Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций. Страница 9

Остается рассмотреть две последние главы: возникновение системы парламентской и системы индустриальной — институтов, обычно рассматриваемых в качестве развившихся исключительно на английской почве и впоследствии распространившихся из Англии на другие части света. Но среди авторитетных лиц не существует всецелой поддержки этой точки зрения. Касательно парламентской системы лорд Актон[14] говорит: «Всеобщая история естественным образом зависит от действия тех сил, которые не являются национальными, но происходят от более общих причин. Возвышение в новое время королевской власти во Франции является частью подобного же движения в Англии. Бурбоны и Стюарты[15] подчинялись одному и тому же закону, хотя и с разными результатами». Другими словами, парламентская система, территориально появившаяся в Англии, была порождением силы, характерной не только там, а действовавшей одновременно и в Англии, и во Франции.

По поводу же происхождения и промышленной революции в Англии нельзя процитировать мнения более авторитетного, чем мнение мистера и миссис Хаммонд. В предисловии к своей книге «Происхождение современной промышленности» они высказывают точку зрения, согласно которой фактором, лучше всего объясняющим возникновение промышленной революции именно в Англии, а не в какой-либо другой стране, является общее положение Англии в XVIII столетии. Это и ее географическое положение относительно Атлантического океана, и положение относительно политического равновесия сил в Европе. Тем самым оказывается, что британская национальная история никогда не была и, почти с уверенностью можно сказать, никогда уже не будет изолированным «умопостигаемым полем исторического исследования». Если это справедливо относительно Великобритании, то, несомненно, a fortiori[16] это должно быть справедливо относительно любого другого национального государства.

Наш краткий обзор английской истории, хотя его результаты и были отрицательными, дал нам ключ к разгадке. Те главы, что уловил наш взгляд при беглом осмотре английской истории, были реальными главами в том или ином повествовании. Однако данное повествование оказалось историей некоего общества, в котором Великобритания была лишь частью, а данный опыт — опытом, в котором, кроме Великобритании, приняли участие и другие нации. В действительности «умопостигаемым полем исследования» оказывается общество, состоящее из множества таких общностей, как Великобритания, — не только самой Великобритании, но также и Франции, Испании, Нидерландов, Скандинавских стран и так далее. Процитированный отрывок из Актона как раз и показывает отношение между этими частями и тем целым.

Действующие силы не являются по своему происхождению национальными, но происходят из более общих причин, влияющих на каждую из частей, и их частичное влияние останется непонятным до тех пор, пока всесторонний взгляд не рассмотрит их влияние на общество в целом. На различные части одна и та же общая причина воздействует по-разному, поскольку каждая из них по-разному противодействует и содействует тем силам, которые приводит в движение эта же самая причина. Мы можем сказать, что общество в процессе своей жизни сталкивается с непрерывным рядом проблем, которые каждому его члену приходится решать наилучшим образом. Любая из этих проблем представляет собой вызов — суровое испытание, и, проходя через ряд подобных суровых испытаний, члены общества постепенно дифференцируются. Невозможно полностью оценить значение поведения любого отдельного члена в частном испытании, не принимая в расчет сходное или несходное поведение его товарищей и не рассматривая последующих испытаний в качестве серии событий в жизни всего общества.

Этот метод интерпретации исторических фактов, может быть, станет яснее на конкретном примере, который можно заимствовать из истории городов-государств Древней Греции четырех столетий, пришедшихся на 725-325 гг. до н. э.

Вскоре после начала данного периода общество, членами которого были все эти многочисленные государства, столкнулось с проблемой нехватки средств существования для населения — средств, которых эллинским народам того времени, по-видимому, почти полностью хватало благодаря выращиванию на своих землях различной сельскохозяйственной продукции, предназначенной для внутреннего потребления. Когда наступил кризис, различные государства справлялись с ним по-разному.

Некоторые, подобно Коринфу и Халкиде, избавлялись от лишнего населения, захватывая и колонизируя пригодные для сельского хозяйства земли за морем — в Сицилии, Южной Италии, Фракии и других местах[17]. Греческие колонии, основанные таким образом, просто расширяли географическую сферу эллинского общества, не меняя его характера. С другой стороны, некоторые государства нашли решения, повлекшие за собой изменение их образа жизни.

Например, Спарта удовлетворяла земельный голод своих граждан, нападая на своих ближайших греческих соседей и завоевывая их. Результатом явилось то, что Спарта приобретала дополнительные земли лишь ценой упорных и частых войн с соседними народами своего же «калибра». Чтобы соответствовать этому положению, спартанские государственные деятели вынуждены были военизировать спартанскую жизнь снизу доверху, что они и сделали благодаря укреплению и приспособлению некоторых примитивных социальных институтов, общих для множества греческих общин, в тот момент, когда эти институты — как в Спарте, так и в других местах — были близки к исчезновению.

Афины отреагировали на проблему перенаселения иным образом. Они приспособили свою сельскохозяйственную продукцию для экспорта, начали также производить изделия на экспорт и затем развивать свои политические институты таким образом, чтобы предоставить законную долю политической власти новым классам, вызванным к жизни этими экономическими новшествами. Другими словами, афинские государственные деятели предотвратили социальную революцию, постепенно помогая революции экономической и политической; и открыв это решение общей проблемы, затронувшей и их, они случайно обнаружили новый путь к успеху для всего эллинского общества. Это и имел в виду Перикл[18], когда во время финансовых неудач своего города заявил, что Афины были «школой Эллады».

Под этим углом зрения, приняв за поле исследования не Афины или Спарту, Коринф или Халкиду, но эллинское общество в целом, мы сумеем понять как значение истории отдельных общин в период с 725 по 325 г. до н. э., так и значение перехода от данного периода к следующему за ним. На поставленные вопросы не может быть найдено ясного ответа до тех пор, пока мы будем искать умопостигаемое поле исследования в халкидской, коринфской, спартанской или афинской историях, рассматривая их сами по себе. С этой точки зрения возможно лишь сделать наблюдение, что халкидская и коринфская истории были в некотором смысле обычными, в то время как спартанская и афинская отклонились от нормы в различных направлениях. Раньше невозможно было объяснить, каким образом это отклонение произошло, и историки сводили все объяснения к тому, что спартанцы и афиняне отделились от других греков якобы благодаря тому, что обладали особыми врожденными качествами уже на заре эллинской истории. Подобное объяснение развития Спарты и Афин было равносильно тому утверждению, что у них вообще не было никакого развития и что два этих греческих народа были столь же своеобразны в начале своей истории, как и в ее конце. Однако эта гипотеза противоречит установленным фактам. Например, в отношении Спарты раскопки, проведенные Британской археологической школой в Афинах, предоставили поразительные доказательства того, что вплоть до середины VI в. до н. э. спартанская жизнь не сильно отличалась от жизни других греческих обществ. Характерные особенности Афин, переданные ими всему эллинскому миру в так называемый эллинистический период[19], — в противоположность Спарте, чей особый путь оказался тупиковым, — также были особенностями благоприобретенными, происхождение которых можно понять лишь с точки зрения общего. Подобным же образом обстоят дела и с процессом дифференциации между Венецией, Миланом, Генуей и другими городами Северной Италии в так называемые средние века и с процессом дифференциации между Францией, Испанией, Нидерландами, Великобританией и другими национальными государствами Запада в более близкое нам время. Чтобы понять части, мы должны сначала сосредоточить наше внимание на целом, поскольку это целое есть поле исследования, умопостигаемое само по себе. Но что представляет собой это «целое», образующее умопостигаемое поле исследования, и как мы определим его пространственные и временные границы? Давайте снова обратимся к нашему краткому изложению основных глав английской истории и посмотрим, какое более обширное целое составляет то умопостигаемое поле, частью которого является английская история.