Альфред Бёрн - Битва при Креси. История Столетней войны с 1337 по 1360 год Страница 9

В конце кампании король написал длинное письмо сыну; нам оно особенно полезно, так как несет ту информацию, что отсутствует в официальных военных бюллетенях: король время от времени все-таки располагал сведениями о противнике. Сделаем некоторые извлечения из этого уникального письма, которое может считаться первым военным донесением в английской истории.

Достигнув Маркуэна, «мы услышали, что противник, преследуя нас, идет к Перонну, через Нойон (то есть двигается южнее)... В понедельник к нам прибыл посыльный от короля Франции и сказал, что он... даст сражение королю Англии на следующий день... Вечером (после достижения Ла-Фламанжери) пойманы три шпиона, которые сообщили, что Филипп находится в полутора лигах от нас и в субботу будет сражаться. В субботу мы пришли на поле за четверть часа до рассвета и заняли свои позиции там, где должно состояться сражение. Рано утром схвачены несколько вражеских разведчиков; они объявили, что их авангард уже построился и идет навстречу нам. Эти новости настолько укрепили верность наших союзников, которые до того действовали несколько вяло, что такого желания сражаться мы не наблюдали даже у наших солдат. Тем временем один из наших разведчиков, немецкий рыцарь, захваченный неприятелем, открыл противнику все наше построение. После этого противник отозвал свой авангард, приказал стать лагерем, рыть рвы вокруг него и рубить большие деревья, чтобы предотвратить наш неожиданный подход. Весь день до вечера мы прождали пешими в боевом порядке, пока ближе к вечеру нашим союзникам не стало очевидно, что мы ждали достаточно долго. Вечером мы оседлали лошадей и отправились к Авену; противнику сказали, что будем ждать его там все воскресенье. В понедельник утром мы узнали, что лорд Филипп отошел. Поэтому наши союзники не могли больше с нами оставаться».

Первая кампания Столетней войны кончилась для нас разочарованием. Кроме того, в нерегулярной борьбе в Гаскони французы начинали побеждать. Но Эдуард III, естественно разочарованный неудавшимся походом, не отчаивался. Он проявил упорство и силу характера, необычные для столь молодого короля. Первое, что он сделал по прибытии в Антверпен, перед тем как распустил армию на зимовку, – созвал рейхстаг, или конференцию знати, чтобы вместе с ним выработать план кампании на следующий год. В течение последующих двух месяцев занимался важными политическими и дипломатическими переговорами, которые решали судьбу предстоящей кампании.

КАМПАНИЯ 1340 ГОДА

Фландрия в течение предыдущей кампании придерживалась нейтралитета. Граф Фландрии был предан своему сюзерену – королю Франции, но жители не одобряли такой политики и всем сердцем ненавидели своего западного соседа. Оппозицию возглавлял Якоб ван Артевельде[43], торговый магнат из Гента. Предоставив ссуду Эдуарду, он тем самым повлиял на его решение отменить ограничения на импорт шерсти в страну, чем приобрел популярность у населения. К зиме 1339 года он стал фактическим правителем страны, а граф бежал во Францию.

Дорога для заключения англо-фламандского союза теперь открыта. Но существовала небольшая проблема: подними Фландрия оружие против короля Франции, своего законного правителя, – и она тем самым подвергнет себя крупным церковным взысканиям. Но Артевельде нашел ответ на этот сложный вопрос, дав осознать Эдуарду, что, если тот выступит с официальной претензией на французский трон, для фламандцев это станет подтверждением, что именно он их повелитель, и потому они должны сражаться за него, а не за французского самозванца. Все, что необходимо сделать Эдуарду, – возвратить захваченные города Лилль, Дуэ, Турне и Бетюн.

Все эти события как нельзя лучше служили целям Эдуарда, и в январе 1340 года он торжественно вошел в Гент; там 24 января на торговой площади при огромном скоплении населения его объявили королем Франции, и к тому же три города, Гент, Брюгге и Ипр, принесли ему присягу верности. Чтобы показать всем серьезность своих намерений, он заказал для себя новую большую государственную печать с изображением французских лилий и английских леопардов[44].

Когда все вопросы на континенте оказались решенными, он сел на корабль и отправился в Англию – согласовывать новые военные поставки и усиление союза с парламентом. Но, к удивлению для себя самого, доводы его имели мало успеха.

Тем временем в Нидерландах вспыхнула небольшая война. Филипп отправил свою армию отомстить Геннегау за участие в предыдущей кампании против него: послал сына своего Иоанна, герцога Нормандского, приказав разорить Геннегау, так чтобы город никогда не оправился. Иоанн, выполняя волю отца, многое на своем пути разрушил, пока не дошел до Кенуа, – там этому вандализму пришел конец: под стенами его остановили выстрелы небольших орудий.

Фландрия также вовлеклась в конфликт, и Якоб Артевельде с армией отправился из Гента на помощь соседям; позже к нему присоединился небольшой воинский контингент графов Суффолка и Солсбери. На пути к Валансьену, у Лилля, на этих графов было совершено нападение, которое кончилось их пленением и торжественным привозом в Париж. После этого к своей армии присоединился Филипп, – казалось, неминуемо скорое столкновение между двумя противниками, очевидно, севернее Камбре. Но, как в предыдущем году, оно не состоялось. На сей раз причина отказа от сражения – новости о большой военно-морской победе английского короля и высадке его с большой армией во Фландрии. Получив эти новости, Филипп начал действовать, чего и ожидали от него: вернулся обратно в Аррас, где часть своей армии расформировал, а другую распределил по соседним гарнизонам.

СРАЖЕНИЕ ПРИ СЛЕЙСЕ

Вернемся теперь на несколько недель назад и посмотрим, как происходило это военно-морское сражение. Надо помнить, что в начальный период войны французский флот держал контроль над Каналом и потому существовала реальная возможность вторжения на Британские острова. До 1339 года эта опасность сохранилась, и, когда Эдуард вернулся в Англию, первое, чему он решил уделить внимание, – усиление своих берегов. Постепенно собирал большой флот; французы делали то же самое. Оба флота состояли в основном из генуэзских и нормандских судов. Согласно сведениям Эдуарда, в июне противник, ожидавший его возвращения во Фландрию в гавани Слейс, располагал 190 военными судами[45].

Эта позиция французами выбрана не случайно: флот их свободно перехватывал или перекрывал коммуникации английскому, если тот направится в Антверпен или другой порт Фландрии.

Тем временем Эдуард собирал свою новую армию в Суффолке, а свой флот – в Оруэлле, у Ипсвича. В последний момент, когда он уже почти сел на корабль, из Лондона прибыл архиепископ Кентерберийский с просьбой отсрочить отплытие, поскольку французский флот поджидает его и риск попасть к нему в руки слишком велик. Адмиралы поддержали архиепископа, но король проявил непреклонность. «Вы и архиепископ, – взорвался он, – согласились с этой ложью, чтобы предотвратить мое путешествие. Я отправлюсь в путь без вас: кто боится того, чего нет, пусть остается дома». Но в итоге все равно задержался в порту на несколько суток, ожидая прибытия северной эскадры. Весь огромный английский флот снялся 22 июня с якоря, поднял паруса и поплыл в сторону Фландрии.

Невозможно точно оценить силу флота или армии, но, видимо, английский флот по размеру уступал французскому. Фруассар говорит, что английская армия состояла из 4 тысяч тяжеловооруженных всадников и 12 тысяч лучников – цифра на этот раз вряд ли так уж преувеличена[46]. Король лично командовал флотом, имея при себе штурманом опытного вояку Джона Краба, покинувшего шотландскую службу из-за плохого жалованья. Главные адмиралы: сэр Роберт Морли, графы Хантингдон и Нортхемптон и вездесущий Уолтер Мэнни (напомним, что адмирал и генерал – термины почти синонимичные в те времена и даже намного позднее).

Спустя несколько дней после сражения король написал другое замечательное письмо сыну, – его можно считать первым военно-морским донесением, как письмо, написанное после кампании у Камбре, считается вообще первым военным донесением. Другие и более поздние сообщения о сражении при Слейсе столь противоречивы и непонятны, что их приходится игнорировать, а потому судим об этой битве только по королевскому письму. Итак, после выступления: «Мы плыли весь день и ночь и в пятницу, около часу пополудни, подошли к побережью Фландрии, у Бланкенберга[47], где заметили флот неприятеля, скопившийся в порту Слейс. Видя, что отлив не дает нам приблизиться к нему, всю ночь пролежали в дрейфе. В субботу, в День святого Джона (24 июня. – А. Б.), вскоре после часу пополудни, при сильном приливе (фактически в 11.23 утра. – А. Б.), именем Бога и уверенные в своей справедливости, мы вступили в упомянутый порт наших врагов; собрали свои суда в очень сильный боевой порядок и доблестно защищались весь день и следующую ночь...»