Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности - Михаил Павлович Одесский Страница 7

Вместе с тем логика плутовского романа требует обязательной конкретизации применительно ко времени действия романа, а это превращает универсального плута-демона в советского уголовника-рецидивиста из современной жизни.

Бендер является будто бы ниоткуда. «В половине двенадцатого, с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми». Почему он пришел пешком, а не добрался по железной дороге или иным видом транспорта, что ему вообще понадобилось именно в Старгороде — не сообщается.

О Воробьянинове или отце Федоре Вострикове, которых он встретит в городе, читатель давно знает самое главное: «возраст, место рождения, социальное происхождение, образование, чем занимались до 1917 года, социальное положение и род занятий в настоящее время» — вся тогдашняя анкета, можно сказать, заполнена. И «цель прибытия» понятна. Что касается Бендера, то здесь вроде бы сплошные загадки[34]. Однако и ключ ко всем головоломкам был дан сразу же.

Как известно, впервые в романе великий комбинатор появляется без носков и вообще белья. Позже выясняется, что привычки пренебрегать этими деталями туалета у Бендера не было. Но в Старгород он вошел без них и без пальто. А еще Бендер не имел «ни денег, ни квартиры, где они могли бы лежать». Правда, у него были «зеленый, узкий в талию костюм» и «лаковые штиблеты с замшевым верхом апельсинного цвета». Что при отсутствии носков довольно странно выглядело.

Странности эти, конечно, введены с умыслом. В описании акцентированы контрасты, подсказывающие читателю их объяснение. Надо полагать, очевидное для соавторов, особенно для бывшего сыщика Петрова. Оно связано со специфическим социальным статусом героя: в Старгород вошел бывший заключенный, неоднократно судимый и совсем недавно освободившийся, т. е. преступник-рецидивист.

В самом деле, бездомный бродяга, не имеющий холодной весной (лед на лужах) ни пальто, ни носков, не путешествует в модном костюме и щегольской обуви. Зато для рецидивиста тут нет ничего необычного. Квартиры у него нет и быть не должно: советским законодательством предусматривалось, что осужденные «к лишению свободы» теряли «право на занимаемую жилую площадь». Значит, бездомным он стал уже после первого срока, вернуться было некуда. Соответственно, гардероб хранить негде, вся одежда — на себе: зимой теплые вещи покупаются, летом продаются. И если «молодого человека двадцати восьми лет» арестовали до наступления холодов, то пальто он не носил. Туфли и костюм Бендер постольку сохранил, поскольку их отобрали после вынесения приговора и вернули при освобождении, носки же и белье, которые арестантам оставляли, изветшали.

Осведомленному современнику были очевидны и обстоятельства, побудившие великого комбинатора добираться до города пешком. Дело тут не только в послетюремном безденежье. Освободившемуся рецидивисту, учитывая странности его наряда, лучше б вообще не попадаться на глаза милиции, а на вокзалах, на железнодорожных станциях непременно дежурят и милиционеры, и сотрудники ОГПУ, наблюдающие за приезжими. Потому, даже если недавний арестант и купил билет, целесообразно выйти не на станции, а на ближайшем полустанке и оттуда пешком добираться. Понятно также, почему рецидивист выбирает город, где раньше не бывал: во-первых, там нет знакомых сотрудников угрозыска, во-вторых, губернский центр достаточно велик, чтобы на улицах приезжий был не слишком заметен.

Кстати, о соотношении универсального и советского начал в образе Бендера: великий комбинатор — в момент своего явления — одарил беспризорного «нагретым яблоком». В этом соблазнительно распознать инфернальную генеалогию демона-плута. Распознать намек. Как отмечают исследователи, Бендер — прямо из преисподней. Вот и яблоко — символ греховности — остыть не успело[35].

Однако здесь причина иная. В рукописи нет слова «нагретое». Там — «налитое». Оно вполне уместно, определение же «нагретое» возникло при публикации. По результатам сверки уместно предположить, что это — результат опечатки, допущенной машинисткой и не замеченной авторами. Ничего инфернального.

О происхождении героя тоже сказано вполне определенно. «Мой папа, — говорил он, — был турецко-подданный». Ссылка на турецкое подданство отца не воспринималась современниками в качестве однозначного указания на этническую принадлежность. Скорее тут видели намек на то, что отец Бендера жил в южнорусском портовом городе, вероятнее всего — Одессе, где некоторые коммерсанты, обычно иудеи по вероисповеданию, принимали турецкое подданство, дабы дети их могли обойти ряд дискриминационных законоположений, связанных с конфессиональной принадлежностью, и заодно получить основания для освобождения от воинской повинности[36].

Наиболее вероятно, что Бендер — сын одесского коммерсанта. Таковы примерно его «место рождения» и «социальное происхождение». Возраст был определен изначально и тоже приблизительно — «молодой человек лет двадцати восьми», почти ровесник века. Его детство и юность связаны с криминальной столицей Российской империи, «Одессой-мамой», что немаловажно для характеристики героя. Ответы на другие «анкетные» вопросы современник легко угадывал, опять же не без авторской подсказки.

«Чем занимался до 1917 года» сын коммерсанта, ровесник века — понятно. Скорее всего, учился. Образование у него — «не ниже среднего»: гимназия, реальное училище, коммерческое и т. п. Не исключено, правда, что курс он не завершил, поскольку помешали мировая война, революция и война гражданская. «Род занятий и социальное положение в настоящее время» — тоже понятны. А чтобы сомнений у читателей не осталось, авторы сообщают: «Живость характера, мешавшая ему посвятить себя какому-нибудь одному делу, постоянно кидала его в разные концы страны и теперь привела в Старгород без носков, без ключа, без квартиры и без денег». Почему у героя нет носков и квартиры, читатель должен был догадаться, ну а ссылка на «живость характера» — шутка расхожая, обычно так иронически объясняли причины различного рода мошенничеств, когда сам по себе мошенник, пройдоха не вызывал антипатии. В данном случае это намек на криминальное прошлое Бендера.

Что и подтверждается тут же — при описании обдумываемых Бендером «вариантов своей карьеры».

Один из них — «сделаться многоженцем и спокойно переезжать из города в город, таская за собой чемодан с захваченными у дежурной жены ценными вещами». Вариант этот «родился под влиянием вычитанного в вечерней газете судебного отчета, где ясно указывалось, что некий многоженец получил всего два года без строгой изоляции». Газета, подчеркивают авторы, была московской, так что намек прозрачен: речь идет о квалификации действий героя статьи в соответствии с тогдашним Уголовным кодексом Российской Федерации. Термин «многоженец» Бендер использует вслед за автором статьи, и это не вполне точно. Предельное наказание за «многоженство», т. е. вступление в брак при «сокрытии состояния в зарегистрированном или фактическом браке перед регистрирующими брак органами», предусмотренное тогдашним УК РСФСР, вдвое меньше. Следовательно, правонарушения героя газетной статьи были квалифицированы судом не как многоженство, а как мошенничество — «получение с корыстной целью имущества или права на имущество посредством злоупотребления доверием или обмана». Преступление, караемое «лишением свободы на срок до двух лет». Получается, что Бендер обдумывает именно мошенническую операцию: он собирается стать брачным аферистом. Термин