Алексей Никитченков - Теория и практика преподавания фольклора в начальной школе Страница 3

Ставя задачу приблизить ребенка «живому источнику народного языка», К. Д. Ушинский придавал большое педагогическое значение малым фольклорным жанрам, особенно пословицам и с точки зрения формы (отмечая их поэтичность, образность, специфику грамматического строения), и с точки зрения учебной работы над их смыслом, представляющей для ребенка «маленькую умственную задачу». Прибаутки и скороговорки, кроме того, размещены автором еще и с патриотической целью «развить в детях чутье к звуковым красотам родного языка. Особенно я рассчитывал на учеников образованного класса, того класса, который испортил свой родной язык, лишив его цвета, красок поэзии и жизни», – сообщает автор.

Особая роль в первоначальном обучении чтению принадлежит сказкам, которые К. Д. Ушинский ставил «недосягаемо выше всех рассказов, написанных нарочно для детей образованной литературой. В этих рассказах образованный взрослый человек усиливается снизойти до детского понимания, фантазирует по-детски и не верит сам ни в одно слово им написанное». Очень много методических приёмов и находок, связанных с чтением сказок, находим мы у К. Д. Ушинского. Например, совет начинать обучение чтению с «повторяющихся» (кумулятивных) сказок, чтобы состояние успеха сопутствовало начинающему читателю, приём рассказывания сказок, коллективного восстановления сюжета, советы по работе над языком и образностью сказок. Очень важно заметить (об этом, к сожалению, забудут советские последователи идей объяснительного чтения), что К. Д. Ушинский призывал не искать нравственного смысла народных сказок, так как он «неважен, да его часто вовсе нет». Автор отмечал в своих методических руководствах связь сказки с «глубиной языческой древности» (но детям эта связь не демонстрировалась), старался бережно относиться к первоисточникам, хотя нередко прибегал к адаптациям. Четко обосновывал и целесообразность чтения страшных сказок, заранее возражая моралистам: «Если дитя боится кого-нибудь темного угла, то не уводите его прочь, а напротив, несите в этот угол свечу, садитесь там сами, и страх ребенка рассеется безвозвратно» [28, с. 338–343]. Поскольку произведения устного народного творчества предназначались К. Д. Ушинским прежде всего для того, чтобы ввести ребенка в народный язык, а следовательно, в «мир народной мысли, народного чувства, народной жизни, народного духа» [28, с. 405], в «Родном слове» для второго года обучения фольклора уже меньше. Использование малых фольклорных жанров носит эпизодический характер. Представлены сказки (восемь русских народных, а также немецкие в обработке братьев Гримм), народное предание «Змей и цыган», тринадцать народных песен, среди них обрядовые (заклички, подблюдные песни, рождественские и новогодние колядки, трудовые) и необрядовые лирические. Особого внимания заслуживает раздел «Из детских воспоминаний». Тексты, написанные от лица ребенка и посвящённые годичному кругу народно-православного календаря, содержат много упоминаний о народных обрядах, связанных с теми или иными народными праздниками: «Мне удалось без фонаря донести домой зажжённую свечу. Бабушка взяла у меня свечу и выжгла на дверях кресты», – читаем в воспоминаниях о страстном четверге [28, с. 213].

Другие учебные книги К. Д. Ушинского – «Детский мир» и сопровождающая ее «Хрестоматия» – были предназначены для школьного и домашнего чтения. Поскольку курс был, прежде всего, направлен на формирование и расширение представлений ребенка об окружающем мире, развитие его логики, мышления, речи посредством изучения родного языка, то большинство размещённых в «Детском мире» текстов носит форму «познавательных статеек», дополненных по тематике художественными (рассказы, стихи, басни). Исходя из целей хрестоматии, размещение в ней фольклора было нецелесообразно, поскольку задаче формирования адекватного представления об окружающей действительности он соответствовать не может. Исключение составляет народная историческая песня про покорение Казани, переведенная К. Д. Ушинским в прозаическую форму, более удобную для чтения.

Высоко оценивается вклад Л. Н. Толстого в отечественное начальное образование, в том числе и его влияние на детское общедоступное чтение. Созданные им произведения для детей, безусловно, сыграли важную роль в формировании русской детской литературы 60–70-х гг. XIX в. и в ее дальнейшем развитии. Вопрос о статусе фольклора в первоначальном обучении родному языку в значительной мере имеет отношение к «Азбуке» (1872) Л. Н. Толстого. Ее первая часть посвящена изучению алфавита, слогов и упражнениям в первоначальном чтении, которые в большинстве случаев представляют собой народные пословицы, поговорки, загадки, при необходимости разбитые для удобства чтения на слоги, содержат звуковые пометы для правильного орфоэпического прочтения. Малые фольклорные жанры становятся универсальным материалом в обучении чтению. Они достаточно просты для озвучивания начинающим чтецом, доступны в смысловом отношении (при необходимости адаптированы Л. Н. Толстым), представляют собой образец точного, лаконичного и содержательного построения высказывания, а, следовательно, незаменимы в плане речевого развития учащихся. Конечно, они имеют и нравственный подтекст, который очень важен для автора. В «Новой Азбуке» (1875) Л. Н. Толстой их заменил дидактическим текстами, с его точки зрения, более отточенными и содержательными. В части второй, включающей материалы для чтения, много басен, познавательных текстов, сказки мирового фольклора, есть русская сказка в прозе («Липунюшка»), в стихах («Дурень» из сборника К. Данилова), былина («Святогор-богатырь» из сборника П. Н. Рыбникова). Все они приведены в значительной обработке. Известно не менее трех черновых вариантов правки былины [27, с. 340–341], кроме того, представлен лишь фрагмент первоначального текста. Таким образом, Л. Н. Толстым велась кропотливая текстовая работа, он тщательно перерабатывал первоисточники, но широко использовал картины народного быта, излюбленные народные образы. Например, рассказ «Как дядя Семен рассказывал, что с ним в лесу было», помещённый в «Новую Азбуку» очень напоминает народную быличку о лешем или черте и по сюжету, и по характеру действующих лиц, но с совершенно неожиданной для фольклорного жанра развязкой событий (это был сон), которая порождает несвойственные для былички эстетические переживания и нравственные выводы. Однако сами произведения фольклора, с точки зрения Л. Н. Толстого, не обладали самодостаточной художественно-смысловой ценностью в плане приобщения ребенка к родному языку и отечественной духовной культуре.

Если в описанных выше учебных книгах фольклор выступает как учебный материал для чтения, языкового развития ребенка и расширения его представлений об окружающем мире, нередко значительно адаптируются в педагогических целях, то в дореволюционной учебной литературе есть и такие, которые могут дать первоначальные представления о системе фольклора и его взаимоотношениях с литературой. Книга А. В. Оксёнова «Народная поэзия» [16] не была привязана к конкретному учебному предмету и поэтому предназначалась для широкого круга читателей – учащихся (для дополнительного чтения), учителей (для подготовки к занятиям) или просто любителей старины. При этом она оказалась востребованной и была рекомендована для школьных и народных библиотек. А. В. Оксёнов выступил лишь в роли составителя, а следовательно, популяризатора идей крупных литературоведов того времени (И. Порфирьева, А. Галахова, А. Незеленова, П. Смирновского) среди учителей начальной школы и в кругу рядовых читателей. Научная база книги – сравнительно-историческое литературоведение. Способ построения книги использовался объяснительно-иллюстративный: от краткого изложения теоретического материала по каждому из фольклорных жанров – к текстовым примерам в подлинных записях П. Рыбникова, И. Сахарова, Ф. Буслаева, О. Миллера и других фольклористов. В сборнике «Народная поэзия» представлены двадцать две былины, пятнадцать исторических песен, восемнадцать сказок разных жанров, четырнадцать духовных стихов, три повести книжного происхождения, «обрядовые и бытовые» песни (разбойничьи, хороводные, похоронные, колыбельные, русальные, веснянки, подблюдные, колядки и многие другие), пословицы и загадки («мифические» и библейского происхождения), – всего этого вполне достаточно, чтобы иметь основательные для учителя начальной школы представления о фольклоре. Кроме того, некоторые тексты сопровождаются образцами напевов, а в конце представлен основательный словарь (в основном по материалам словаря В. И. Даля), объясняющий значения устаревших и диалектных слов.

Однако в большинстве случаев такие пособия, в которых фольклор становился предметом критического обзора литературно-исторического характера, предназначались для старших классов средних учебных заведений. Вообще, начинать изучение истории русской словесности с фольклора было традицией для школ конца XIX – начала XX в., и происходило это, как мы уже упоминали выше, в старших классах. В популярном во второй половине XIX в. пособии для средних учебных заведений «История русской словесности» А. Д. Галахова Отдел 1 первого тома называется «Словесность устная» [8, с. 1–26]. В нем рассматриваются: отличие устной словесности от письменной, виды народной словесности, виды песен, песни обрядовые, бытовые, о богатырях, исторические, а также сказки и пословицы. По такому же принципу построен и фундаментальный труд А. Д. Галахова «История русской словесности, древней и новой» [9, с. 1–159], в работе над которым принимает участие весь свет тогдашней науки: А. Н. Веселовкий, О. Ф. Миллер (участвует в подготовке материалов о былинах и исторических песнях), А. И. Кирпичников (духовные стихи), П. О. Морозов (обрядовые и бытовые песни, сказки, пословицы, поговорки, загадки). А. Д. Галаховым была также составлена «Полная русская хрестоматия» в двух частях. Вторая часть содержит сборник поэтических текстов, в котором произведения русского фольклора занимают достойное место.