Неизвестен Автор - Севастополь (сборник) Страница 9

В районе Стрелецкой бухты ночью прямым попаданием разрушило общежитие для рабочих, погибло несколько человек.

Комендант общежития по сигналу воздушной тревоги предложил жильцам немедленно укрыться в щели. Большинство жильцов последовало его совету, но шесть человек понадеялись, авось, обойдется…

Не обошлось. Те, кто укрылся в щелях, видели, как от самолета отделилась и стала быстро спускаться прямо на общежитие подвешенная к парашюту мина. Раздался взрыв. Здание рухнуло, похоронив под обломками шесть человек, не пожелавших укрыться.

Население города должно было узнать об этом случае и твердо усвоить, насколько важно во время налетов переходить в укрытия и щели.

Каждую ночь дежурные и подростки усеивали крыши домов. Некоторые ребята раздобыли брезентовые фартуки, огромные рукавицы, даже каски. С ведрами, полными песку, и длинными щипцами они были хорошо подготовлены к борьбе с «зажигалками». Отрядами пожарников руководили вездесущие комсомольцы.

Когда подбитый вражеский самолет, волоча за собой длинный шлейф дыма, падал в море, воздух над городом оглашался приветственными криками, лихим свистом, аплодисментами: это ребята и дежурные на крышах выражали свой восторг.

Несмотря на вражеские налеты, которые происходили каждую ночь, количество разрушений и жертв в городе поначалу было невелико. Сильный огонь зенитной артиллерии и наша истребительная авиация мешали противнику бомбить намеченные объекты. Летчики на «И-15» и «И-16» смело вступали в бой с врагом, и нередко немецкие «юнкерсы», "фоккеры", «мессершмитты» падали в море, окутанные густым, черным дымом.

Противника путала тщательная светомаскировка города. Иногда фашистские летчики, не найдя Севастополя, сбрасывали свой бомбовый груз куда попало: на окрестности города, в море.

Но в светлые ночи Севастополь отчетливо виден даже с большой высоты. Белые прибрежные здания особенно рельефно оттеняли бухты. По указанию Военного Совета флота руководители предприятий и учреждений, председатели уличных комитетов и управляющие домами в течение одного дня должны были закамуфлировать все здания.

Двадцать восьмого июня меня срочно вызвали в обком партии в Симферополь. Возвратившись к вечеру, я не узнал Севастополя: город потускнел, почернел, его белые одежды, которые так радовали глаз каждого севастопольца, бесследно исчезли. Кто облил свой дом разведенной сажей, кто обмазал глиной, кто зазеленил в тон деревьев. На все это потребовалось лишь несколько часов. А минувшей весной люди работали более месяца, чтобы побелить город. С какой любовью трудилось население, сколько сил отдали жители для благоустройства своего родного города! Никогда еще не был наш Севастополь таким светлым, чистым, радостным, как в последние месяцы перед войной. И вот за один день такое превращение… Ночью наши летчики сообщили, что бухты выделяются теперь менее отчетливо и обнаружить с большой высоты военные объекты значительно труднее.

Приходилось серьезно задуматься об организации нашего быта: ведь все работники партийного, советского и комсомольского аппарата перешли на казарменное положение.

Распорядок дня установили такой: вставали в шесть утра, слушали последние известия и отправлялись завтракать, — кто в столовую, кто домой. На работу выходили к восьми часам. Выходные дни предоставлялись лишь женщинам, имеющим детей.

Последнее время людям приходилось спать не более трех-четырех часов в сутки. Надо было упорядочить не только дни, но и ночи. Во время тревоги теперь поднимались уже только те, кому это было необходимо по его обязанностям, остальные продолжали спать.

Вспоминаешь сейчас о прошлом, и кажется удивительным, до чего быстро перестраивалась наша жизнь на новый, военный лад…

По указанию обкома партии горком приступил к формированию в Севастополе частей народного ополчения.

Через несколько дней на улицах, площадях и окраинах города маршировали, делали перебежки, разбирали и собирали винтовки, автоматы, пулеметы, учились стрельбе и метанию гранат подразделения ополченцев. Были среди них и юноши, и убеленные сединой старики, и женщины, и девушки.

В воскресенье 27 июля второй секретарь горкома Кулибаба — комиссар частей народного ополчения — пригласил нас на полевые учения, проходившие на пересеченной балками местности вблизи Инкермана. Невдалеке виднелось Английское кладбище с высокими мраморными цоколями памятников на могилах генералов и белыми каменными надгробьями на могилах офицеров и солдат — память об осаде Севастополя в 1854—1855 годах; справа зеленели отлогие склоны Сапун-горы.

Ополченцы были одеты в гражданское платье, но подпоясаны ремнями. Этим создавалось впечатление некоего подобия формы; на боку противогаз, за плечами винтовка. Кроме винтовок, на вооружении полка имелись пулеметы и минометы. На рукавах у женщин — белые повязки с красным крестом.

Короткие слова команды, и часть начала быстро выстраиваться. Никакой суматохи. Ополченцы двинулись в десятикилометровый поход.

— Ты погляди, как красиво идут! — любовно заметил Кулибаба.

Среди связных, через которых командиры передавали свои приказания, оказался плановик горсовета, — к сожалению, не могу припомнить сейчас его фамилию. Ранее он производил впечатление грузного, неповоротливого человека, умевшего быстро делать только одно дело: считать на счетах. Откуда взялась теперь у него сноровка? Выслушав приказ, он повернулся, как положено, и, несмотря на свою солидность, резво побежал выполнять задание. На пути ему пришлось преодолеть "простреливаемую зону". Он лег на землю и, энергично работая локтями и коленками, пополз по-пластунски, затем вскочил и побежал дальше. Мы обратили на него внимание Кулибабы. Смуглое невозмутимое лицо его тронула улыбка.

— Что ж, — сказал он, — видно, в каждом русском человеке заложена военная косточка!..

Одновременно с частями народного ополчения в городе был сформирован истребительный батальон. Бойцы батальона находились на казарменном положении.

Каждый севастополец стремился связать свою судьбу с каким-либо военизированным подразделением, будь то истребительный отряд, народное ополчение, вооруженная охрана города или команда МПВО. Каждый хотел сам держать в руках оружие, никто не пытался переложить на другого охрану своей жизни, своего очага, своего города, своей страны. Женщины не отставали от мужчин.

В те дни менялось самое представление о человеческом возрасте. В любви к своей Родине, к партии, в стремлении защитить родной город были юными и старики, а сознание воинского долга превращало в зрелых мужей юношей и подростков.

Старый архивариус Антонов, горячий комсомолец Виля Чекмалов, скромная домашняя хозяйка Ефросинья Гуленкова и сотни других замечательных патриотов стали потом героями обороны Севастополя.

Мечтой Вили было вступить в партизанский отряд и героическими делами утвердить себя в высоком звании комсомольца. В конце концов этот упорный паренек добился своей цели — сделался партизаном. Однажды, стоя в дозоре, Виля заметил группу немцев, пытавшихся зайти в тыл отряду. С криком: "За Родину!" Виля бросился на врага. Погиб, но успел предупредить отряд об опасности.

Когда гитлеровцы напали на нашу страну, старик Антонов решил защищать Родину с оружием в руках и отказался эвакуироваться. Но ему было шестьдесят семь лет… Как тут быть? Уменьшив себе годы, старик записался в истребительный батальон. В горячке никто не обратил внимания, что доброволец Антонов никак не походит на сорокапятилетнего человека. Он усердно изучал винтовку, гранату, пулемет, маршировал и стоял на посту. Но когда дело дошло до полевых учений, старое сердце начало сдавать. Антонов всячески скрывал свой возраст, но командованию батальона все же стало известно, что старик убавил себе ни много ни мало двадцать с лишним лет…

Больших трудов стоило уговорить старика заняться другим, тоже нелегким делом: строительством оборонительных рубежей. Он и тут трудился изо всех своих сил. Но вскоре пришлось отозвать его и со строительства рубежей: работа была для него слишком тяжелой. Куда только не обращался Антонов с жалобой на несправедливое к нему отношение!

Уже в дни обороны, когда Севастополь был отрезан по суше от Большой земли и переживал немалые трудности со снабжением, нам неоднократно приходилось выслушивать благодарность политработников за присылаемые в части конверты и бумагу; получил горком и с фронта несколько таких благодарственных писем. Поскольку горком партии конвертов и бумаги на фронт бойцам не посылал, мы долгое время не знали, кому переадресовать полученные благодарности.

Вот тут-то и выяснилось, что это старик Антонов, убедившись в безрезультатности своих жалоб, засел в помещении архива и стал клеить конверты, используя чистые страницы старых архивных книг. В каждый конверт вкладывал он листок бумаги… Десятки тысяч писем отправили бойцы своим родным и близким в конвертах старого архивариуса.