Социалистическая традиция в литературе США - Борис Александрович Гиленсон Страница 23

В драматургии линию интеллектуального театра, остро идейного, дискуссивного, просветительского, представляет Бернард Шоу. В близком к нему идейно-эстетическом плане творит Бертольд Брехт, «социалистический просветитель». Герберт Уэллс наряду с бытоппсательскими романами развивает жанр романа публицистического, напоминающего порой беллетризованный трактат, в котором пропагандирует свои теории переустройства мира. Высокой интеллектуально-философской насыщенностью отличается творчество Анатоля Франса, Томаса Манна. Идеи экзистенциализма находят свое художественное выражение у Камю, Сартра. Современная литература вообще оказывается весьма восприимчивой к модным морально-философским теориям: это видно и в театре «абсурда», и в различных формах романа-притчи. Но особенно близок Э. Синклер к Шоу и Уэллсу. У них действительно много общего: необычайная плодовитость, общественная активность, вера в силу социальных реформ и выступления на стороне прогресса. Но главное — это, конечно, их приверженность к социалистическому идеалу.

В своем творчестве Э. Синклер отразил тот широкий, общий для XX в. процесс, когда чистая беллетристика «врастала» в смежные области общественной мысли, а писатели стремились не только воздействовать на чувства, по и на умы своих читателей. Литература явно обретала «просветительское» качество, хотя, конечно, далеко не всегда защищаемые в ней концепции отличались истинностью.

На этом фоне Эптон Синклер выделялся своей приверженностью не столько к отвлеченной философии, сколько к социологии, экономике. Это был писатель специфически американский, деловитый, практичный.

В его работах о литературе, и это существенно, мало говорится о специфике писательского труда в плане эстетическом. Он делает заметный акцент именно на идейно-воспитательной функции словесного искусства. Он призывает к действию, к осуществлению конкретных социальных реформ. Его несомненная сила — в изобличении общественных пороков. Его критика базируется на умело подобранных фактах. Но он еще и реформатор, предлагающий позитивную программу. Здесь он значительно менее убедителен.

«Литература протеста» — это характернейшее для Америки художественное и общественное явление — имеет в лице Эптона Синклера типического представителя. Но Синклер занимает в ней и особое место. Социальная критика обретает в его произведениях такую решительность и силу, ибо Синклер преодолевает столь свойственное многим его соотечественникам ощущение некоей извечности царящего в мире зла, неизменяемости его социальных основ. Существующему порядку вещей, или системе, как любили говорить в пору макрейкерства, он противопоставляет, пусть не всегда решительно и четко, социалистическую альтернативу.

Эптон Синклер пришел в литературу в начале века, в пору, отмеченную подъемом рабочего, социалистического и антитрестовского движения, широкими выступлениями в пользу реформ. Фей М. Блейк, автор книги «Стачка в американском романе», писал: «В период, предшествовавший первой мировой войне, социалистические идеи получили свежий импульс, их влияние возросло… Художник, выражавший свое неприятие капиталистических ценностей, обращал взоры к социализму как возможному выходу»{120}.

Когда увидели свет «Джунгли» (1906), Эптон Синклер был уже автором множества легковесных произведений, которые он «продуцировал» в пору юности, борясь с нуждой, а также нескольких серьезных романов: «Король Мидас», «Дневник Артура Стирлинга», «Манасса». В «Джунглях» уже проявилась свойственная ему особенность— стремление показать социальное зло в его наиболее резких, драматичных формах. В романе шла речь о судьбе приехавших в США литовцев, иммигрантов, т. е. той части рабочего класса, которая была объектом наиболее откровенной эксплуатации. Позднее, в «Короле Угле» Синклер обратился к горькой участи шахтеров.

Романы Эптона Синклера весьма интересны с познавательной точки зрения. И если его герои и кажутся упрощенными как психологически очерченные индивидуальности, то зато весьма разработана характеристика общественно-экономических условий, их окружающих. В «Джунглях» сделан акцент на производственной «технологии», на той сфере, которой обычно как «неэстетической» неохотно касалась литература. Этот сугубо прозаическо-деловитый рассказ Синклера по-настоящему увлекает читателя.

И здесь Синклер показывает себя истинным американцем. Ведь и его соотечественников, собратьев по перу (Уитмена, Лондона, Драйзера, С. Льюиса), притягивала деловая, практическая сторона жизни. Заслугой Эптона Синклера стало его смелое вторжение в мир промышленного производства; об этом свидетельствовали описания труда шахтеров в «Короле Угле» и добычи «черного золота» в «Нефти».

Сердцевина «Джунглей» — это знаменитое, хрестоматийное описание чикагских боен. Бойни у Синклера — это символ, концентрированное воплощение той системы «промышленного рабства», которую писатель заклеймил с помощью метко найденной метафоры — джунгли. В них господствуют волчьи законы, которые приводят к гибели семью Юргпса. Перед ним, а затем и перед другими синклеровскими героями, нелегко постигающими социальную правду, в конце концов, открывается светлая перспектива. Придя на митинг социалистов, слушая пламенную речь оратора, он обретает в социализме новую жизненную веру. Однако самый духовный перелом героя слабо мотивирован, он декларируется, а не раскрывается во всей сложности именно как процесс рождения нового сознания. Новый Юргис весьма бесплотен. Этот недостаток станет для Синклера характерным.

Конечно, за многие годы, прошедшие с момента выхода «Джунглей», условия труда и быт рабочих, описанные Синклером, во многом изменились. Но его роман не устарел. Нельзя не согласиться с Харвеем Суодосом, который в 1961 г. писал на страницах журнала «Атлантик», сопоставляя «Джунгли» с другой выдающейся книгой, «Жерминаль» Золя: «Оба произведения были плодом творчества писателей, которые, вооружившись записными книжками, отправились исследовать новую территорию. Они возвратились к письменному столу, но не умиротворенные, а, напротив, исполненные возбуждения, гнева и надежды, узнавшие цену, заплаченную бесчисленными тысячами людей, созидавшими то, что мы называем цивилизацией. Загрубевшие шахтеры Северной Франции у Золя и иммигранты в мясном городке Чикаго у Синклера никогда не сотрутся в нашей памяти. Они занимают свое место в истории…»{121} И в иных исторических условиях книга Синклера, по убеждению Суодоса, обладает непреходящей значимостью: «Джунгли» должны с «новой силой завладеть воображением совершенно нового поколения читателей».

Джек Лондон назвал «Джунгли» «Хижиной дяди Тома» рабов наемного капитала. С «Хижиной дяди Тома» сравнивали и «Взгляд назад» Беллами. Позднее — «Гроздья гнева» Стейнбека.

«Джунгли» и последовавшие за ним произведения Э. Синклера, написанные в той же манере, с наглядностью явили сильные и слабые стороны «социологического романа», базировавшегося на некоторых определенных идейно-художественных принципах. Созданию книги предшествовала социологическая «разведка», писатель превращался в репортера, «разгребателя», собирателя фактов, бьющих в выбранную цель. Правда, иногда эти пласты по-репортерски поданного фактического материала буквально загромождали повествование, а герой отодвигался на второй план, выполняя функцию связующего этот материал элемента (например, Аллен Монтегю в «Столице» и в «Менялах»). Как заметил советский критик Сергей Динамов, порой Эптон Синклер «в обличительном рвении нарушал пропорции реального»{122}.

Как борец за справедливость, он был нетерпелив, порывист. Подобно чуткому сейсмографу, он отзывался на первые толчки общественных потрясений. Его симпатии и антипатии выявлялись обычно решительно и открыто;