Евгений Белозерцев - Образование. Историко-культурный феномен Страница 24

На протяжении тысячелетия православие духовно наставляло русский народ, скрепляло государство. Под влиянием православия у русских людей формировались следующие качества: патриотизм, миролюбие, великодушие, державность, свободолюбие, соборность, совестливость, стыдливость, духовность, открытость, благочестие, дружелюбие, гуманность, альтруизм, добродушие, жалостливость, общительность, милосердие, простодушие, сердечность, стремление к социальному равенству.

Многонациональный характер страны и великий процесс освоения огромного пространства способствовали возникновению таких качеств, как смелость, сплоченность, коллективизм, миролюбие, державность, жизнестойкость, трудолюбие, свободолюбие, пассионарность, мастерство, упорство, доброжелательность, веротерпимость, открытость, талантливость, человеколюбие, воля.

Обоснованно называя именно характерные черты русского человека, Шадриков приходит к выводу о том, что целостность нравственных качеств определяет духовность и своеобразие русского народа.

Приближение современного человека к целостности сопровождается рядом трудностей, нагромождаемых противоречий и даже трагедий. О проблемах человека вообще и современного человека в частности размышляет Валентин Распутин:

«Человек, надо полагать, задуман как совершенный инструмент. И разум ему был дан только в соединении с душой, в пропускании через душу, как через крещение, всякого рожденного замысла, в приготовлении предстоящего действия для омытой цели. Разум предлагает, душа отбирает и направляет разум. Те чудные, грустные и ликующие звуки, которыми способен звучать человек в страдании и радости, изливаются из его души; там струны, там и смычок, там небесное дуновение и водит этим смычком. Человек, сознательно или бессознательно потерявший душу, теряет и себя, он уже не человек, а только подобие человека, как в человеке он был подобием Божиим, т. е. падает сразу на ступень, для которой потребовались большие тысячи лет. Без души за свои действия он отвечать не может, он расчеловечен, невменяем и готов на все.

Эти самопотерянность, самоотступничество и самообман (будто ничего плохого не происходит) при скоплении большой человеческой массы, всегда готовой к возгоранию прежде всего от затаенного недовольства каждого собой, от неминуемого саморазложения, – при скоплении большой человеческой массы почти естественно приводят к взрыву. Бессмысленно, как мы это постоянно делаем, обращаться в таких случаях к разуму. Безумие происходит не от недостатка разума, не оттого, что разум, как вождь или царь, «не в курсе», а от тирании вышедшего из-под контроля, переродившегося, злокачественно разбухшего «разума», того, что от него без души осталось.

Цивилизацию девятнадцатого века с ее свободами, законами, экономикой, финансами и политикой, с ее безнравственностью и обезбоженностью русская литература (громче всех – В. Розанов) назвала «кабаком». Постоянное пребывание в кабаке, где все подчинено «праву» кабака, даром не проходит. В девятнадцатом веке еще не был придуман всесветный рупор всесветного кабака – телевидение, литература не нанялась зазывалой в кабак, предлагая срамные картинки, не ударили по ушам и мозгам с неслыханным грохотом тысячи тысяч расплодившихся «биттлзов», этих громобоев «культуры», чьи руки и умы освободили от труда машины; тогда еще человечество не сковано было страхом от «мирного» и «военного» атома, «звезды» кино и телеслучек не избирались с восторгом в парламент, восьмилетние девочки еще не рожали и далеко оставалось до СПИДа, порождения кабака и одновременно справедливого возмездия за кабак, плода какой-то особенно отвратительной любви, которую, должно быть, не стерпел даже сам дьявол. Тогда еще многого не было, да и «кабак» конца прошлого столетия с высоты сегодняшнего кабака кажется захолустным «монастырем», где не во всем придерживались общежительного устава. Но видна была, как говорится, «тенденция», взятое цивилизацией направление, которое и привело к настоящему, повальному, «вальпургиеву» кабаку и пошло дальше, в задние комнаты кабака, в кабак кабака, принявшись по образцу последнего устраивать мир.

К какому после этого обращаться разуму, к какому взывать милосердию?! Растлены и они, и совет, милость, какие могут быть ими даны, будут жестом случайного умиленного настроения насильника, на минуту осознавшего себя жертвой. Общественный разум, понятие само по себе безадресное, стал еще и понятием узаконенной «свободами» жестокости, и измениться к лучшему в условиях кабака он не может, а будет падать все ниже и ниже.

И где же, в чем же спасение, есть ли оно? Этот вопрос и звучит беспомощно – как из пустыни, из ничто, из обезжизненного пространства, куда, словно в могилу, опадают неоплодотворенные завязи людских дел и мыслей. Спасение негде больше искать, как в человеке. Это ненадежное место, но другого и вовсе нет. Оно может быть только в том человеке, который этимологически выпадает из своего имени, ибо не в нем чело и дух нашего прыткого века. Образ и дух времени, как это ни прискорбно, – в рабе нечеловечьего, в человекоотступнике, в сплотившихся в «передовом человечестве» шулерах, ведущих кругосветную подложную игру с небывалыми ставками.

Это – человек в принятой сегодня норме, в праве, в обыкновении. Несть ему числа. Но не по числу, не по множеству дается суть, из которой выписывается имя, и согласиться и попустить, чтобы человекоподобные присвоили и унесли с собой звание человека, сложенное из Божественного замысла, значит все предать, все отдать – и прошлое, и будущее – и окончательно поклониться… Нет, тот, в меньшинстве, в загоне, в насмешке и нищете, сердце которого перегоняет кровь нерастанно с вечными заповедями; тот, кто уцепился и не дается, у кого не загасли благородные цели и светлые идеалы, кто живет не «самозахватной», не выдернутой из общей почвы жизнью, а жизнью подхватывающейся, имеющей «строительное» продолжение; тот, тело которого в душе, как в чистоте и ограде, – тот и только тот сущий человек, ему принесены были дары и испытания. Пусть нечистый своему излюдевшему подданству вытягивает имя из собственного словаря, мы останемся человеками.

Человек к человеку, друг друга замечая, понимая, друг другом прирастая, общностью облегчая мучения… С неколебимостью первых христиан, которые поверили в Спасителя, верящих в Воскресение Человека, готовых во имя его на гонения и проклятия, на любые претерпения, от жертвы к жертве укрепляющихся духом, усиливающихся подвигом стояния… как первые христиане. И так, с муками, стонами и надеждой до тех пор, пока новый император Константин в своем отечестве не возрадуется спасенному человеку и дело спасения не объявит государственной религией.

Есть ли на это полная надежда? Как знать!.. Ответ в нас, в нашем образе жизни. Но если б и не было, если не дождаться никогда чаемого воскресенья, – все равно: жизнь прожить в укрепи, не согласиться на прах животный, остаться человеком и оставить после себя себя человеком – что может быть ободрительней при сходе в залу суда?!»[66]

Итак, русские философы, психологи, педагоги, писатели, художники рассматривали проблему народа и человека с точки зрения целостности его духовно-нравственных качеств. Человек не может выступать в качестве средства для достижения каких бы то ни было целей. Человек сам по себе и смысл, и цель, самоцель. Человек рождается для того, чтобы быть счастливым.

Что это означает для образования? Система образования выстраивается на основе философии образования, центральной темой которой является тема человека и народа. В данном контексте философия человека, антропология есть основа гуманистического направления образования. Философия народа, его характеристические черты определяют национальное содержание и характер образования. Вот почему, наверное, В. В. Розанов предупреждал нас о том, что образование «в правильных своих формах есть высший для человека дар его истории, но дар могущий и стать в своей неправильности истинным его несчастьем». Несчастье наступает тогда, когда образование становится антигуманным, забывая о человеке и его духовной целостности; когда образование становится безнациональным.

Для педагогики так понимаемая философия образования означает только одно: человек не может быть лишь объектом или средством педагогического действа, он, прежде всего, – субъект, себя творящий. Цель образования – внутреннее созревание, духовно-нравственное становление человека или, как говорил Ф. М. Достоевский, «избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя не нашли».

Тема идеала и его достижения

Тема идеала русского человека и возможности его достижения в реальной жизни рождалась из понимания предназначения нации. По мнению В. С. Соловьева, главная функция любой нации состоит в том, что ни один народ не может жить в себе и для себя, ибо жизнь народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества. Перечисляя противоположные свойства в русском народе, Н. А. Бердяев выделяет всечеловечность.