Из записей - Яков Семенович Друскин Страница 7

Тайна все равно останется тайной. Первая тайна: экстенсивное самоограничение Бога — творение мира, космология. Гносеологическое обоснование Троицы, например, у Спинозы. Творение, как экстенсивное самоограничение, уже жертва — космологическая жертва — внесение момента случайности и временности в вечное — Бог по доброй воле, живой Бог (Мир перед Богом). Почему это так — мы сказать не можем, всякое «потому» будет мифологией и, значит, демонизмом. Но «как» можем пытаться понять, то есть понять «как» экстенс<ивной> жертвы. Только и в этом объяснении примат сотериологии, а не космологии, иначе — гностицизм, арианство, мифология.

Вторая тайна — интенсивное сомоограничение Бога — Слово стало плотью. Очевидно это могло быть уже только во времени. Арий и гностицизм разделяют эти две тайны, чтобы понять их. Но это разделение все равно не дает понимания и лишает меня спасения, так как и самая совершенная тварь не может искупить мой грех. Обе тайны разделяются только в уме человека, на самом деле это одна тайна творения, греха, искупления и спасения. Все попытки объяснить — мнимые и сводятся в конце концов к придумыванию того, что было до творения времени и мира. До времени не было и самого понятия «до».

Это первая часть, и здесь космология объединена с сотериологией — сотериологическая космология, но экзистенциально иначе и не может быть. Это объективная или, лучше, абсолютная сторона жертвы. Вторая часть — субъективная: почему или как Бог оправдывает меня своей жертвой.

«...Дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». И здесь я тоже подхожу экзистенциально. Те же два факта: покаяние — в реальности дистанции, в реальности ее абсолютной непреодолимости; Kreaturgefühl[24], то есть радость в реальности чудесного преодоления этой дистанции. Оба первоначальных факта эмпирические в том смысле, что я их переживаю, но не психические, так как внеинтенциальные, ноуменальные: откровение Бога во мне, так как полное откровение Бога — Его жертва, то Христос. Теперь этот абсолютный факт должен стать и субъективным, но не психическим, а также ноуменальным. И здесь я ввожу предположение, которое только на словах является предположением. На самом же деле заключено как реальное переживание или переживание реальности в тех же двух фактах: актуальность души. Душа — не только психическое состояние или психика. Если моя греховность — не только психическое или нравственное состояние, но ноуменальная реальность и также реальность чудесного преодоления дистанции, то также и душа помимо психических состояний имеет и ноуменальное ядро. Это ядро и есть обычно потенциальная актуальность души. Как и атом — косный материальный предмет — заключает в себе энергию, так и душа — психическое состояние — таит в себе не психическую силу, которая, открывшись, может изменять и материальный мир, — это чудо. Самое же большое чудо — вера. Вера — тоже жертва и тоже самоограничение и самоотречение в покаянии и в радости Kreaturgefühl. И также не психическое состояние, а ноуменальное, так как неинтенциальное.

Весь закон и Пророки стоят на двух заповедях, сказал Христос: возлюби Господа Бога Твоего... и возлюби ближнего своего.

Душа открывает свою ноуменальную силу:

1. В ноуменальном отношении или ноуменальной любви к ближнему. « Где двое или трое соберутся во имя Мое, там буду и Я». Теоц<ентрическая> антропология: реализация ты после 4-го выбора, скачком — перенесением его в Рай[25], то есть обнаружения образа и подобия Божьего в ближнем. Царство природы и царство Благодати (только после падения человека). Общий корень — любовь. Поэтому любовь и имманентна, и трансцендентна, то есть и посюстороннее, и потустороннее держится на любви. Вера — трансцендентальное, источник ее только в потустороннем, но проникает и к нам. «Вера без дел мертва» — неудачное выражение Иакова, которым впоследствии оправдывали морализирование веры. Наоборот: дела, то есть любовь без веры мертва. Без веры, то есть неосвященная верой, любовь — эгоизм: личный, семейный, родовой, национальный, классовый или сословный, наконец, космополитический — филантропия и гуманизм. Апостол Павел — гимн любви: из трех — вера, надежда, любовь — любовь выше всех. Если она освящена верой, любовь, освященная верой, выше веры. В такой любви и в таком отношении к человеку, ноуменальном, за объектом отношения и за самим отношением, как сказал Христос, стоит Он Сам. Но в ноуменальном отношении я отрекаюсь от себя, жертвую собой — это субъективная моя жертва, и в вере, хотя бы я и не знал имени Христа или даже Бога, моя жертва отожествляется с жертвой Бога. Признак этого отожествления: логически предопределение абсолютно несовместно со свободой человека. В ноуменальном отношении они отожествляются. Я имею здесь в виду реальное переживание или переживание реальности моей абсолютной свободы, вне свободы выбора и одновременно провидения. Здесь обе жертвы — Бога и моя — отожествлены.

В ноуменальном отношении к ты мой грех искупается, но не ради моих поступков — никакие поступки, никакие мысли не могут искупить моей греховности. В ноуменальном отношении к моему ближнему, то есть в любви, освященной верой, хотя бы я и не сознавал этой веры, открывается ноуменальная сущность души — не в поступках, даже не в мыслях, а в каком-то оттенке мысли: некоторый оттенок самоотречения и есть моя субъективная жертва, и она отожествляется с абсолютной жертвой.

Три тайны: творение, жертва, спасение, и центральная, главная, во всяком случае для нас сейчас, — вторая, так как мы живем сейчас во втором эоне. Я создан по образу и как подобие Божие, и центральная, главная тайна и практически для меня главная. Тогда в ноуменальном отношении моя жертва отожествляется с жертвой Бога. Не поступок, не мысль, а какой-то оттенок мысли, оттенок образа мыслей, строй души, когда я знаю, что я сам ничего хорошего сделать не могу, ни сделать, ни даже чисто подумать, и все же совершается через меня и есть это отожествление двух жертв. Не моя жертва искупает мой грех и не мои заслуги — по сравнению с моей греховностью мои заслуги бесконечно малы, моя жертва — это только приятие жертвы Бога, которую Он совершил ради меня. Но в этой формулировке может снова показаться, что я что-то приписываю себе, тогда моя жертва ничего не