Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин Страница 21

и религия, и секулярное идеологии убеждают людей, что Вселенная развивается по плану, который гарантирует, что, если человек следует правилам, то все будет благополучно, в этой жизни или в последующей. Эта вера уменьшает стресс, позволяет людям справляться с беспокойством и фокусироваться на насущных проблемах. Без такой системы убеждений сильный стресс приводил бы к нежелательным реакциям [Там же: 100].

Получается, что, может быть, дальнейшая модернизация общества не будет убивать религию. Скорее, религия модифицируется для того, чтобы решать реальные проблемы человека, способствовать его счастью, а не загонять этого человека в стадо, живущее по указке пастыря.

Новые версии религии, которые давали бы пространство для индивидуальной автономии, могли бы обеспечить растущий рынок для новых предпринимателей от религии [Там же: 113].

От выживания к самовыражению

В другой своей книге (написанной в соавторстве с Кристианом Вельцелем) – «Модернизация, культурные изменения и демократия. Последовательность человеческого развития». М.: Фонд «Либеральная миссия», Новое издательство, 2011 – Инглхарт формулирует социологическую концепцию, принципиально важную для современной России. Выглядит она приблизительно следующим образом. Демократию нельзя сформировать в любой стране при любом народе. Демократизация зависит не только от торга, осуществляющегося среди элит, не только от социальной инженерии, но еще и от глубоко укоренившихся в обществе ценностных ориентаций [Инглхарт, Вельцель 2011: 11, 16]. Все наши человеческие ценности можно собрать в две большие группы: ценности выживания и ценности самовыражения. Когда нам трудно живется, когда нам угрожают война и голод или хотя бы товарный дефицит и высокая преступность, мы склонны всеми силами бороться за выживание. Когда же жизнь наша налаживается, когда мы не сомневаемся в собственной безопасности и в том, что, придя в магазин, сможем приобрести необходимый набор качественных товаров, на первый план выходят совсем иные задачи.

Эти изменения происходят в процессе модернизации. Они зависят от уровня социально-экономического развития общества и не зависят от особенностей той или иной культуры. Инглхарт утверждает даже, что речь идет о закономерности развития [Там же: 205]. В развитых обществах люди все чаще хотят заниматься интересной и творческой работой, хотят трудиться не только ради денег, а еще и ради результата: чтобы оставлять после себя след на Земле. Если сказать слегка высокопарно, люди стремятся выражать собственную личность.

Конечно, они не становятся строителями коммунизма, отдающими все способности для того, чтобы получать по потребностям. Капитализм сохраняется. Деньги и объемы индивидуальных покупательских возможностей по-прежнему важны. Но не менее важно становится то, что не измеришь никаким объемом потребления.

«Либеральная демократия, – отмечают Инглхарт и Вельцель, – вряд ли сможет утвердиться или действовать эффективно, если она существует в рамках культуры с преобладанием ценностей выживания, где свобода человека имеет второстепенное значение по сравнению с соответствием социальным нормам и подчинением государственной власти. <…> Люди, поглощенные заботами о физическом выживании, придают меньшее значение эмансипации личности, а потому с большей готовностью принимают – а порой и требуют – ограничения политических и гражданских свобод, составляющих суть демократии. И, напротив, социально-экономическое развитие ослабляет такого рода ограничения независимости людей, увеличивая объем экономических, когнитивных и социальных ресурсов. Проявлением этого становится „культура самовыражения“, в рамках которой демократия воспринимается как форма правления, наиболее подходящая для максимального усиления свободы выбора» [Там же: 232, 239].

Ценности выживания часто порождают диктатуры. Люди соглашаются на ограничение своих свобод, ради того, чтобы кто-то мог твердой рукой навести порядок. Ценности самовыражения с диктатурой несовместимы, поскольку творческий человек в стремлении выразить свою личность постоянно переходит дозволенные рамки. Он может, конечно, приспособляться к авторитарным режимам, если у него нет иного выхода, но он не имеет никаких внутренних стимулов поддерживать такие режимы, если встает вопрос об их замене.

Проблемы нашей страны во многом связаны с тем, что у нас, как раньше во всех западных странах, житейские трудности настраивали людей на поддержку твердой руки. Советская «экономика дефицита» настраивала по-своему, а «лихие девяностые» с инфляцией, преступностью и утратой привычной работы – по-своему. Но в любом случае люди, прошедшие через суровые катаклизмы прошлых лет, часто склонялись к мысли, что ныне нам грех жаловаться на Путина, поскольку при нем и прилавки в магазинах наполнены, и зарплату выдают регулярно, и цены растут умеренно.

Впрочем, по мере того как материальные трудности нашей жизни уходят в прошлое, у граждан России должна была, казалось бы, нарастать склонность к строительству демократии. Но этого не происходит, и аналитики, настроенные пессимистически, делают вывод, что русские, мол, на демократию вообще не способны, что души у них рабские и что палку хозяина они уважают больше любых ценностей самовыражения. На это в теории Инглхарта есть внятный ответ, хотя он сформулирован для общества в целом, а не конкретно для нашей страны.

Изменения происходят за счет смены поколений

«Изменение ценностей в обществе происходит не мгновенно, а постепенно, в основном – за счет смены поколений». [Инглхарт 2018: 38]. Между экономическими изменениями и политическими последствиями, которые они вызывают, существует значительный временной зазор. Для формирования нашего мировоззрения важно не столько то, как мы сейчас живем, сколько то, в каких условиях выросли. Становление личности и появление духовных запросов приходятся на период юности. Если в юности обстоятельства заставляли нас думать, в первую очередь, о выживании, то ценности выживания будут доминировать в сознании на протяжении всей нашей жизни. Если же юность сложилась благополучно и молодой человек мог думать о смысле жизни, о том, как выразить себя и посвятить труд любимому делу, то в дальнейшем у него будут доминировать ценности самовыражения.

Если считать, что советская эпоха и «лихие девяностые» по разным причинам были временем, не слишком благоприятным для жизни, то, значит, ценности самовыражения могли нормально формироваться лишь у того поколения россиян, которое входило во взрослую жизнь уже в XXI веке, когда, с одной стороны, установился путинский политический режим, но с другой – рост реальных доходов позволял большей части населения страны уйти от назойливых дум о выживании.

Сегодня представители этого поколения являются школьниками или студентами. Некоторые доучились и стали молодыми специалистами. В целом же по России доминируют люди, ориентированные на выживание. Но лет через пятнадцать-двадцать, когда станет происходить смена поколений российских правителей, «новая волна», ориентированная на ценности самовыражения, будет составлять примерно половину населения страны. Эти люди вряд ли смогут бороться за высшую власть, поскольку для решения такой задачи они еще не достигнут достаточного политического веса. Но от их выбора во многом будет зависеть то, кто эту высшую власть получит. Если в «схватке» за будущее России элиты станут интересоваться мнением народа, то новое поколение, сформировавшееся в благополучные годы, скорее всего, выскажется за демократию, которая обеспечивает возможность свободного творчества, свободного поиска своего места в жизни.

Правда, это произойдет лишь в том случае, если нарастающие экономические трудности не погрузят Россию в столь длительный и глубокий кризис, при котором придется вновь думать о выживании. Если нас ждет такая катастрофа, то на развалинах одного авторитарного режима может вырасти другой.

Глава 3

Институциональный анализ

Как поставить правителя под контроль

Дуглас Норт с соавторами о борьбе человечества против насилия

Пытаясь разобраться в том, когда и каким образом произойдут демократические перемены, наш человек движется обычно самым прямым путем. Как в школе учили еще со времен советской власти. Народ, полагает он, должен стать сознательным. Сознательность, в свою очередь, должна привести к победе на выборах всяких прогрессивных сил. Ну а если мирным путем прогрессивные силы не могут добиться успеха, то случается революция и новые идеи неизбежно побеждают старые.

Когда на эту схему накладывается грустная российская реальность, наш человек быстро впадает в пессимизм. Никакой сознательности в народе он не обнаруживает. Надежд на демократическую победу прогрессивных сил больше не питает. Скорее, он питает надежду на революцию, обнаруживая перемены в соседних постсоветских государствах. Однако затем наш человек делает вывод, что темный и обожающий автократию народ даже в ходе революции сделает ставку на очередного вождя. И, значит, ничего в России никогда не изменится в лучшую сторону.

Такого рода «анализ» действительности, распространенный среди некоторой части российских интеллектуалов, у профессиональных исследователей социальных трансформаций встречается не слишком часто. Разве что у марксистов и других представителей левых взглядов, по-прежнему ставящих во главу угла народные движения. Обычно ученые заходят,