Андрей Никитин - Основания русской истории Страница 9

34____________________

бенно ярко проявился в полностью переработанной им ст. 6390/882 г., насыщенной киевскими топонимами и привязками событий к современным ему ориентирам, начиная с «гор Киевских», на которых, судя по всему, уже после него появился апостол Андрей, и кончая церквами св. Николая и св. Ирины [Ип., 16-17]. Стоит заметить, что в естественном продолжении ее текста под 6392/884 г., сообщающего о походе Олега на «севяр» или «севереан», содержится синтагма «азъ имъ противень», которая второй раз использована в ст. 6586/1078 г., будучи вложена в уста Бориса Вячеславича, безусловно, «краеведом», поскольку в описании битвы на Сожице, предшествующей битве на Нежатине ниве, в числе павших ее участников перечислены имена ранее названных им киевлян: «Тоукы, Чюдин брат» и «Порей» [Ип., 291].

Методы «краеведа», используемые им при обработке уже имевшегося текста и для его адаптации к собственно Киеву, проступают и в ст. 6406/898 г., излагающей «Сказание о грамоте словенской», как назвал это произведение А.А.Шахматов. Она начинается объяснением киевского топонима "Угорское", происходящего якобы не от "угора", т.е. 'высокого берега', а от «угров» («идоша угре мимо Киевъ горою, еже ся зоветь ныне Угорьское, и пришедше к Днепру, сташа вежами; беша бо ходите яко и половой» [Ип., 17-18]). Благодаря этой фразе, которая так затрудняла А.А. Шахматова в его реконструкциях «Сказания о преложении книг» 6, мы видим, с одной стороны, объяснение топонима, уже известного читателю по ст. 6390/882 г., а с другой - получаем возможность, благодаря сравнению угров с половцами, не только отнести обработку текста ко времени не ранее конца XI в., но и связать с этим автором дополнение к интерполяции из хроники Амартола в недатированной части ПВЛ о нравах народов от «яко-же се и ныне при насъ половци законъ держать отець своихъ кровь проливати, а хвалящеся о семь, и ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомякы и сусолы; и поимають мачехы своя и ятрови, и ины обычая отець своихъ» [Ип., 11-12], что было отмечено выше.

Однако в данном случае не так примечательна сама статья о «грамоте словенской», как страстное к ней дополнение, утверждающее тождество «словенского» и «руского» языков, принадлежащее этому же автору. В эмоциональной заметке, где Мефодию отводится роль только «настольника Андроникова», «просвещение словен» (а от них - «руси») связано с апостолом Павлом: «ту бо есть Илурикъ, его же доходилъ апостолъ Павелъ; ту бо бяша словени первее; темь же словеньску языку учитель есть Павел; от него же

6 Шахматов АЛ. Сказание о преложении книг на словенский язык. // Jagic-Festschrift. Zbornik u slavu Vatroslava Jagica. Berlin, 1908, S. 178-181.

КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________

35

языка и мы есме русь; тем же и намь, руси, оучитель есть Павелъ апостол… от варягь бо прозвашася русью, а первее беша словене», и пр.

[Ип., 20]. Этот постулат об отсутствии прямой апостольской проповеди на Руси прослеживается и далее в текстах «краеведа», подтверждая, с одной стороны, введение именно им в киевское летописание фигуры Рюрика и «варягов», а с другой - более позднее включение в недатированное «введение» ПВЛ легенды об апостоле Андрее, прямо опровергающей постулаты «краеведа».

История похода Олега на Царьград в 907 г. также несет на себе явственный отпечаток индивидуальности этого автора, который дважды использовал текст Продолжателя хроники Георгия Амартола 7 для описания ужасов нашествия «росов» - в ст. 6415/907 г. и в ст. 6449/941 г., слегка их разнообразив, а конструируя текст «договора 907 г.», ввел в него имена наиболее важных городов киевской Руси первой половины XII в., на которые греки якобы обязаны давать «слебное». Трудно сказать, был ли он автором всего этого текста вместе с анекдотом о парусах, однако ему должно принадлежать определение Олега «вещим», поскольку здесь им использована редкая лексема «невеголось», встреченная только в его текстах: «бяху бо людие погани и невеголось» [Ип., 23]. Думаю, что именно им при переработке легенды о смерти Олега было сделано необходимое пояснение о коне и предсказании волхвов - сюжет, к которому он и в последующем будет не раз возвращаться в ст. 6532/1024 и 6579/1071 гг., «бе бо преже въпрошалъ волъхвовъ кудесникъ: от чего ми есть оумьрети» [Ип., 28]. Естественно, по смерти князя «краевед» не преминул заметить, что «погребоша и на горе, иже глаголеться Щековица; есть же могила его до сего дни, словеть могила Ольгова, и бысть всехъ леть его княжения 33» [Ип., 29], после чего привел большую выписку из хроники Амартола об Аполлонии Тианском.

Как полагал А.А. Шахматов, для описания похода Игоря в 941 г. на Константинополь автор использовал два переводных греческих текста - Продолжателя Амартола и «Житие Василия Нового» 8, однако «краеведу» с уверенностью можно усвоить только ст. 6452/944 г., содержащую оригинальный рассказ на тему похода 941 г., и новеллу о ратификации договора 6453/945 г. В пользу этого говорит комментарий относительно «церкви Ильи», как видно, совершенно неизвестной киевлянам конца XI в., поскольку потребовалось указать ее местоположение, «яже есть над ручьем», и ее значение «се бо бе сборная церкви, мнози бо беша варязи хрестьяни», готовя читателя, таким обра____________________

7 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники…, с. 54-57.

8 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» нее источники…, с. 69-72.

36____________________

зом, к рассказу о варягах-мучениках, с чем перекликался и «холъм, кде стояше Перун» [Ип., 42], хотя, как следует из текста, идол будет поставлен Владимиром только через 45 лет, чтобы «осквернися требами… холмъ тъ» [Ип., 57].

Трудно сказать определенно, был ли «краевед» автором данного описания (что мне представляется весьма вероятным) или только его обработчиком, однако появление Перуна среди «ру-си» с германоязычными именами, так же как утверждение его культа именно Владимиром, заставляет полагать, что картины русского язычества в обоих случаях принадлежат одному автору и, соответственно, одинаково не аутентичны. В то же время синтагма «конецъ Пасыньце беседы и козаре» указывает на бесспорную порчу имеющегося текста, поскольку лексема "беседа" никогда не обозначала в древнерусской письменности 'улицы'. Скорее всего, перед нами здесь случайно внесенная с полей маргиналия, связанная с «пастырской беседой ["о", "и", "для", "по поводу"] хазар», но никак не обозначавшая «место в Киеве» 9.

История смерти Игоря, представленная в Ипатьевском и Лаврентьевском списках ПВЛ в усеченном виде, как о том можно судить по НПЛ, в отличие от них содержащей перечень даней, отданных Игорем Свенельду, из-за чего и возникло недовольство его собственных дружинников («Игорь же седяше в Киеве княжя, и воюя на древяны и на угличе; и бе у него воевода, именемь Свенделдъ; и примучи углече, възложи на ня дань, и вдасть Свеньделду «…» и дасть же дань деревьскую Свенделду, и имаше по черне куне от дыма; и реша дружина Игореве: се далъ единому мужеве много» [НПЛ, 109]), подводит читателя к безусловно заимствованному откуда-то тексту о мести Ольги 10. Так в ст. 6453/945 г. (дубл.) безусловным дополнением «краеведа» является фрагмент, объясняющий причину гибели Игоря и его дружинников и сообщающий о местонахождении Ольги, Святослава, Свиндельда и Асмуда, причем последний персонаж на____________________

9 СРЯ, вып. 14, М., 1988, с. 169.

10 Следует отметить, что здесь и в других местах сокращения принадлежат последующим редакторам, о чем свидетельствует, например, сон князя Мала («Князю же веселие творящу къ браку, и сонь часто зряше Малъ князь: се бо пришел, Олга дааше ему пръты многоценьны, червени, вси жемчюгомъ иссаждены, и одеяла чръны съ зелеными узоры, и лод(ь)и, в них же несенымъ быти, смолны»), присутствие которого в тексте Летописца Переславля Суздальского (ПСРЛ, т. 41. Летописей Переславля Суздальского.М., 1995, с. 15), являющегося наглядным примером «сокращения сокращений», говорит о наличии данного фрагмента в общем архетипе ПВЛ.

КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________

37

зван впервые: «бе бо ихъ (т.е. дружинников. - А.Н.) мало; и погребен бысть Игорь; и есть могила его у Искоростиня города в Деревах и до сего дни; Ольга же бяше в Киеве съ сыномъ своимъ детьскомъ Святославомъ, и кормилец бе его Асмудъ, и воевода бе Свинделдъ, тоже отец Мстишин» [Ип., 43].

Особого внимания заслуживает комментарий «краеведа» к рассказу о первой мести Ольги, дающий возможность более точно определить время его появления. Речь идет о том, почему деревлянские послы «приста под Боричевомъ в лодьи: бе бо тогда вода текущи возле горы Кьевьскыя, и на Подоле не седяхуть людье, но на горе; город же бяше Киевъ, идеже есть ныне дворъ Гордятинъ и Никифоровъ, а дворъ княжь бяше в городе, идеже есть ныне двор Воротиславль и Чюдинъ, а перевесище (о котором ничего нет в тексте, заставляя подозревать его в числе очередных сокращений. - А.Н.) бе вне города, и бе вне города дворъ теремный и другый, идеже есть дворъ демесниковъ, за святою Богородицею над горою, бе бо ту теремъ каменъ» [Ип., 43-44]. Если упоминание церкви св. Ирины в ст. 6390/882 г. датировало работу «краеведа-киевлянина» эпохой после Ярослава, поскольку о строительстве этого храма сообщалось под 6545/1037г. [Ип., 139], то в данном случае, следуя за М.Н.Тихомировым, можно попытаться рассмотреть более подробно описываемую ситуацию и сам комментарий.