Литературный навигатор. Персонажи русской классики - Архангельский Александр Николаевич Страница 18

Позже Пушкин признал характер Гирея неудачным, «мелодраматическим» (статья «Опровержение на критики»). Но в 1824 году он напишет стихотворение «Фонтану Бахчисарайского дворца», в котором еще раз соотнесет себя с «раздвоенным» Гиреем:

Фонтан любви, фонтан печальный!

И я твой мрамор вопрошал:

Хвалу стране прочел я дальней;

Но о Марии ты молчал…

Светило бледное гарема!

И здесь ужель забвенно ты?

Или Мария и Зарема

Одни счастливые мечты?

Иль только сон воображенья

В пустынной мгле нарисовал

Свои минутные виденья,

Души неясный идеал?

При публикации стихи будут помечаться 1820-м годом, чтобы возникало впечатление, что они созданы до поэмы; в них окончательно проявится метафорический слой сюжета: гарем – символ человеческой души, Мария и Зарема – не живые фигуры, а аллегорические образы чувств, живущих в сердце Гирея.

К 1825 году относится драматическая обработка поэмы: «Керим-Гирей» А.А. Шаховского. Впоследствии Пушкин предпримет еще одну попытку создать образ мусульманина, который разворачивается в сторону христианства: Тазит, главный герой незавершенной поэмы «Тазит» (1829–1830).

Зарема – пленница и наложница хана Гирея:

Он светлый взор

Остановил на мне в молчанье,

Позвал меня <…>

Мы в беспрерывном упованье

Дышали счастьем.

Зарема страстно любит хана и не в силах смириться с новым выбором любовника и властелина – с его привязанностью к очередной пленнице, польской княжне Марии. Прокравшись ночью в ее «полумонашескую келью», Зарема произносит бурный монолог, в котором исповедь смешана с угрозой, а слезы – с гневом. Из этого монолога (который был обязательным сюжетным элементом «байронической» поэмы) мы узнаем, что Зарема – «грузинка», и когда-то, до появления в гареме, была христианкой:

Родилась я не здесь, далеко,

Далеко… но минувших дней

Предметы в памяти моей

Доныне врезаны глубоко.

Я помню горы в небесах,

Потоки жаркие в горах,

Непроходимые дубравы,

Другой закон, другие нравы <…>

Согласно этому закону Зарема требует от Марии не просто отречения от Гирея, но клятвы собственной христианской верой, что отвратит его от себя. При этом Зарема тоже не вписывается в привычные устои гарема; нравы гарема требуют безучастности, а не ангельской бесстрастности или демонической страсти. Но больше двух героинь не объединяет ничто. Контрастны их образы, контрастно их поведение, контрастны даже их биографии. Одну воспитала мать, другую – отец. Обе связаны по праву рождения с христианской традицией, но одна – с восточной ее ветвью, а другая – с западной. Если встреча Гирея с Марией разрушает его «магометанскую цельность», то его встреча с Заремой, напротив, отрывает наложницу от христианства. Гирей и Зарема половинчаты, а Мария обладает идеальной ценностью.

В духе восточных поэт Байрона Пушкин ослабляет сюжет своей поэмы; читатель заранее знает, что Зарема в конце концов была казнена; он догадывается, что ее ночная угроза не была пустой и что Марию убила именно страстная Зарема, хотя прямо это и не сказано.

Промчались дни; Марии нет.

Мгновенно сирота почила.

Она давно желанный свет,

Как новый ангел, озарила.

Но что же в гроб ее свело?

Тоска ль неволи безнадежной,

Болезнь или другое зло?..

Кто знает? Нет Марии нежной!..

Образ Заремы отразился во многих героинях русской романтической поэзии.

Мария – центральный персонаж поэмы. Она противопоставлена всем остальным персонажам – от Заремы до Гирея и «евнуха седого». В байронической поэме герою-мужчине не должна была противостоять героиня-женщина, однако Пушкин не случайно изменил пропорции. Дело в том, что по неписаным правилам жанра герой должен был служить своего рода литературным alter ego самого автора, – а Пушкин, как он убедился в процессе работы над «Кавказским пленником», не годился в герои «романтического стихотворения». Поэтому ему пришлось подставить вместо себя – героиню, Марию; так он и поступил.

Образ Марии Пушкин возводит к полулегендарной княжне Марии Потоцкой, которую в XVIII веке, по преданию, пленил и поместил в свой гарем Кезим-Гирей-хан. В пушкинской выписке из книги И.М. Муравьева-Апостола «Путешествие по Тавриде», сопровождавшей публикацию поэмы, истинность легенды отвергалась; для поэта это не имело никакого значения. Ему важно было создать «байронический» тип христианки, европейки, которую взял в плен, но не сломил Восток.

Юная полька воспитана седым и нежным отцом, которого убил Гирей, и не хочет признавать никаких иных отношений между мужчиной и женщиной, кроме отеческих. (Отчасти ей удается пробудить в Гирее именно такие чувства.) Мария – северянка и по внешности (темно-голубые очи), и по темпераменту («движенья стройные, живые»), и по жизнеощущению (разлука с земным отечеством лишь приближает ее встречу с отечеством небесным). В ней все готово к смерти: «Что делать ей в пустыне мира?..»

Долго ждать развязки не приходится: сама того не желая, Мария оттесняет от Гирея другую наложницу, Зарему; та, явившись ночью в «келью» Марии, полуисповедуется-полугрозит «сопернице», сохраняющей смущенное молчание (единственный драматический эпизод поэмы). Но красота Марии неземного свойства, черты ее настолько идеальны, что автор отказывается договаривать все до конца. Он лишь намекает на то, что страшная угроза («кинжалом я владею») приведена в исполнение, и рассказывает о жестокой казни Заремы. (Зарема – страстная, активная героиня; о ее смерти можно говорить прямо.) В струях фонтана слез, возведенного Гиреем, как бы символически сливаются слезы, пролитые Марией перед иконой Пресвятой Девы, пучины, в которые была погружена несчастная Зарема и скорбный плач Гирея по ним обеим:

<…> В Тавриду возвратился хан

И в память горестной Марии

Воздвигнул мраморный фонтан,

В углу дворца уединенный.

Над ним крестом осенена

Магометанская луна

(Символ, конечно, дерзновенный,

Незнания жалкая вина.)

Есть надпись: едкими годами

Еще не сгладилась она.

За чуждыми ее чертами

Журчит во мраморе вода