. Это было также время разрыва династической преемственности. К 363–364 гг. династия Константина пресеклась, что побудило высших военачальников и представителей бюрократии договариваться о возможных кандидатах в наследники. На практике армейские офицеры стремились оставить выбор за собой, как в случае с Иовианом в 363 г., а затем после его преждевременной кончины в 364 г. за Валентинианом, но высокопоставленные чиновники также участвовали в процессе и вполне могли предложить свою цену за власть. При выдвижении кандидатуры Иовиана на императорский престол в 363 г. чиновника с тем же именем завалили камнями в сухом колодце, поскольку он представлял потенциальную угрозу, а в 371 г. старший нотарий по имени Теодор был казнен за участие в заговоре против брата Валентиниана I, Валента. Заговор включал в себя гадания, во время которых Феодор и его друзья хотели узнать имя следующего императора. В результате появились буквы Ф-Е-О-Д, но здесь заговорщики прекратили вопрошание и открыли бутылку фалернского, одного из наиболее дорогих вин античности. Если бы они продолжили, то избавились бы отложных надежд и мучительной смерти, поскольку преемником Валента стал Феодосий{29}.