Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - Элизабет Шимпфёссль Страница 23

те, кто может позволить себе хорошую одежду, снисходят до простых и даже дешевых вещей. С другой стороны, с точки зрения западного наблюдателя, русские люди были склонны одеваться слишком вычурно и статусно: чем выше было их положение, тем более дорогостоящей и элегантной оказывалась их одежда. В XXI веке ситуация кардинально изменилась. Сегодня зарубежных гостей в Москве легко узнать по «неуместному» внешнему виду, объяснял мне бармен в элитном ночном клубе. Например, русские никогда не придут в такое заведение в костюме – так делают только иностранцы, которые могут направиться сюда прямо с работы, не переодеваясь.

Еще в 2009 году российский историк моды Александр Васильев констатировал, что «гламур приказал долго жить»[165], уступив место новому тренду – так называемой «новой скромности, означающей, что мода становится интеллектуальной». Например, когда нынешние представители новой буржуазии надевают вещи в народном стиле, это является точно таким же публичным заявлением о своих взглядах, как было в XIX веке у славянофилов. Но правила «новой скромности» в моде сегодня гораздо сложнее: во-первых, они требуют избегать чрезмерной броскости (желательно даже, чтобы одежда была чуть менее нарядной, чем считается подходящим для данного повода); во-вторых, они требуют одеваться уместно – то есть соответственно каждому конкретному случаю, что предполагает частую смену одежды. Dressing down вовсе не означает сокращения трат на одежду или более расслабленного отношения к внешнему виду. Наоборот, он требует ежедневного принятия порой очень непростых эстетических решений, которые как нельзя лучше обнаруживают вкус человека и ошибки, которые могут нанести серьезный ущерб публичному имиджу[166].

Хотя сегодня dressing down иногда практикуется самыми преуспевающими женщинами и даже иконами стиля, это в основном мужское явление. Например, на полуофициальных мероприятиях типа частных приемов наряду с гостями в изысканных костюмах теперь нередко можно встретить мужчин, одетых в стиле casual, но при этом в сопровождении молодых женщин модельной внешности в дизайнерских платьях. Так, на вечеринке, предваряющей аукцион, организованный домом Sotheby’s в Барвихе, центральном поселке Рублевки, выбор одежды наглядно отражал статусную иерархию гостей. Небрежнее всего были одеты самые важные гости: состоятельные бизнесмены, известные коллекционеры, владельцы крупных издательств. Эти люди знали, что все присутствующие осведомлены об их высоком статусе. Таким образом, неформальный стиль в одежде был выбран намеренно и служил не только групповым маркером, но и маркером иерархии[167].

Dressing down – довольно распространенное явление в привилегированных кругах во многих культурах, и в первую очередь среди английских аристократов. Возьмите, например, торжественное открытие в мае 2013 года художественной выставки, которая была организована под патронажем самого принца Чарльза. Выставка проходила в великолепном загородном особняке, и жена хозяина вышла встречать вертолет с прибывшим принцем, по словам одного из гостей, в «пижамных штанах» и винтажном пиджаке. После этого бывшая модель, на 23 года моложе своего мужа-аристократа, присоединилась к компании своих столь же непритязательно одетых друзей. Их неформальные наряды контрастировали с внешним видом других гостей, которые, за исключением некоторых художников, оделись в соответствии со строгими правилами этикета.

Среди спонсоров выставки, выстроившихся в очередь, чтобы быть представленными августейшему патрону, присутствовал и Александр Лебедев, владелец газет The Independent и London Evening Standard. Бывший российский миллиардер был одет в элегантный, по фигуре, пиджак, жилет, узкий галстук, а также черные облегающие джинсы и белые баскетбольные кроссовки с высокой шнуровкой. Своим стилем casual он как бы транслировал двойное послание: верхняя часть его облика была вполне достойна королевской аудиенции, тогда как общий вид и манера держаться показывали, что это человек, который «сделал себя сам». Другими словами, Александр Лебедев скорее подражал стилю «Я-сам-себе-устанавливаю-правила» Билла Гейтса и Ричарда Брэнсона, нежели стилю «Я-выше-правил-дресс-кода», отличающему английских аристократов.

Лебедева сопровождала его жена Елена Перминова, модель, которая моложе мужа на 27 лет. Она тоже умеет одеваться в неформальном стиле и часто становится героиней модных новостей из-за появления на публике в смелых принтах, пижамах, тюрбанах и шарфах. Но на этот раз Перминова надела длинное, очень облегающее платье с глубоким декольте, которое подчеркивало ее стройную фигуру и женственность. Понятно, что и в случае принца Чарльза, и в случае Лебедева молодость и исключительная красота жен служили зримыми маркерами статуса их мужей. Но если неформальный стиль, выбранный супругой хозяина особняка, был призван показать, что она находится «дома», то стиль Перминовой оттенял и акцентировал «крутизну» российского бизнесмена.

Вообще говоря, в постсоветской России акцент на женской физической привлекательности и сексуальности не просто усилился, но был доведен до крайности. Тяжелая экономическая ситуация 1990-х годов привела к ценностному пересмотру личностных взаимоотношений и, как следствие, к превращению женского тела и женской сексуальности в товар[168]. Такая меркантилизация была беспрецедентной для российской истории[169]. Этому процессу способствовали и некоторые российские женщины, которые рассматривали отношения через призму «торговли» и пытались заключить «наиболее выгодную сделку», соглашаясь на брак или положение любовницы ради материальных и других выгод[170]. Один из моих респондентов, бизнесмен и политик Игнат, так прокомментировал эту форму «меркантильных отношений»: вместо того чтобы покупать очередной Mercedes, на который никто не обратит внимания, куда лучше завести потрясающе красивую жену или любовницу, одевать ее в самые дорогие и элегантные наряды haute couture и увешивать драгоценностями.

Впрочем, демонстрация статуса и богатства посредством ярких женщин-спутниц является самым устойчивым феноменом не только для нынешних времен, но и для всей человеческой истории, причем в любых обществах. В конце XIX века Торстейн Веблен, а затем и Вернер Зомбарт предположили, что первым явным атрибутом роскоши служили именно женщины. Если пользоваться терминологией Веблена, то молодые жены и любовницы – это «трофеи», предназначенные не только доставлять чувственные удовольствия, но и зримо демонстрировать успешность мужчины[171]. Владение телом молодой женщины повышает символический статус мужчины, снабжая его аурой мужественности[172].

Тем не менее сегодня такие характеристики женщин-спутниц, как телесная красота и показная «дороговизна», понемногу перестают быть маркерами высокого социального статуса в России. Бизнесмен Арсений утверждает, что женщины более низкого социального положения, независимо от их красоты, сейчас могут даже поставить под вопрос статус мужчины в обществе: «Здесь, в Москве, мода на то, чтобы жениться на моделях или даже просто выходить с ними в свет, почти исчезла. Теперь она переместилась в провинции и в более низкие социальные слои». По его словам, хотя женщина, разумеется, должна быть привлекательной, теперь она также обязана быть хорошо образованной, культурной и изысканной. Некоторые из респондентов говорили мне, что длительный и стабильный брак, особенно если он был заключен еще до приобретения богатства, сегодня все больше становится важным отличительным и весьма статусным маркером.