Как помочь своему ребенку найти призвание - Андрей Маркович Максимов Страница 2

У меня не было диплома режиссера, не было особых знакомств, но я понимал: если не осуществлю задумку, жизнь моя станет хуже. Здесь не место рассказывать обо всех перипетиях, но в итоге я поставил спектакль в театре имени Ермоловой. После чего в качестве режиссера работал (и продолжаю это делать) в лучших театрах Москвы: имени Маяковского, Моссовета, Вахтангова, Школа современной пьесы и других.

Почему так получилось?

Мною двигало желание.

В сорок семь лет я решил, что хочу заниматься психологией. К тому времени я был вполне состоявшимся человеком: издал много книг, поставил немало спектаклей, по моим сценариям сняли несколько художественных фильмов, я стал известным телеведущим, академиком Российской академии телевидения.

Но желание всерьез заняться психологией было неутолимым.

Я пошел на курсы повышения квалификации, чтобы расширить свои познания. Десять лет я создавал свою систему оказания первой психологической помощи – психофилософию. Издал по ней пять книг. Получил премию Общественной палаты за создание этой системы.

Регулярно провожу личные консультации, читаю лекции по психофилософии и проблемам общения.

Почему человек в весьма зрелом возрасте сумел получить новую профессию?

Потому что этого очень хотел.

Некоторые часто (и нелепо) твердят детям фразы типа «твое мнение никого не интересует», «мало ли чего ты хочешь», «„я“ – последняя буква в алфавите». И прочую ерунду.

Мы осознанно – а чаще бессознательно – отворачиваем молодого человека от него самого. Мы отучаем ребенка слушать себя, слушать свои желания, верить им.

Нарушается принцип волюнтатерапии, и как итог вырастает поколение нервных людей.

Когда речь идет о призвании, желание юного человека первостепенно.

Однако почему же все-таки столь важно это самое призвание, равное желанию?

Об этом и поговорим в следующей главе.

Почему найти призвание – это жизненно важно?

Мы очень любим рассуждать про счастье, а еще больше – спорить. И в этих спорах весьма запутали этот, честно говоря, не такой уж сложный вопрос.

Ведь, если честно, все мы понимаем: счастье – это не так уж сложно. Любимая работа + любимый человек.

Разве человек, у которого есть и то и другое, не может назвать себя счастливым?

Хотелось бы еще, конечно, быть здоровым. Безусловно, это тоже важно. Однако очевидно, что, имея любимую работу и найдя любимого человека, болезнь пережить легче.

Понимаете, что получается?

Призвание – половина счастья. Как минимум.

Очень важно понять: это не просто красивые слова, но суть дела.

Помогая своему чаду найти призвание, мы не только обеспечиваем его средствами к существованию, но и направляем его по дороге к счастью.

Увы, верна и обратная логика: если наш ребенок выбирает работу, исходя из любых критериев, кроме желания, он обрекает себя на несчастную жизнь.

Не устану повторять: волюнтатерапия работает всегда.

Великий психолог Абрахам Маслоу признавался, что его подтолкнула к выбору профессии одна картинка, увиденная им совершенно случайно.

Картинка состояла из двух фотографий. На первой – чудесные, розовощекие, прекрасные младенцы. На второй – толпа мрачных, серых, уставших взрослых людей.

И подпись: «Что случилось?»

Я знаю, что случилось.

И, увы, куда как многие из нас знают: мы мрачнеем, печалимся, иногда даже доводим себя до чувства абсолютного отчаяния и атеистической нелюбви к жизни потому лишь, что нам не нравится наша работа.

Одиннадцать месяцев нелюбимой работы, потом – на море, чтобы «оттянуться».

Мы привыкли к такому положению дел. Мы не видели другого. Так было и у наших родителей. И у наших бабушек-дедушек.

Рад, если у читателей моей книги эта история складывается иначе. Но ведь знакомая картина? Согласитесь!

А тут еще школа беспрестанно вбивает в голову наших детей, что труд – от слова «трудно», а вовсе даже не от слова «радостно». Ребенок привыкает к тому, что учиться в школе не интересно. И в институте не интересно. Значит, и работать будет не интересно.

В конечном счете, не интересно будет и жить.

Самое грустное, когда такое положение дел воспринимается как должное.

Молодой человек (стоит ли напоминать, что девушка – это тоже молодой человек?), сумевший найти свое призвание, принципиально иначе ощущает себя в школе, нежели тот, кому этого сделать не удалось.

Не хочу в этой книге много рассуждать о том, как школа негативно воздействует на детей. Это другая тема – возможно, ей будет посвящена отдельная книга.

Скажу лишь, что, по сути, школа XXI века принципиально ничем не отличается от церковно-приходской школы какого-нибудь XVIII века. Контент разный – суть одна: тридцати совершенно не похожим людям пытаются вбить в голову знания, которые большинству из них не интересны и, что самое печальное, не нужны.

В поддержку этого вывода – цитаты двух гениев.

Альберт Эйнштейн: «Главное в мастерстве учителя – пробуждать радость познания и творчества»[2].

Ну как, дорогие родители, много ли вы встречали учителей, которые цель своей работы видели именно в этом?

Иоганн Генрих Песталоцци – великий швейцарский педагог. О нем и о его системе, без понимания которой трудно отыскать призвание, мы еще поговорим.

«Сущность учения приносится в жертву путанице отдельных изолированных наук; выставляют на стол всякие блюда из крох истины, но умерщвляют дух самой истины…»[3]

Написано в самом начале XIX века. Но разве сегодня что-то изменилось?

Обретение призвания помогает сделать обучение более осмысленным.

Почему?

Ученик начинает получать знания осмысленно. Осмысленность – это как раз то, чего так не хватает в школах. Он или она начинают понимать, какие предметы нужны, а какие – нет. Каким надо уделять больше внимания, а каким – меньше. Какие нужно быстро проскочить, а какие надо изучать углубленно. И если – случается, увы, и такое – учитель не в состоянии серьезно помочь в изучении предмета, значит, надо нырять в Интернет, покупать книжки, уговаривать родителей отвести в кружок или секцию.

Обретение призвания делает человека другим.

Важнейший вопрос бытия: «КУДА ты живешь?»

Если жизнь – это дорога, то ведь важно понимать, куда она ведет, не так ли?

Высокомерие считать, будто дети над этим вопросом не размышляют. Дети вообще в гораздо большей степени философы, чем нам высокомерно кажется. А переходный возраст, тот самый пубертатный период, который мы, взрослые, так боимся и так любим ругать, – это время, когда каждый подросток всегда задумывается над вопросами смысла жизни. Подчеркиваю: каждый и всегда.

Другой вопрос: он стесняется об этом