Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме - Джуди Вайсман Страница 9

уменьшением Земли и сокращением Вселенной, сжимаемыми мгновенным временем. Нас затягивает за собой головокружительный бег все сильнее ускоряющегося мира, и все, что нам удается сделать, — управлять этим страхом и руководить им, вместо того чтобы решительно расправиться с ним. «Климатический хаос, приступы паники на фондовом рынке, продовольственные страхи, угроза пандемии, экономические катастрофы, врожденная тревога, экзистенциальный ужас» — несмотря на все это, мы по-прежнему убеждены, что ответ заключается в дальнейшем росте скорости и повсеместности[32]. Таким образом, согласно этой трактовке, скорость — это нигилизм на практике.

Успокаивает то, что, хотя Вирильо известен как «верховный жрец скорости», ускорение, согласно Вирильо, не является уникальной чертой цифровой эпохи[33]. Напротив, он полагает, что мы можем рассматривать историю современности как серию инноваций в сфере непрерывно возрастающего сжатия времени. В своем анализе скорости он учитывает транспорт XIX в. (поезда, автомобили и самолеты), резко сокративший время поездок, связь XX в. (телеграф, телефон, радио, а также компьютер и спутниковую связь), заменившую последовательность и протяженность одновременностью и мгновенностью, и трансплантацию, сжимающую время посредством ксенотрансплантации и нанотехнологий. Каждая из этих технических инноваций повышала независимость темпоральных социальных взаимоотношений от пространства и человеческого тела.

Хотя основная задача Вирильо — выявить широкие социальные тенденции в отличие от упоминавшихся ранее теоретиков, он выказывает большую чувствительность к противоречиям и взаимно противоположным тенденциям. Например, новые транспортные средства резко сокращают время поездок, но в то же время создают дорожные пробки в крупных городах[34]. Для воздушных путешествий характерны бесконечные очереди в переполненных аэропортах, неотъемлемой частью поездок по железной дороге стали задержки и отмены поездов. Дромологический закон Вирильо, согласно которому рост скорости повышает вероятность заторов, выглядит все более и более верным. Кроме того, Вирильо указывает и на возможность политических конфликтов, поскольку ускорение по-разному воздействует на различных индивидуумов, группы и классы. Например, дорожные пробки и очереди затрагивают всех в разной мере, поскольку те, у кого мало времени, но много денег, в состоянии покупать требующуюся им скорость[35].

Телекоммуникации XX в. сократили продолжительность до нулевых величин. Однако Вирильо снова отмечает свойственную ускорению тенденцию к порождению новых форм замедления, являющуюся сквозной темой моих исследований. Хроноскопическое время, интенсивное (электронное) мгновение, влечет за собой такую мощную информационную перегрузку, что лишь ничтожной доли этого мгновения достаточно, чтобы не только расстроить связи «в реальном времени», но и настолько замедлить работу операторов, что они затеряются в бескрайних просторах электронных информационных сетей — в «черной дыре глобализованной взаимосвязанности». Реальные способности к параллельному усвоению знаний оказываются крайне разочаровывающими. По иронии судьбы обеспечиваемая электроникой возможность быть одновременно здесь и везде во времени, не привязанном к пространству, ввергает нас в ступор. Если, например, Кастельс и Урри подчеркивают мобильность и текучесть людей в сетевом обществе, то Вирильо признает, что на уровне повседневной жизни люди во все большей степени оказываются неподвижными — они сидят перед мониторами. Как ни странно, хроноскопическому времени революции в сфере ИКТ — темпоральности мгновенной и непрерывной подключенности — сопутствуют новые разновидности инертности.

Наконец, в том, что касается XXI в., Вирильо выделяет сжатие времени, достижимое посредством трансплантации — в первую очередь трансплантации протезов, которые нам обеспечивают ксенотрансплантация и нанотехнологии. Техническое время, покинув обширные межпланетные и земные пространства, вторглось в микропространства органов и живых клеток, проникая, по словам Вирильо, «в самое сердце жизни». В созерцательном духе он пишет о том, что искусственные ритмы идут на смену естественным, чтобы ускоряться по желанию людей и подстраиваться под диктат машины-протеза. Здесь он снова дальновидно указывает, что генетическое модифицирование людей и животных влечет за собой непредвиденные моральные и этические проблемы, не предусмотренные никаким законодательством. Более того, некоторые авторы даже говорили, что цель этих технологий — в преодолении биологического чувства времени, иными словами — в остановке времени.

Таким образом, историю человечества можно рассматривать как историю гонки со временем, историю роста скоростей, выходящих за рамки биологических возможностей человека. По словам Вирильо, силы технонауки ускоряют мир до такой степени, что начинают исчезать окружающие нас вещи и даже сама реальность. Техническое время уже не является составной частью хронологического времени, и нам приходится осмысливать его в качестве хроноскопического времени. Это новое время охватывает мертвое время перемещений, интенсивное время электронных контактов и дефицитное время, так как колоссальное ускорение повсеместно приводит к сокращению сроков и времени для размышлений. Это преобразование структуры пространства-времени влечет за собой принципиально пагубные последствия как для индивидуумов, так и для общества. Скоростные технологии привносят «беспорядок в ощущения», когда реальное пространство заменяется деконтекстуализованными процессами «в реальном времени», а на смену экстенсивности идет интенсивность. Поскольку люди не в состоянии справиться с этой перегрузкой параллельными источниками информации, Вирильо призывает к замедлению культурных процессов в порядке защиты от дальнейшего вторжения техники в жизнь людей.

Чрезвычайно оригинальные взгляды Вирильо на мир служат здоровым противоядием против избыточного экономизма работ, анализирующих современный капитализм. Этот автор входит в число немногих социальных теоретиков, отдающих должное войне и военным технологиям и подчеркивающих ключевую роль стремительных перемен в распределении военной силы, а также значение военной сферы для технического развития[36]. Однако в конечном счете предлагаемая им военная парадигма затмевает все прочие модальности скорости и типы ее восприятия. Нам предлагаются довольно однобокое описание мира, вышедшего из-под контроля, и редукционистская точка зрения на современные научные знания[37]. Возможно, этим отчасти объясняется мрачный прогноз Вирильо, согласно которому неустанное ускорение неизбежно ведет к «ликвидации мира».

Подобный культурный пессимизм отягощает многие работы о влиянии цифровых технологий на современные контуры времени. В аналогичном ключе высказывается и Барбара Адам, ведущий британский специалист по социальным теориям времени:

Чрезвычайный рост скоростей, мгновенность и сетевые связи влекут за собой утрату контроля. Под мгновенностью имеются в виду идущие по всему земному шару процессы «в реальном времени», сочетающиеся с устранением линейных причинно-следственных связей (в контексте непрерывной линейности). Вместе с этим не остается времени на то, чтобы думать и действовать в промежуток, отделяющий причину от последствия. Хозяева превращаются в рабов, разработчики и операторы становятся самым слабым звеном[38].

Ей вторит и Роберт Хассан, указывающий, что сжатое цифровыми средствами сетевое время, ориентирующееся на чистую скорость, захватывает все прочие сферы жизни, не оставляя времени на чтение, размышления и сопротивление. Как пишет Джонатан Крэри в «24/7», оно даже отбирает у нас сон: если еще поколение назад средний взрослый житель Северной Америки спал по восемь часов в сутки, то сейчас — только примерно по шесть с половиной[39].