Леонид Харченко - Современное биологическое образование: теоретический и технологический аспекты Страница 16

Тем не менее, наука немыслима без веры в существование законов бытия, которые являются по своей сути статистически усредненными отношениями, связями между предметами. Идея бытия как глобального организма вытекает из очевидного факта эволюционирования природы. По словам А. Н. Уайтхеда (цит. по 198), не законы природы определяют развитие предметов, а, наоборот, развивающиеся предметы обусловливают изменчивость законов. Иначе говоря, во Вселенной не существует вечного и неизменного закона, определяющего поведение любого объекта. Закона недостаточно и для конституирования индивидуальности, ибо она богаче закона. По мнению А. Н. Уайтхеда (516), каждый человек, есть неповторимая индивидуальность, в связи с чем современная наука должна преодолеть парадигму признания главенствующей роли абстрактно-общих связей, уделяя не меньшее внимание индивидуальности как универсальному и важному качеству бытия.

Согласно Ф. М. Неганову (3350, динамические законы (физики или социологии) оказываются абстрактными в том смысле, что отражают у индивидуальной сущности только ту ее часть, которая участвует во взаимодействии. Нам трудно наблюдать индивидуальную жизнь одного электрона или молекулы, но нет сомнений, что такой сущностью обладают единицы-носители социальных законов – люди. Наблюдения показывают, что люди меняются непрерывно и мало-предсказуемо, что и обусловливает изменчивость социальных законов. По А. Н. Уайтхеду, «вселенная имеет собственную сущность, которая собственным специфическим состоянием определяет каждое актуально неповторимое «состояние – теперь» бытия. Данное состояние сущности лежит в основе устойчивости отдельных структур бытия, обеспечивает постоянство связей, взаимодействий, отношений, которые и воспринимаются познающим человеком как законы природы» [516, С. 69]. Но это временно существующая устойчивость, хотя возможно и растянутая на годы. Со стороны человека – это законы, со стороны Вселенной – это ее функции, устойчивые и определяющие лишь в данный период их существования.

По словам А. Н. Уайтхеда, единое бытие не есть машина с функционирующими абстрактно-односторонними частями, а есть индивидуальность, развивающаяся вместе со своими отдельными структурными элементами. Хотя бытие в целом объединяется едиными принципами и законами, они не мешают отдельным структурам сохранять свою целостность и неповторимость.

Таким образом, признание значимости иррациональной стороны бытия, а значит и иррациональности как категории философской онтологии, неизбежно приводит к признанию индивидуальности как характерной сущностной черты бытия и значимой стороны человеческого существа.

Однако это вовсе не означает, что в интерпретации данной идеи господствует полное единодушие. В одном случае человеческая индивидуальность становится «жертвой» антиинтеллектуализма (М. Хайдеггер, Л. Шестов), при этом она либо подвергается полной онтологизации, при которой сам человек лишается самостоятельности в своей жизнедеятельности, либо на признанную самостоятельность человеческой индивидуальности накладывается ограничение ее назначения.

В некоторых случаях индивидуальность рассматривается как существенное качество бытия, но при этом авторы (А. Лосев, А. Уайтхед) пытаются навязать скрытое за ней содержание. Одни из них не признают чувственную реальность потустороннего существования в подлинности, поэтому резко ее отвергают (М. Хайдеггер, А. Лосев). Другие, наоборот, признают ее и считают, что именно в ней скрывается то содержание, которое может быть полезным для человека в его многосложной судьбе (Л. Шестов, А. Уайтхед).

В контексте изложенного становится понятным, что успех научной деятельности неизменно сталкивается с проблемой недостаточности выработанных норм, правил и условий достижения истинного знания. Однако это имеет место не только в научном познании, но и в социальной практике, что послужило основанием для формулировки и введения в научный лексикон еще одного понятия – «рациональная недостаточность». Его суть сводится к тому, что рациональное имеет собственную сферу истинности, за пределами которой она теряет свою значимость, но которая все же необходима человеку, поскольку только через рационально-осмысленную деятельность он способен прогрессивно развиваться и находить единственно правильные решения новых проблем. В этой связи вполне справедливо замечание Ф. М. Неганова (336) о том, что если в поиске рационального решения невозможно не обратиться к сфере иррационального, и так как иррациональное, благодаря своей самостоятельности и специфичности, непосредственно несводимо к рациональному, то о последнем можно говорить как об «оптимальном». Это означает, что «оптимальность», как и «справедливость», есть конкретизация рационального, смысловое поле которых неразрывно связано с иррациональным.

Относительная самостоятельность рациональной и иррациональной сторон бытия позволяет говорить о специфичных иррационально-алогичных формах его проявления и влияния на физические, биологические, социальные, педагогические и иные процессы. Это влияние фиксируется понятием (объективная) «случайность». Когда же это влияние касается человека, его жизнедеятельности, целей и планов, то оно обозначается понятием «судьба».

Процессы, протекающие в иррациональной стороне бытия, могут быть не только благоприятны, но и негативны в своих проявлениях. Данный тезис можно подтвердить примерами из биологии и физической термодинамики. Так, изолированные системы теряют способность к саморазвитию, и, наоборот, в открытых системах спонтанно проявляются процессы самоорганизации. Отдельная личность испытывает аналогичное спонтанное проявление инновационных идей только в том случае, когда она открыта внешней реальности. Если рациональная сторона бытия открыта логико-понятийному сознанию человека, то иррациональная – человеку как неповторимой индивидуальности, его личностному восприятию, результатом которого выступает, в частности, неявное знание. Современное естествознание приходит к признанию отсутствия во Вселенной единой сущности в виде единственного динамического закона. И в этой связи мы присоединяемся к выводам И. Пригожина, А. Уайтхеда и др.: единственность и уникальность бытия-существования обеспечивается не только природными законами, но и иррациональной стороной бытия. Последняя открыта человеку как индивидуальности.

Итак, существо новой онтологии предполагает признание значимости человеческой индивидуальности и ложится в основу нового идеала рациональности.

Как отмечает Ф. М. Неганов (336, С. 22), личностный идеал рациональности в отличие от надличностного ориентирован на свободу, открытость и ответственность человеческой индивидуальности, которые выступают условиями принятия рационального решения. Поэтому недостаточно говорить о свободе как о факте присутствия иррациональной стороны бытия в человеке. Свобода есть искренняя убежденность личности в правоте своего выбора в отношении своих действий, выбор, который исходит не от внешнего авторитета, а от личного «Я». Таким образом, критерий рациональности человеческой деятельности, с одной стороны, находится во внутреннем мире самой личности, в его индивидуальности, а с другой, личностная и неотъемлемая от каждого свобода реально совпадает с необходимостью, проистекающей от самого человека.

Процесс, в котором идеал надличностной рациональности теряет свою значимость, уступая место новому идеалу личностной рациональности, можно представить на примере эволюции образовательных технологий и занятого в них педагогического труда.

Механизмы, согласно которым педагогический процесс из сферы принуждения к незнакомой деятельности превращается в сферу личностной самореализации, всегда протекает на фоне качественных изменений, проявляющихся в способе накопления общественного богатства и культуре. Заметим, что первоначальное накопление (в эпоху индустриализма) осуществлялось за счет принуждения индивида к частичной и бессодержательной деятельности. Это вело его к физической и духовной деградации, что послужило основой возникновения массовых социальных конфликтов. Однако в практической жизни созрели условия для накопления общественного богатства через освобождение человека от частичного труда путем внедрения соответствующей техники и технологии. При переходе к новому способу накопления общественного богатства человек по-прежнему занят трудом, но его содержание и характер качественно меняются.

Переход к новому идеалу рациональности происходит не просто, так как он протекает в рамках прежних движущих сил, поэтому образовательная технология не становится более экономичной при ее смене. Это означает, что переход к новым принципам рациональной деятельности осуществляется в рамках требований, которые исходят от материального, экономического закона, которому, как известно, вынуждены подчиняться все. За этим материальным законом, над-личностное функционирование которого оказывается позитивным в деле упорядочения деятельности в рамках общества в целом, следует видеть более глубокую движущую силу – имманентные устремления личности к реализации своей индивидуальности. Такая внутренняя устремленность человека является не только способом его сущностной реализации, но и неисчерпаемым источником развития общества. Это значит, что не внутренняя самостоятельная логика развития педтехнологий приводит к появлению средств обучения, не требующих частичных исполнителей, а воля самого человека, его желание встать выше стоящей над ним необходимости ориентируют на проявление самостоятельности, инициативы и творчества. При этом принципы управления процессом, пропитанные духом авторитарности, неизбежно становятся демократичными, предполагающими участие каждого в управлении образовательным процессом.