Похвала праздности. Скептические эссе - Бертран Рассел Страница 10

У мужчин и женщин появится возможность вырываться из крошечных убогих комнатушек в просторные общественные помещения, которым ничто не мешает придать великолепие университетских залов. Красота и простор больше не будут прерогативой богачей. Настанет конец раздражению из-за постоянного пребывания в небольшом замкнутом пространстве, что тоже зачастую отравляет семейное счастье.

Все эти перемены могут стать результатом архитектурной реформы.

Предложенная Робертом Оуэном более ста лет назад концепция «кооперативного параллелограмма», призванная обеспечить трудящихся преимуществами общежития, вызвала немало насмешек. Пожалуй, в условиях поголовной нищеты его предложение и было преждевременным, зато сейчас многие из тех идей вполне осуществимы и желательны. Сам он сумел учредить ясли в Нью-Ланарке на очень прогрессивных принципах. Единственное, его ввела в заблуждение специфика Нью-Ланарка, из-за чего он рассматривал свои «параллелограммы» как производственные ячейки, а не просто места для жилья.

Вообще, в индустриализме основной упор с самого начала делается на производство, тогда как потреблению и обычной жизни уделяется слишком мало внимания. Это следствие погони за прибылью, которая ассоциируется исключительно с производством. В результате на фабриках действуют научные методы и разделение труда доведено до предела, в то время как домашнее хозяйство болтается в хвосте научного прогресса и самые разнообразные хозяйственные задачи взвалены на плечи перегруженных матерей. Таково неизбежное следствие культа прибыли: сферы деятельности человека, не имеющие прямой финансовой выгоды, становятся беспорядочными, бестолковыми и в итоге перестают приносить удовлетворение.

Стоит, однако, заметить: главные преграды на пути подобной архитектурной реформы находятся в психологии самих рабочих и служащих. Они первые возразят, что людям нравится жить в частных домах, что такое жилье тешит их гордость и удовлетворяет собственническим инстинктам. Безбрачная общинная жизнь, как в монастырях, таких проблем не ведала; именно брак и семья пробуждают в людях желание обособляться. Не думаю, что сугубо личное пространство для готовки (помимо разве что конфорки на крайний случай) хоть сколько-нибудь помогает удовлетворить эту потребность. В этом смысле, на мой взгляд, должно хватить собственной квартиры с собственной мебелью. И все же интимные привычки трудно изменить. Быть может, стремление женщин к независимости может постепенно привести к тому, что они начнут все больше работать вне дома, что, в свою очередь, расположит их к описанной нами системе.

Сейчас в среде жен работающего класса феминизм только-только зарождается, но вскоре он должен набрать силу (если, конечно, не будет фашистского отката назад). Возможно, со временем женщины придут к пониманию преимуществ совместной готовки и детских садиков. Рассчитывать на инициативу перемен со стороны мужчин едва ли стоит. Работающие мужчины, включая даже социалистов или коммунистов, как правило, не считают нужным менять социальное положение своих жен.

До тех пор пока в мире царят безработица и почти универсальное непонимание экономических принципов, выход замужних женщин на рынок труда, естественно, оспаривается как угроза лишить работы тех, чьи места они займут. Поэтому проблемы замужних женщин неразрывно связаны с проблемой безработицы, которую, скорее всего, не решить без значительной доли социализма. В любом случае при теперешнем культе прибыли постройка «кооперативных параллелограммов», за которые я ратую, невозможна; масштабно начаться она сможет лишь в рамках развернутого социалистического движения.

Так что здоровье и характер детей, как и нервы замужних женщин, обречены страдать до тех пор, пока экономикой правит стремление к прибыли. Оно годится для достижения определенных целей, но не всех – к последним относятся благополучие женщин и детей в среде работающих людей, а также (еще более утопическое) облагораживание пригородов. И все-таки, несмотря на то что безобразие пригородов мы принимаем как данность, наподобие мартовских ветров и ноябрьских туманов, оно не настолько неизбежно. Если бы пригородами занимались городские власти, а не частные предприниматели, если бы планировали улицы и проектировали дома в стиле общежитий колледжей, то картина непременно радовала бы глаз. Безобразие, равно как нервозность и нищета, входит в ту цену, которую мы платим за рабское поклонение частной наживе.

Глава IV

Мидас нашего времени[7]

Притча о царе Мидасе и его «золотом прикосновении» известна всем, выросшим на «Тэнглвудских историях» Натаниэля Готорна. Достопочтенный царь, будучи большим любителем золота, получил дар от бога обращать в драгоценный металл все, к чему прикасался. Поначалу новое умение привело Мидаса в полный восторг, однако, обнаружив, что золотой становилась и пища, которую он намеревался положить себе в рот, он не на шутку забеспокоился. Когда же от его поцелуя в золото обратилась дочь, несчастный пришел в такой ужас, что стал умолять бога забрать дар. Лишь тогда царь осознал, что золото – не единственная ценность в жизни.

Мораль этой нехитрой истории человечество почему-то никак не усвоит.

Захватив в шестнадцатом веке золото Перу, испанцы решили оставить его себе и создали множество преград, затрудняющих экспорт драгоценного металла. В результате цены во всем испанском владычестве возросли, никоим образом не обогатив при этом Испанию. Сознание собственного возросшего в два раза богатства, может, и тешило чью-то гордость, но, если на каждый дублон купить удавалось половину того, что раньше, выгода была чисто метафизической, так как не приносила ни больше еды, ни лучшего дома, ни каких-либо иных конкретных преимуществ. Англичанам и голландцам, не обладавшим такой властью, как у испанцев, приходилось довольствоваться тем, что сейчас зовется американским Востоком – презренным регионом, не содержащим золота. Однако в качестве источника обогащения этот регион оказался несоизмеримо более продуктивным, чем «золотые» части Нового Света, на которые во времена королевы Елизаветы Первой зарились все нации.

Несмотря на банальность этого урока истории, его прямое отношение к проблемам наших дней, похоже, не укладывается в умах современных правителей. Экономика вообще всегда была поставлена с ног на голову, а в последнее время и вовсе выходит за рамки здравого смысла. Абсурдность того, что творилось в конце войны, заставляет усомниться, на самом ли деле в правительствах заседают взрослые люди, не состоящие на учете в психушках.

Для того чтобы наказать Германию, Союзники решили воспользоваться проверенной временем практикой и потребовать возмещения ущерба. Что ж, сказано – сделано. Вот только назначенная сумма безмерно превышала все золото Германии, если не мира! То есть у немцев математически не было возможности выплатить долг иначе, как товаром. Тут державы-победители спохватились, что о благосостоянии нации привыкли судить по