Красная Эстония. Свобода – наша реликвия - Коллектив авторов Страница 9

и оправдывался перед финским рабочим классом тем, что эстонские сотсы прислали прошение. «Финский Социал-демократ» омывал окровавленные руки каинов эстонских трудящихся, описывая героическую борьбу малочисленного эстонского народа против русского большевистского империализма – за самоопределение и свободу. Финские социал-демократы смывали этим и с рук Маннергейма кровь эстонских рабочих и оттягивали момент освобождения финского рабочего класса, ибо буржуазия Финляндии была кровно заинтересована в том, чтобы красный флаг не укрепился на южном побережье Финского залива. […]

Если Пятс для спасения буржуазного правительства Эстонии готов был нанять мясников где угодно, то это было вполне в порядке вещей. Классовые интересы эксплуататоров всего мира требовали, чтобы и в Эстонии трудовой народ не пришел к власти. Однако точно так же в порядке вещей было и то, что мы не отказывались от помощи латышских и русских товарищей[24]. Ни одной партии, именующей себя рабочей партией, не пристало проливать слезы над тем, что рядом с эстонскими красными коммунистическими полками шли русские, финские, латышские, китайские полки, батальоны и роты, а надо жалеть, что вместе с ним не шли усмирять эстонскую буржуазию и ее лакеев – сотсов также английские, французские и американские красные пролетарские полки. […]

Что же это были за указы, превратившие обстановку в кошмарную […]? Это были указы Пятса-Рея от 5 декабря 1918 года – о военно-полевых судах. Теэмант[25] был в 1905–1906 году заочно приговорен военно-полевым судом к смертной казни, отсюда, по-видимому, и идет житейская мудрость его, Пятса и Рея, что соответствующие царские уложения для демократической республики слишком узки: они смастерили петлю по демократическому фасону – более просторную. Теперь она должна была прийтись по шее каждому пролетарию.

Все, кто каким-либо образом действуют против Эстонской республики или работают на пользу врагов государства, или те, кто, находясь с ними в связи, оказывают им какую-либо помощь, все распространители опасных для Эстонской республики слухов – подлежали, согласно этим указам (§ 95 п. «а» и «д»), преданию военно-полевому суду и как правило – к «расстрелу». Возможны ли еще более расплывчатые указы? […]

Толстые шеи, заплывшие жиром затылки были защищены от этих неопределенных указов, несмотря на расплывчатость последних. Ни один серый барон не был предан военно-полевому суду, хотя он и не давал пятсовскому правительству ни зерна, ни скота, а, сберегая их для Петербурга[26], действовал «на пользу врагу» и «против Эстонской республики». Ни один богач, бойкотировавший «заем свободы» и действовавший тем самым «на пользу врагу», не был предан военно-полевому суду. Хуже того! Явные предатели страны и народа – бароны, попы, нетерпеливо ждавшие из Курляндии фон дер Гольца, бывшие в непосредственной «связи» с Адальбертом Фольком и фон Стриком[27] и следовательно «каким-либо образом» наверно действовавшие против интересов Эстонской республики, – эти предатели с тугими кошельками не были отправлены под охраной штыков в военно-полевой суд, а отправляли туда батраков! И тогда, в феврале, на маапяэв мясников явился, пожимая плечами, Яан Теэмант: он, мол, долго искал, но нигде не нашел параграфа, по которому предателей дворянского происхождения можно было бы привлечь к ответственности. […]

Подпольная газета «Коммунист» сорвала покрывало с этих разбойничьих притонов. Бежавший с места расстрела тов. Яан Корнак так описывает суд вешателей:

«Судьями были молодые офицеры. Меня допрашивали там следующим образом:

Суд: Тебе известен протокол, который на тебя составлен и на основании которого ты арестован?

Я: Да, это донос по личной злобе.

Суд: Сколько денег получил ты от красных? Ты работаешь? Кто сейчас председатель Таллинской организации коммунистической партий и где он сейчас находится?

Я ответил, что я безработный, жил в деревне, порой бывал в городе, денег от красных не получал и человека, о котором спрашивают, знать не знаю.

Больше меня ни о чем не спрашивали, но зачитали мне „приговор“ „суда“, что „суд“, обличив, якобы, меня в пособничестве врагам и в деятельности, направленной на свержение временного правительства Эстонии, приговаривает меня к смертной казни „через расстрел“».

Чтобы представить, сколь последовательно сотсовский рецепт от 11 января приводил к расстрелу, следует еще сказать, что протокол, на основании которого тов. Корнак был приговорен к смертной казни, был составлен следующим образом: «В начале мировой войны (рассказывает Корнак) я поссорился с лавочником Паульнером. Ссора вышла из-за того, что Паульнср не продал мне сахара, который тогда был у него в лавке. 12 или 13 декабря 1918 года, споря с Паульнером о политических делах, я защищал красных, называя их не разбойниками, а нашими братьями». Недели две спустя Паульнер велел схватить Корнака на улице. «Когда я спросил о причинах этого, – рассказывает тов. Корнак, – Паульнер ответил: „Разве ты не помнишь, что ты говорил здесь две недели назад?“ При этом Паульнер показал мне удостоверение, что он избран кайтселийтом[28] в комиссию, задачей которой является ловить „красных“. В главном управлении кайтселийта… запротоколировали донос Паульнера, будто я красный, не работаю, получаю деньги от русских красных и еще кое-какие мои слова, сказанные Паульнеру недели две до этого на рынке. Протокол я не подписал».

И этого доноса было достаточно, чтобы приговорить человека к смертной казни! Никаких доказательств от доносчика не требовалось! Доносчик не был вызван даже в суд!

Да будет здесь сказано, что тов. Корнак не имел никакой связи с коммунистической партийной организацией. Нам, когда мы услышали о его побеге, пришлось много потрудиться, пока, наконец, мы не напали на его след, и добиться его согласия на встречу с нами.

Случай с Корнаком – не «единичный» случай, а общее правило! Характерную и яркую картину той атмосферы, в которой совершалось тогда «правосудие», дал тот же номер газеты «Коммунист» (№ 3): «С пеной у рта рыскал Теэмант ночью по тюрьме (на ул. Вене) и издевался над приговоренными к смерти».

«Как ваша фамилия?» Смертник отвечает. Теэмант: «Ах так, знаю!» Затем начинает расспрашивать, где типография коммунистов, где члены Центрального Комитета. Ни разу он не получил ответа на такие вопросы. И тогда он, обычно вращая глазами, орал: «Я прокурор республики Яан Теэмант! Бывший присяжный поверенный! Вон, негодяй! Уведите его скорее от меня подальше!» И, размахивая руками, он убегал. Этот кровожадный старик с каким-то сладострастием приставал к каждому смертнику. Он приставал к нашему незабвенному товарищу Леопольду Линдеру: «Ты молодец! Ты мог бы исправиться, но теперь поздно! Я требую мести, дни твои сочтены!»

То был Я.Теэмант, который заменил нашему верному товарищу И.Клааману (из Кунда) каторгу смертной казнью, ибо Клааман смело заявил:

«Я был,