Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3 Страница 90

— А целы мы почему? — добавляет Маня, худенькая дочь Ксении Семеновны. — Не могли проклятые нас угнать на работу, никто из деревни не угнан. А не могли потому — чуть немец приблизится, всей деревней в лесу укрывались. Не от кого было немцу узнать о нас: не нашлось в нашей деревне предателей, так и прожили без полицая мы… Дружно противились вражьей силе!

Гордость в глазах девичьих — гордость за всю деревню.

4 марта. Деревня Залазы

Вчера на «додже» танкового полка за два часа пути удобно и легко проехал сюда, в деревню Залазы. Здесь стояли штабы трех партизанских отрядов: Сергачева, Белова, Антипова, стояли с осени 1943 года. Деревня цела, невредима — необычайная деревня: поют-заливаются петухи, слышу их голос, отдыхая в доме двадцатисемилетней хозяйки Марии Васильевны Павловой, которая сейчас топит печь, чтобы стирать мне белье и готовить обед.

Деревня в белых сугробах. Вокруг раздольные поля и холмы. Вековечные леса. И над речкой, вся в березах, мирная деревня. Крепко слаженные, с резными крылечками избы, маковка старинной часовенки, крытые соломой амбары.

В избах — занавески, прялки, пологи у широких кроватей.

В избе Маруси Павловой стоят пяльцы, стены оклеены немецкой, издававшейся на русском языке газетой «За Родину». В стенах есть гвозди, на которые можно вешать одежду. За чистым пологом в избе — кровать Маруси. На стенах пучки сухих полевых цветов, ячменя, ржи; литографии в рамках.

Фотографии: краснофлотец и красноармеец, и еще двоюродный брат Маруси — он в партизанах…

— Краснофлотец — товарищ брата. Ихний корабль разбили, утонуло триста, а двести выплыло, и его, Ваню, взяли в плен, в Псков, а он бежал, ушел в партизаны, и его убили немцы… А братишка — Саша Павлов выплыл и попал в Сорок третью дивизию (и в плен не попал!) и сейчас опять в Красном Флоте!

Войны здесь словно и не было. После стольких ужасов, что сопровождали наш путь сюда, удивляешься: как могла сохраниться в неприкосновенности славная деревенька эта на разоренной немцами Псковщине?

Пересечем поперек клин между двумя сходящимися шоссе… Свернем с Лужского шоссе к югу по узкой лесной дороге. Первые пятнадцать километров по ней — все то же: бездыханные пепелища. Но дальше, у деревни Хредино, в снегу лежат окоченелые трупы гитлеровцев, а сама деревня сгорела только наполовину. Или свернем навстречу с Порховского шоссе к северу. После многих испепеленных сел — целая деревня Большие Павы.

— Партизаны в Черевицах, — рассказывает Маруся, — выгнав оттуда немцев, говорили: «Наши головы складем, а в Павы врага не пустим!.. Около Пав много немцев, с сотню, около ограды побиты, не допущены…»

В Залазах был молокозавод. Маруся пять лет работала на молокозаводе.

Живет одинокая… Три месяца кормила партизан, отдала им все свои запасы — двенадцать пудов картошки, четыре пуда скормила, капусту, огурцы…

Рассказывает о действиях партизан.

Розово-белая, нос пуговкой, некрасивая, коренастая, говор акающий.

Девушка честная, прямая, хорошая…

Ни с севера, ни с юга не проникли немцы в заповедный район, и в нем сохранялась и сохранилась жизнь — своя, особенная, советская… Здесь были старосты, но эти старосты, ездя по вызовам в немецкие комендатуры, обманывали немецкую власть и, привозя в свои деревни письменные угрозы и требования гитлеровцев, смеялись вместе с населением над вражескими приказами: «Немцы опять требуют людей на работу, требуют скот, картофель, зерно. Пусть сами придут и возьмут!»

Немцы пробовали не раз. Но безуспешно…

По ночам жители Пав и Хредино видели зарева пожаров над Псковом. И по всему кругу необъятного горизонта поднимались такие же зарева. А здесь, в этом дивном снежном оазисе, все было по-прежнему тихо и благополучно.

Кто же совершил здесь это великое чудо спасения?

По улочке верхом, с винтовкою стволом вниз, медленно едет румяная девушка. В ее меховой шапке — косая красная ленточка. На ступеньке крыльца, широко разводя меха баяна, сидит веселый парень. В его шапке-ушанке такая же красная ленточка. И другие вокруг — старики, молодежь — все с красными ленточками. Сморщенная старушка принимает повод у всадницы и со слезами целует ее: «Спасибо вам, милые, спасибо, родненькие! Великое счастье нам, упасли вы нас от нечистой силы!»

Кузнец из соседней деревушки Прит, Алексей Дмитриевич Белов, первый собрал молодежь, первый организовал здесь партизанский отряд. За ним поднялись другие деревни, десятки возникших в лесах партизанских отрядов слились здесь в одну великую силу — в твердыню народных мстителей. И в узком клине между сходящимися в Пскове шоссе немцу не стало житья. Мнившие себя господами гитлеровцы, обладатели танков, пушек и авиации, оказались бессильными перед волею непокоренных и гордых псковитян, у которых, кроме ручного оружия да великой любви к Родине, кроме стойкости и прекрасного мужества, другого оружия не было.

Кудахчет курочка на насесте в деревне Залазы. Резвится на улице румяная детвора. Украшено елочками братское кладбище партизан, убитых в боях за родные деревни. Гигантские дальнобойные орудия Красной Армии тянутся сквозь деревню, поспешая к бою за древний Псков. И радостные жители зазывают красноармейцев испить молока да отведать печеной картошки в жарко натопленных чистых избах.

Маруся спала за пологом на своей кровати, но без матраца, на соломе, без подушки, не раздеваясь. «Так привыкла» за эти два года. Две подушки закопаны в землю, в ящике, вместе со всем имуществом, но сейчас много снега, не раскопать. Так закопано имущество всех жителей этой деревни да и скольких городов и сел Руси!

В двух с половиной километрах отсюда еще и сейчас живут в «окопах» (как называют крестьяне свои землянки в лесу) жители нескольких сожженных деревень.

Марусе не во что переодеться, у нее не осталось ни тарелки, ни курицы… «Я же говорю, у меня не было ничего! — смеется она. — А мне весело, потому что в деревню мою немцы не заходили. Весь мой хлеб скормила я партизанам, все имущество перетаскала им в лес сама. Такое было мое решение: все, что есть, до мелочушки отдать партизанам, только чтоб отстояли они деревню. Спасибо им, не пустили немцев! Теперь у партизан я в вечных друзьях — все везут мне из леса, не стыдно мне и принять!..»

5 марта. Деревня Залазы

…Маруся варит суп из моей крупы, своей картошки и сала, полученного от красноармейцев. День солнечный, солнце освещает снега, гололедица. Вдоль по улице стоят несколько машин и одинокая «катюша». На шесте посреди деревни большой красный флаг. А под ним — пирамидка с красной звездой и надписью:

«БРАТСКАЯ МОГИЛА

НАРОДНЫХ МСТИТЕЛЕЙ,

ПОГИБШИХ В БОРЬБЕ

ПРОТИВ НЕМЕЦКИХ ОККУПАНТОВ.

ПОЛЯКОВ КАМЕНЕВ НИЩЕТА ГАВРИЛЮК

1944»

Сегодня, беседуя с жителями, узнал я, что, однако, горькая доля досталась и многим жителям этой деревни.

Несколькими месяцами позже, когда возле деревни Залазы организовался партизанский отряд, эта история уже не могла бы случиться.

Но 17 мая 1942 года, когда в деревню Залазы волостной старшина Федор Быстряков прислал свой черный список, жители маленькой деревни не нашли способа отвести от себя беду.

Староста созвал всех на собрание. Староста объявил, что по повелению коменданта шестнадцать девушек и парней деревни к полудню следующего дня должны явиться в Струги Красные, в комендатуру, откуда будут отправлены на работу в Германию.

«Тюрина Нина, Сурикова Мария, Михайлова Зинаида, — начал читать староста список, и его голос звучал, как поминовение усопших, — Шиткина Мария, Филиппова Екатерина, Харитонова Екатерина — одна, Харитонова Екатерина — другая, обе пойдут… Лишина Антонина, Никифорова Мария, Морошина Зинаида…»

По мере чтения списка среди собравшихся усиливались рыдания, возгласы возмущения, отчаяния и мольбы, но безучастный староста продолжал читать:

«Тимофеев Василий, Тупицын Василий, Цапкина Анна, Амосов Александр, Кежова Александра, Секизын Михаил…» Все! Шестнадцать человек! — удовлетворенно закончил староста. — Каждому взять котелок, ложку, две пары белья, подушку, одеяло, продуктов на три дня. Предупреждаю: если кто вздумает уклониться или бежать, пеняйте на себя, придут немцы, расстреляют ваши семьи, а деревню сожгут. Вопрос ясен? Собрание объявляю закрытым. Расходись по домам!..

Всю ночь не спала деревня. Всю ночь разносились стенания матерей, негодующие голоса мужчин. Несколько стариков, не дожидаясь рассвета, отправились в волость, таща за собой коз и овец, чтоб умолить волостного не продавать их дорогих детей немцам.

Волостной взял приношения, обещал обмануть коменданта, сказал:

«Только пусть придут в Струги Красные, а там уж сговорюсь с немцами, сделаю!»

Волостной лгал. Но ему не хотелось отказываться от овец и коз.