Великие правители Древнего Египта. История царских династий от Аменемхета I до Тутмоса III - Артур Вейгалл Страница 9

искавших его не добыл его. Я провел восемь дней, обыскивая эти холмы, ибо я не знал место, где он (то есть камень надлежащего качества и без изъянов) мог (быть найден). Я пал ниц перед Мином (богом пустыни), Мут (богиней Фив), Великой магией и всеми богами этого нагорья, поднося им благовония в огне (алтаря). Затем одним ранним утром, когда земля озарилась солнцем, я (снова) отправился на холмы Хаммамат, мои люди следовали за мной и рассредоточились по холмам, осматривая всю пустыню. И тогда я нашел его, (после чего мои товарищи) устроили праздник, и все восхваляли, радуясь и преклоняя колени, пока я благодарил бога Монту».

В папирусе из Кахуна (Griffith, Kahun Papyrus, pi. XVII) упоминается скот, переданный в дар припирамидному храму. Судя по всему, это произошло через несколько лет после смерти царя.

Также следует упомянуть еще две надписи из Вади-Хаммамат. В них говорится о менее масштабных экспедициях в каменоломни. Ими руководил некий сановник по имени

Иди, которого сопровождал отряд из 200 человек. Один из текстов был вырезан на третий день четвертого месяца третьего сезона неизвестного года. Вероятно, это событие произошло в ноябре. Второй текст, в котором не упомянут ни год, ни день, относится к третьему месяцу третьего сезона. Другими словами, он был написан в октябре или ноябре. В эти месяцы становится прохладнее, а климат пустынных нагорий наиболее благоприятен. Летняя жара заканчивается, а до зимнего холода еще далеко.

На 21-м году своего правления, то есть в 2091 г. до н. э., царь решил отказаться от активного участия в управлении страной и назначил своего сына Сенусерта соправителем. Это не первый подобный случай – фараоны поступали таким образом еще в глубокой древности. В то время ему было, очевидно, около 70 лет. Вспомним, что до вступления на престол он был визирем и стал царем в возрасте примерно 50 лет. Вероятно, семь десятков лет показались ему достаточным возрастом для ухода на покой. Однако он не упоминал об этом, так как некоторые его придворные, очевидно решившие, что он слишком стар, чтобы управлять страной, устроили против него заговор. Однажды ночью, после ужина, когда пожилой царь спал, лежа в своей постели, на него напали. Но он мгновенно проснулся и, вскочив на ноги, вступил в сражение со своими убийцами, не давая им передышки до тех пор, пока не прибыла подмога.

Это покушение произвело на Аменемхета сильное впечатление. Очевидно, после него царь до конца своих дней никому не доверял и стал мрачным и подозрительным человеком. Своему сыну, которого он посадил на трон рядом с собой, правитель советовал ожесточить свое сердце и быть строгим со своими подданными.

Начало этого совместного правления можно датировать благодаря надписи, обнаруженной в Абидосе (Mariette, Abydos, II, 22), в которой содержатся следующие слова: «30-й год Аменемхета, (соответствующий) 10-му году Сенусерта». Таким образом, Сенусерт стал соправителем Аменемхета на 21-м году царствования последнего.

Казалось, будто вместе правителям удалось вернуть страну в те времена, когда Аменемхет только начал царствовать.

Но сам пожилой фараон уделял государственным делам все меньше внимания. В итоге в надписи, вырезанной жрецом пирамиды Аменемхета Хуром (Piehl, Inscriptions, II, 104), говорится о «девятом годе правления Сенусерта». Слова «28-й год царствования Аменемхета» при этом пропущены, будто царь к этому времени совсем отошел от дел. Вероятно, к этому времени ему было уже около 80 лет.

На 29-м году его правления были организованы походы в область Уауат (Нижняя Нубия) и против жившего недалеко от второго порога племени маджаев. На скале недалеко от Короско вырезана короткая надпись: «Год 29-й царя Сехетепибра, да живет он вечно. Мы пришли, чтобы уничтожить Уауат» (Zeitschrift, 1882, 30).

Примерно в это время пожилой царь написал поучение для своего сына, предназначенное, очевидно, и для всех остальных его потомков. Это сочинение ценилось настолько высоко, что до нашего времени сохранились по крайней мере семь его списков, созданных через 600–700 лет после смерти автора. К сожалению, степень сохранности всех их оставляет желать лучшего (Griffith, Zeitschrift, 34, 35–49; Breasted, Records, I, 478). В этом понятном каждому тексте сказано[6]:

«Внимай словам моим, и будет благополучно царствование твое над сей землей и Обоими Берегами, и приумножишь счастье страны. Остерегайся черни, дабы не случилось с тобою непредвиденного. Не приближайся к ней в одиночестве, не доверяй даже брату своему, не знайся даже с другом своим, не приближай к себе никого без нужды. Сам оберегай жизнь свою даже в час сна, ибо нет преданного слуги в день несчастья. Я подавал бедному, я возвышал малого. Я был доступен неимущему, как и имущему. Но вот вкушавший хлеб мой поднял на меня руку. Тот, кому я протягивал длань свою, затеял смуту против меня. Облачавшийся в тонкое полотно мое смотрел на меня, как на тень, умащавшийся благовониями моими лил воду… […]

Изображения мои – средь живых, и посмертные наделы мои отданы тем, кому назначено править поминовение меня, доселе неслыханное, и совершать за меня великий подвиг ратный, доселе не виданный. […]

Не сопутствует удача не ведающему того, что надлежит ему знать. И вот случилось это после ужина, когда наступила ночь и пришел час отдохновения от забот. Улегся я на ложе свое, утомленный, и сердце мое погрузилось в сон. И внезапно раздалось бряцание оружия, и назвали имя мое. Тогда стал я подобен змее, детищу земли, в пустыне. И мгновенно я пробудился и узрел, что сражаются в опочивальне моей, а я одинок. И понял я, что бьются меж собой воины мои. Если бы я схватил сразу оружие десницей своею, я обратил бы евнухов в бегство копьем. Но нет сил у пробудившегося в ночи, не боец – одинокий. Знаю, не будет мне без тебя, защитника моего, удачи.

Смотри, подкралась беда без ведома моего, прежде чем оповестил я двор, что назначил тебя соправителем своим, прежде чем возвел я тебя на престол вместе с собою, и только еще помышлял о совместном правлении нашем, ибо не был я подготовлен к тому, что случилось, не предвидел я этого, не ведало сердце мое, что дрогнет стража моя. Неужели женщины подстрекали воинов? Неужели смуту замыслили во дворцовых покоях? Неужели прорвали землекопы плотину? Помешалась чернь в делах своих; от роду я не ведал беды, не было мне равного в доблести.

Я ходил до Элефантины, я спускался до дельты. Я стоял на границах страны. Я созерцал пределы ее, я простер до границ могущество длани своей и