Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз Страница 10

По мере того как борьба за существование постепенно ослабевала и на смену ей приходила куда более сложная борьба за осмысление жизни, женщина стала и центром, и орудием первых попыток древнего человека мыслить символически. Французский археолог Андре Леруа-Гуран разрешил загадку древней пещерной живописи, ставившей в тупик антропологов из более пуританских культур, когда понял, что повторяющийся загадочный символ «двойной глаз» – не что иное, как изображение вульвы. Схожим образом в замечательной каменной резьбе из Англь-сюр-л’Англен, изображающей человека и животное, женские образы представлены подчеркнуто абстрактно, в форме треугольников, причем заметно выделен треугольник, указывающий на сексуальную сторону женского тела[47].

Как женщина получила этот особый статус? Одним из его источников, несомненно, стала менструация, таинственно связанная с лунным циклом, и сама по себе загадочная – регулярное не смертельное, но и неисцелимое кровотечение. Другим источником стала уникальная и тесная связь женщины с природой: когда собирательство уступило место огородничеству, женщины укрепили свою роль основных подательниц пищи. Но истинный ключ к разгадке в другом. Древнейшие женские изображения с огромными грудями и животами указывают нам, куда смотреть – на тайну родов. До того, как люди поняли суть репродуктивного процесса, дети просто рождались у женщин. Люди не видели связи родов с совокуплением (австралийские аборигены и по сей день верят, что духи детей обитают на деревьях или в воде и просто входят в первую попавшуюся женщину, когда хотят появиться на свет). Получалось, что мужчины не принимают участия в смене поколений. Лишь женщины способны создавать новую жизнь – и женщины пользовались соответствующим почитанием: в них воплотилась власть над природой и силы самой природы[48].

Так сложилась вера, что женщина – существо не человеческое, а божественное, наделенное самой священной и значительной властью в мире; так родилось поклонение Великой Матери. Рождение новой жизни из тела женщины люди уподобили рождению посевов из тела земли, и так с самого начала женское и земное плодородие сплелись в едином понятии женского божества, куда более сложном и влиятельном, чем принято считать сегодня. Самое древнее воплощение Богини – мать: но множество местных и национальных вариаций этого довольно однозначного, казалось бы, архетипа свидетельствуют о мощности и неукротимости «Бого-Матери нашей страны», как именуют ее тибетцы, о его отказе подчиняться стереотипной сентиментализации. Например, в Индии Мата-Деви – традиционная мать: на изображениях ее огромные груди питают молоком все человечество. Но в других мифах о творении, в таких далеких друг от друга странах, как Ассирия и Полинезия, Великая Мать порождает не человечество, состоящее из отдельных людей, а некое огромное единое «мировое яйцо». А в Греции, в священнейшей кульминации таинственных Элевсинских мистерий, Богиня (или ее земная заместительница) каждый год «рожала» пучок колосьев: вот открытая связь между плодородием женщины и природы, архетипической «Матери-Земли».

Однако в некоторых версиях Великой Богини ее почитатели стремились подчеркнуть: какой бы древней она ни была, сам принцип женственности ей предшествовал. Так Гея, греческая Мать-Земля, появилась на свет из первичной вагины, бездны, заключающей в себе все знания и все ощущения; а Иштар вавилонян и есть эта космическая матка в блистающем одеянии из звезд. Историческое смягчение или цензурирование материнской роли Богини затемнило эту чисто функциональную природу ее материнства: так, Имир, бог ветра (т. е. дыхания жизни) из норвежской мифологии, выходит «из п. ды Всеобщей Матери Гиннунгагап». И парадоксально, что отрицание этих «бесстыдных» физических реалий ведет к отрицанию и метафизической высоты, ключевого элемента божественности Великой Матери: «Я чревата всякой силой, – говорит о себе богиня Вак в индуистском ведическом гимне. – Я обитаю в водах морских, распространяюсь оттуда во все живое, касаюсь небес своим венцом; как вихрь, мчусь я сквозь все творение». А на стене храма «Святой» Нут в Египте было выбито еще более сильное заявление: «Я та, что есть, что будет, что была. Наготы моей не открывал ни один человек, и солнце – плод чрева моего»[49].

Кроме того, чрезмерное внимание к доброй матери, рождающей и кормящей, отрицает ее опасную, темную, разрушительную противоположность – злую мать. Однако ранние цивилизации очень ясно ощущали тесную связь божественной женщины со смертью и подчеркивали: Богиня, что приводит человека в мир – та же, что, когда настанет срок, милостиво (или не очень милостиво) его из мира выпроводит. В Ирландии около 1000 года до н. э. зловещая триада богинь, три Морриган, бродили по полям битв, собирали отрубленные головы и являлись тем, кому настало время умирать. В других культурах Богиня загоняет мертвых в подземный мир, как пастушья собака загоняет стадо; греки называли умерших «народом Деметры».

В самом темном своем воплощении злая мать не просто ждет смерти человека, но приказывает ему умереть. Так, персидская Ампуса, как верили ее почитатели, облетает мир в кровавом пузыре, выискивая, кого бы убить. Ее жажду крови можно удовлетворить лишь жертвоприношениями. Около 1500 года до н. э. в Таршиене на Мальте служители семифутовой каменной богини с безобразно раздутым чревом подносили ей кровь жертв в глубоких сосудах, символизирующих божественную вагину. Яркое описание злой матери, одержимой жаждой крови, мы встречаем в индуистском рассказе о видении «Черной Матери», Кали-Ма:

Вот она – Кали-Ма, Темная Мать! Она ослепительно черна. Руки и ноги ее распростерты, в обеих руках обоюдоострые мечи, орудия потрошения, и человеческие головы. Руки ее покрыты кровью, в пылающих глазах – алые зрачки; кроваво-красный язык ее вытянут над огромными заостренными грудями и спускается до небольшого округлого живота. Ее йони велика и выпукла. Спутанные волосы слиплись от крови. Сверкают зубы, подобные звериным клыкам. На шее у нее гирлянда из черепов; серьги у нее в виде мертвецов; пояс – сплетение ядовитых змей[50].

Нам, привычным к стереотипному взгляду на материнство как воплощение безграничной любви и всепрощения, на первый взгляд кажется сложным примирить этот ужасающий образ злой матери с матерью доброй. Но в изначальной фигуре Богини между ее «светлой» и «темной» стороной нет противоречия: дело в том, что исходным принципом ее существования является не материнство, а сексуальность. Именно своей изначальной сексуальной активностью она создает жизнь: но в сексе она требует себе всего мужчину, само его существо, быть может, требует даже его смерти. И здесь истинная природа Богини и ее действий пала жертвой стеснительности и ханжества позднейших веков. Если о ней вообще упоминают, то лишь робко лепечут что-то о ритуалах и тотемах «плодородия», как будто Великая Богиня выполняет свои сексуальные обязательства из одного лишь альтруизма или чувства долга, чтобы не оставлять людей без пищи. Пора исправить это историческое заблуждение. Плодоношение растений и животных – лишь побочный продукт личной сексуальной активности Богини. Ее тело принадлежит лишь ей самой; она наслаждается всеми его проявлениями; и, как подчеркивают ранние сообщения о ней – когда занимается сексом, то, как любое вменяемое живое существо, делает это по собственному желанию и ради самой себя.

Однако она не одинока. В каждой культуре у Богини множество возлюбленных. И это демонстрирует нам еще одну слабость позднейшего понимания ее роли как Великой Матери. Для детей в патриархальном обществе «мать» – всегда «жена»: Мать – это женщина, которая замужем за Отцом. Это накладывает на идею хорошей матери новые ограничения. Она не может даже выбрать себе мужчину – ее саму выбирает Отец. Отсюда неразрешимый парадокс Богини для поборников позднейшей морали: всегда не замужем – и никогда не целомудренна. У эскимосов она носит титул: «Та, у которой никогда не будет мужа». И речь здесь не только о сексуальной свободе. Как источник и сила жизни, Великая Мать существует не во времени и не имеет конца. Мужчины же, напротив, приходят и уходят; их задача лишь в том, чтобы служить божественному «чреву» или «вульве» – именно такое имя носит Богиня в большинстве культур[51].

Однако любовник Богини был не просто, как может показаться, грубо функциональной фигурой. В некоторых репрезентациях божественной сексуальности подчеркивается ее мощь и ужас: на вавилонских могильных плитах из ритуально демонстрируемой вульвы Богини вылетают скорпионы, а в шумерском эпосе о Гильгамеше, относящемся к III тысячелетию до н. э., богиня Иштар, которой помешали удовлетворить свою страсть, угрожает снести ворота, сравнять с землей дома, «мертвых поднять из могил, чтобы пожрали живых»[52]. Но куда более