Вдохновленные розой - Светлана Глебовна Горбовская Страница 5

Альбия Тиббула (ок. 50–18 гг. до н. э.) упоминаются розы Элизиума или Елисейских полей, то есть розы, которые цветут в загробном мире.… До гроба я носил твои оковы нежны,И ты, Амур, меня в жилища безмятежны,В Элизий приведешь таинственной стезей,Туда, где вечный Май меж рощей и полей,Где расцветает нард и киннамона лозы,И воздух напоен благоуханьем розы…21

К. Батюшков (вольный перевод Тиббула).

Элегия из Тибулла (фрагм.)

В поэзии Секста Проперция (47–14 гг. до н. э.) встречается классическое сравнение частей розы с красотой женского лица и тела.

…И чем хоть на каплю потерпят утратыВ любви моей глазки твои,Которыми часто, когда мне лгала ты,Сомненья смирялись мои…И кто заставлял тебя щек твоих розыНа бледность менять столько раз…22

Секст Проперций. «Нет, Кинфия, ложью не силься готовой…» (фрагм.). Пер. Ф.Е. Корша

В «Фастах» Овидия (43 г. до н. э. – 17 или 18 г. н. э.) в основном розы упоминаются в связи с деталями повседневной жизни: украшение стола, прически, платья. Есть и упоминание розы как цветка весны («вешних дыхание роз Хлориды»), розы в данном случае говорят о смене календарного цикла или периода. Это гармонично сочетается со значением слова «фасты» у автора – поэма написана элегическими дистихами и представляет собой календарь, в нем содержатся описания праздников и священных дней Рима. Также Овидий упоминает этот цветок в рецептах покорения возлюбленной в «Науке любви» (о розовых лепестках).

Лоуренс Альма-Тад ем. Розы Гелиогабала (1888)

…На слова мои так отвечает богиня(Вешних дыхание роз с уст излетает ее):«Флорой зовусь, а была я Хлоридой; в устах же латинскихИмени моего греческий звук искажен…Все за столами себе венками виски оплетают,Всюду на светлых столах видны покровы из роз;И собутыльники тут, заплетя себе волосы лыком,Пляшут и без толку все чистое тянут вино;Будь ты хоть сам Ахелой, – пока не смешался ты с хмелем,Прелести нет никакой в том, чтобы розы срывать.Вакх обожает цветы, и то, что венки ему милы,Можно узнать по венцу из Ариадниных звезд.Тут мне кивнула она, и с волос ее хлынули розы, —Так на столах для пиров мы рассыпаем цветы…»23

Овидий. Фасты (фрагм.). Пер. Ф. А. Петровского

…Так у порога в грязи целую ночь и лежи.Лгунья рабыня и та, оглядев тебя взглядом надменным,Спросит: «Кто там залег, дом наш в осаде держа?»Что ж, к косякам и к красавице злой обращай свои просьбыИ, расплетя свой венок, розы рассыпь на порог…24

Овидий. Наука любви (фрагм.).

Пер. М. Л. Гаспарова

В «Метаморфозах» Апулея (ок. 125–170 гг. н. э.) роза, по всей вероятности впервые, представлена не в традиционном варианте бытовой детали, метафорического сопоставления, метонимии, культово-мифологической атрибутики, а как наисложнейший художественный символ-центр, лейтмотив произведения. Таким символом она представлена и с точки зрения формы – исследователи полагают25, что «Золотой осел» написан в символической форме розового венка, в тексте неоднократно встречаются упоминания розы, возникают розовые детали, фигурируют богини, связанные с розой, и с точки зрения семантики основного содержания текста – превращение, волшебство или избавление от чудесных чар лежит в основе всей книги:

«…А та [Фотида], как только увидела меня в таком образе, безжалостно ударила себя руками по щекам и воскликнула:

– Погибла я, несчастная! Волнение мое и торопливость меня обманули, ввело в заблуждение и сходство коробочек. Хорошо еще, что средство против такого превращения легко раздобыть. Ведь стоит только пожевать тебе розы – и сбросишь вид осла, и тотчас снова обратишься в моего Луция…»26 (пер. М. Кузьмина).

На примерах древнегреческой и древнеримской литературы (примерно с VII в. до н. э. по II в. н. э.) можно проследить как за основными темами, связанными с розами в тот далекий период, так и за концептуальной эволюцией художественного образа розы. В это время роза встречается в литературе и как предмет туалета и прически, основной элемент модного в тот период розового венка, и в описании сбора роз (для одежды, венков), купли-продажи розовых венков, в том числе для брачной церемонии, украшении розами стола, смены времен года (роза – цветок Весны, цветок Флоры). Также образ розы может быть предупреждением о молчании (связь с Гарпократом), метафорой или сравнением женской или юношеской красоты (связь с Афродитой или Хлоридой) и иметь другие проявления.

В этот период отмечаются первые признаки связи розы с определенным жанром венка, к произведениям которого можно отнести эпиграммы Мелеагра, «Подарок ко дню рождения» Кринагора.

Наконец, в древнеримской литературе роза становится центральным символом произведения («Золотой осел» Апулея).

Роза в средневековой литературе

Как упоминалось выше, французский историк-медиевист М. Пастуро отмечает, что роза как «цветок Марии» («ипе fleur mariale»)27 возникает в относительно позднем Средневековье, до этого Марию символизирует лилия. Однако уже в раннем Средневековье в христианской литературе появляется образ «мистической розы»: к примеру, у римского христианского поэта Целия Седулия (V в.) Мария называлась «розой среди шипов». В IX в. сопоставление Девы Марии с розовым кустом встречается в энциклопедии «О сути вещей»28 Рабана Мавра в XIX книге (в разделе «О деревьях»), посвященной деревьям, культурам, цветам, растениям, которые представлены в энциклопедии как христианские символы-атрибуты.

В XII в. Дева Мария сопоставляется наряду с «розой без шипов» с пылающим кустом шиповника: «дикая роза, которую Моисей нашел зеленой посреди горящего пламени» в поэзии аквитанского трубадура Пьера де Корблака – произведение «Гимн Богородице».

Бернард Клервоский (XI–XII вв.) писал в проповеди о Деве Марии: «Ева была шипом, ранящим, несущим смерть всем; в Марии мы видим розу, успокаивающую все боли, возвращающую всем судьбу спасения»29. Те же сравнения можно встретить и в других молитвах и проповедях святого Бернарда. Однако стоит отметить, что святой Бернард в своей трактовке «цветка полей» и «лилии долины» из «Песни песней» не называет этот «мистический цветок» розой. Он цитирует «Песню песней»: «Я цвет полевой и лилия долины» и продолжает в дальнейшем называть «цвет полевой» именно словом «цветок»: «Цветок можно найти в трех местах: в поле, в саду, в комнате», «тот светлый цветок, на котором почивал Дух Господень» (перевод наш. – С. Г.) и т. д. Он называет его разнообразные иносказательные значения – цветок целомудрия, цветок мученичества, цветы добрых дел: «De trois especes defleurs: de la virginite, du martyre et des bonnes oeuvres…»30. To есть он не соединяет эти два растительных образа (безымянный цветок и розу), хотя известно, что в некоторых более поздних вариантах перевода «Песни песней» на европейские языки встречается вариант «розы Шарона» и «розы долины». Очевидно, что цветок из «Песни песней» для ранних христиан – категория особая и мистическая, связанная с образами Святого духа, Бога, Христа, Церкви, но это не именно роза как вид растения. Упоминание «мистической розы» звучит в самой знаменитой католической молитве «Литания Пресвятой Деве Марии»: «Помолись за нас, Мистическая Роза» (то есть Богородица).

+++

В японской поэзии VII–XII вв. роза представлена как символ скоротечности женской красоты.

Я розу дивнуюУвидел нынче утром.<…>Как, наверное, она Недолговечна!31

Ки-но