Михаил Филипченко - Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов Страница 26

Радуются воробушки теплу и солнцу. А люди… Люди спешат, бегут мимо, им не до этого. Хоть бы остановились на минутку, отвлеклись, полюбовались, улыбнулись простенькой птичьей радости. Нет, некогда. А одна женщина с тяжелой сумкой в руках чуть не наступила на них. Воробьи дружно вспорхнули у ее ног, простучали мокрыми крыльями, испугав ту женщину.

О весне напомнил и таремский мальчонка лет десяти. Он катался с гор вместе с ребятами и уже изрядно нападался. А тут еще и на моих глазах так упал, что с головой зарылся.

– Весь в снегу! – удивился я.

– Вот и не весь! – он поднял голову из сугроба и улыбнулся.

И точно не весь: глаза не в снегу, а еще веснушки на лице, а их так много, этих крохотных солнышек – все лицо в них. Видно, ни мороз их не берет, ни снег к ним не пристает. Он встал и начал отряхиваться. «Рано, брат, тебя весна так разукрасила», – весело подумал я. Люблю вот таких русских мальчишек: деревенских, конопатых, они обычно добрые, открытые, доверчивые.

А на днях увидел лист земляники. На склоне оврага лыжи спустили снег, и на обнаженной земле рядом с блеклым кустиком дикого клевера выглянул лист земляники. Зеленый, свежий, живой. И на душе стало радостно. Знать, и мороз нипочем: не обжег холодом, не заморозил. На белом снегу он – диковинка необыкновенная. Осторожно сорвал тот листик с резными краями, положил в блокнот и привез домой. Снег обтаял, и он, умытый, свежий, приятно напомнил, что впереди весна и тепло.

35 Деревья прихорашиваются

Деревья начали чиститься еще в декабре, когда роняли на ледяном ветру сухие сучки и ветки. Их было так много, что они и сейчас то и дело встречаются на снегу, только успевай откидывать с лыжни.

А в феврале полетели с берез первые берестяные полоски, легкие, невесомые. Потом побелятся бетулином и станут такими чистыми – не притронься. И осинки принарядились. Они тоже освободились от сухих сучьев и зеленятся вовсю. Вы, наверное, заметили, как блестят их стволы даже в голубом сумраке. А уж на солнце! И ольхи изменились: стали вон какими шоколадными, и все в сережках. Звенят ими, шепчутся, поют. Не заметишь, как полетит в талую воду ее золотистая пыльца. А в веточках сосен уже начинают светиться серебром первые крупинки февральской смолы.

Прихорашиваются все деревья в феврале, а пуще всех березка-модница. То она зарей умоется и в иней разрядится, то снегом обсыплется, то вдруг вся обольется солнцем. А сейчас еще и закудрявилась сережками: вон какой стала густой и кудрявой ее вершина, и уже вишневеют ветки – издалека заметишь.

А это что качается, такое белое между ветками, будто снежный гамачок? Это же гнездо иволги, все в снегу. Она строит его не в развилке, а между ветками натягивает, чтобы даже кошка не могла забраться. Осторожная птица – ничего не скажешь. Но иволги прилетят сюда в мае, когда лес оденется листвой. А сейчас летят в березовые рощи полакомиться почками, крупнеющими день ото дня, синицы, чечетки и даже тетерева. И приятно услышать за барабанной дробью дятла-телеграфиста звонкую песню синиц и еще робкую запевку овсянки.

36

У каждой птицы свой голос. А самый, пожалуй, печальный – у чибиса. Это тревожная просьба не подходить, отойти от сырого луга. Ведь тут все у него: дом, семья, счастье. Вот и вьется над головой, старается заглянуть нам в глаза и умоляет: «Милые!.. Милые!..»

У меня с чибисами была однажды нерадостная встреча. Уже сошли снега, недели две стояло тепло, прилетели жаворонки, скворцы. И вдруг ударил мороз, заснежила, закрутила снова метель.

Полем, мимо прошлогоднего ржаного омета, я направился в лес. Вдруг от омета, с подветренной стороны, один за другим поднялись в снежное небо чибисы, большая чибисовая стая. Я быстрехонько отбежал от омета, чтобы они смогли снова укрыться. Да куда там, хотя и сделали над ним круг. А сколько тревоги было в их крике! Я помню его и сейчас: «Куда нам?.. Куда нам?..» Холодный ветер относил их в сторону, острый снег бил в крыло. А они летели и кому-то все жаловались: «Куда нам?..» А куда летели, если кругом снег и не было конца метели.

Наступило лето. Тихо было у озера: чибисы не поселились. С тех пор прошло много лет, но мне и сейчас слышится в каждом чибисином крике плач по тем, кто покинул тогда ржаной омет.

37

Всего, конечно, за недолгий свой отпуск Сергей не мог ни увидеть, ни узнать, – слишком много странного, никак не вязавшегося с ожидаемым, встретило его не только в селе, но еще на ближних подступах к нему, когда он вышел из вагона на станции и, по обыкновению всех завидовцев, не направился прямо домой, а решил заглянуть к тетеньке Анне – на этот раз для того, чтобы получить первую и – он знал – самую обширную и достоверную информацию об односельчанах. Да и время было позднее; вечерние сумерки быстро сгущались, попутного транспорта теперь уже не будет; до Завидова семнадцать верст, не ближний свет, к тому же на руках офицера были два чемодана, отнюдь не до конца опорожненных у брата и сестры. Тетенькина же информация сгодится для того, чтобы, придя в село, не совершить какого-нибудь необдуманного поступка и не обронить какого-либо слова, способного не поврачевать, а, напротив, расшевелить, растеребить чью-то сильно пораненную душу, – а их на селе окажется немалое число таких-то душ.

Как и в довоенные годы, ни калитка, впускающая во двор, ни двери, ведущие в сумеречь сеней и в светлую горенку с земляным, всегда свежепобеленным полом, не были заперты, потому что хижина тетеньки более чем прежде, в худшую военную и тяжкую послевоенную пору, была для людей домом открытых дверей. Сергей подошел к нему в момент, когда хозяйка, ни капельки, с точки зрения офицера, не изменившаяся за эти шесть с половиной лет, вышла на низенькое, о двух ступенях, подгнившее крылечко, жалобно зароптавшее под ее ногами. Вслед за тетенькой из сеней выкатилась рыжая лохматая собачонка, взъерошила загривок, но, тут же вспомнив, что так на подворье гостей не встречают, уложила вздыбившуюся шерсть на место и приветливо замолола хвостом.

(По М. Алексееву)

38 Шутка

Что и говорить, дятел – преинтересная птица. И, опереньем видная такая, нарядная, и лесу очень полезная. Сколько деревьев вылечит дятел, сколько спасет от лесных вредителей. Слышите? Глухой и дробный стук: тук-тук-тук. Это он за ними охотится, их достает.

Еще он любит по весне пить сладкий кленовый сок. Наделает отверстий вокруг ствола, словно колечком опояшет, и слизывает языком – вкусно-то как!

А это разве не интересно, что он не любит старых квартир и каждую весну сооружает себе новое жилье. А старое отдает другим птицам: живите, не жалко.

Еще дятлы очень любопытны. Вот какой случай произошел однажды весенним днем.

Кто-то повесил на сучок стеклянную банку. Я снял ее и постучал по осине – гудит, еще как отдается по студеному стволу. А неподалеку стучит дятел без устали, видно, никак не наработается. Вот и пришла мысль разыграть его, немного отвлечь от дела. Выждал, когда тот закончил очередную дробь, начал я отбивать банкой свою: тук-тук-тук. И что же: вскоре мелькнул своей пестротой и спрятался. Я тоже спрятался от него и сделал перерыв, пусть дятел немного поищет. Снова перелетела любопытная птица. Я опять банкой: тук-тук-тук. Уж он подлетел совсем близко, посмотреть, как его сосед работает, а может быть, его внимание привлекло нарушение границы владений. Мне захотелось, чтобы он подлетел еще ближе. Но не такой уж дятел простофиля, чтобы его можно было провести. Стоило мне еще стукнуть банкой дважды, как он потерял всякий интерес и улетел к своему дереву, чтобы продолжить работу.

39 Сластена

Пригрело солнышко склоны. Почуяв весну, проснулся еж и выбрался из ямки под дубком, где проспал всю зиму. Мы еще с осени заметили его хатку. Он натаскал листьев полную ямку, сам обкатался ими и, свернувшись клубочком, скатился вниз и заснул. Осень еще долго покрывала его листьями, а зима мастерила снежную крышу.

А на днях заглянули в эту ямку, она уже пуста: ежик убрел в поле к прошлогоднему ржаному омету за мышами: за зиму-то отощал. Ушел и не вернулся, только на твердом насте оставил легкий след.

Что не вернулся, мы узнали по конфетке, которую положили у ежовой квартирки. Она так и лежит нетронутой. А он бы непременно съел, потому что ежи – большие сластены. Об этом мы узнали летом. Идем с внуком по лесной тропе и видим: впереди нас, позабыв всякую опасность, лениво вышагивает еж. Ноги тонкие, темные. Он шагает не спеша, только жидкое тело слегка вихляется из стороны в сторону. Мы идем за ним тихо, не дыша. Расстояние между нами и им сократилось до двух шагов. «Вот и встретились!» – говорю я громко. Он не обернулся, только свернулся в клубок. Дотрагиваюсь ногой. Ёж сердито фыркнул и подпрыгнул, пугая нас. А потом замолк. Мы ушли от него, оглянулись: на тропе по-прежнему продолжал лежать рыжеватый колючий комок. А потом вернулись и положили рядом с ним конфетку: съест или не съест?