Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности - Эстер Дюфло Страница 18

Разумеется, мы не должны забывать, что политическая реакция на миграцию прежде всего порождается политикой идентичности, а не неправильным пониманием экономической теории. В расхождении между политикой и экономической теорией нет ничего нового. Американские города, в которые приехали мигранты из Европы в золотую эпоху европейской миграции, получили значительные экономические выгоды. Но, несмотря на это, иммигранты вызывали широкую и враждебную политическую реакцию. В ответ на миграцию города стали сокращать налоги и общественные расходы. Больше всего были сокращены расходы на те услуги, которые в наибольшей степени связаны с межэтническими контактами (например, школы) или наиболее необходимы иммигрантам с низкими доходами (например, канализация, вывоз мусора и тому подобное). В тех городах, где оказалось больше всего мигрантов, снизилась популярность Демократической партии, выступавшей за иммиграцию, и стали избираться консервативные политики, в частности, те, кто поддерживал Закон о национальном происхождении 1924 года (положивший конец эпохе неограниченной иммиграции в США). Избиратели реагировали на культурную дистанцию между ними и новыми мигрантами; в то время это были католики и евреи, чуждость которых, до тех пор пока они не ассимилировались, считалась совершенно непреодолимой[105].

Тот факт, что история повторяется, не делает ее менее неприятной во второй или третий раз. Возможно, однако, что она поможет нам понять, как реагировать на подобную враждебность. В четвертой главе мы вернемся к этому вопросу.

В конечном счете мы также должны помнить, что многие люди, какими бы ни были предлагаемые стимулы, предпочитают оставаться на месте. Подобное отсутствие мобильности, которое противоречит инстинктивным представлениям любого экономиста о том, как должны вести себя люди, имеет важное значение для экономики в целом и влияет на последствия широкого спектра экономической политики, как мы увидим на протяжении всей этой книги. Например, в следующей главе мы увидим, что оно частично объясняет, почему международная торговля оказалась гораздо менее выгодной, чем многие надеялись, а в пятой главе обсудим перспективы экономического роста. Отсутствие мобильности требует переосмысления всей социальной политики, что мы попытаемся сделать в девятой главе.

Глава 3

Негативные последствия торговли

В начале марта 2018 года президент Трамп, находясь в окружении работников металлургической промышленности в их характерных касках, подписал распоряжение о введении новых тарифов на ввоз стали и алюминия. Вскоре после этого респондентам панели IGM Booth, о которой мы рассказывали в первой главе, то есть наиболее авторитетным профессорам экономики из ведущих университетов страны, разных политических убеждений, республиканских и демократических, было предложено оценить следующее утверждение: «введение новых тарифов на ввоз стали и алюминия улучшит благосостояние американцев». 65 % «совершенно» с этим не согласились. Все остальные просто «не согласились». Согласия не выразил никто. Никто даже не заявил о своей неуверенности[106]. Точно так же никто из участников панели не выразил согласия и при ответе на дополнительный вопрос о том, что «введение новых или более высоких импортных пошлин на такие продукты, как кондиционеры, автомобили и печенье (чтобы побудить производителей производить их в США), было бы хорошей идеей»[107]. Свобода внешней торговли нравится как Полу Кругману, знаменосцу социального либерализма, так и Грегори Мэнкью, гарвардскому профессору, который возглавлял Совет экономических консультантов при президенте Джордже Буше-младшем и часто выступает с критикой взглядов Кругмана.

Напротив, в общественном мнении в Соединенных Штатах отношение к свободе внешней торговли в лучшем случае неоднозначно и все чаще становится отрицательным. Относительно тарифов на сталь и алюминий мнения разделились. В опросе, проведенном осенью 2018 года, когда мы задали репрезентативной выборке американцев точно такой же вопрос, как и в панели IGM Booth, только 37 % либо не согласились, либо совершенно не согласились с предложенным Трампом повышением тарифов. 33 % согласились[108]. Однако если брать шире, то представляется, что как правые, так и левые считают, что Соединенные Штаты слишком открыты для товаров из других стран. 54 % наших респондентов согласились с тем, что применение более высоких тарифов для стимулирования фирм производить свою продукцию в США было бы хорошей идеей. С этим не согласились только 25 %.

Экономисты в основном говорят о выгодах международной торговли. Идея выгодности свободы торговли является одним из самых старых положений современной экономической теории. Как английский биржевой маклер и член парламента Давид Рикардо объяснил двести лет назад, из-за того, что торговля позволяет каждой стране специализироваться на том, что она делает лучше всего, общий доход двух стран, которые ведут торговлю между собой, должен вырасти и в результате выгоды выигравших от торговли превысят убытки проигравших. Последние двести лет дали нам возможность усовершенствовать эту теорию и лишь немногие экономисты не убеждены лежащей в ее основе логикой. Действительно, эта логика настолько укоренилась в нашей культуре, что мы иногда забываем, что аргументация в пользу свободы торговли далеко не самоочевидна.

Прежде всего, выгодность свободы внешней торговли не является само собой разумеющейся в глазах широких слоев населения. Они не слепы к выгодам торговли, но они также видят и связанные с ней убытки. Они действительно осознают преимущества, связанные с возможностью покупать дешевые товары за рубежом, но беспокоятся, что по крайней мере для прямых жертв дешевого импорта, издержки превысят выгоды. В нашем опросе 42 % респондентов считали, что торговля Соединенных Штатов с Китаем наносит ущерб американским низкоквалифицированным работникам (21 % думали, что они выигрывают) и только 30 % согласились с тем, что падение цен выгодно для всех (27 % думали, что оно наносит всем ущерб)[109].

Так что же, широкая публика просто невежественна или же она интуитивно чувствует то, что упускается экономистами?

Станислав Улам, польский математик и физик, был одним из создателей современного термоядерного оружия. Он был невысокого мнения об экономической науке, возможно, потому, что недооценивал способность экономистов взорвать мир, хотя и по-своему. Однажды Улам задал Полу Самуэльсону, нашему покойному коллеге и одному из самых замечательных экономистов XX века, следующий сложный вопрос: «назовите хотя бы одно положение из социальных наук, которое одновременно являлось бы истинным и нетривиальным»[110]. В качестве ответа Самуэльсон назвал идею сравнительных преимуществ, занимающую центральное место в теории международной торговли: «То, что эта идея логически истинна, не нужно доказывать математику; то, что она не тривиальна, подтверждается существованием тысяч влиятельных и умных людей, которые никогда не были способны понять эту доктрину самостоятельно или поверить в нее после того, как она была им объяснена»[111].

Принцип сравнительных преимуществ заключается в том, что страны должны делать то, что они делают относительно лучше. Для понимания силы этой концепции полезно сравнить ее с принципом абсолютных преимуществ. Абсолютное преимущество просто. В Шотландии